Лесина Екатерина : другие произведения.

Хроники ветров. Часть 1. Книга желаний

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.76*13  Ваша оценка:

ХРОНИКИ ВЕТРОВ.

1. КНИГА ЖЕЛАНИЙ

   Пролог.

Пролог.

   Гулкая тишина была привычной, но вместе с тем неожиданно раздражающей. Карлу чудилось в ней осуждение, хотя, видит Бог, чего-чего, а осуждения он не заслужил. Проект не принесет ничего, кроме пользы, причем в данном случае польза будет обоюдной. Что до остального, то Париж стоит обедни.
   Стоил. Нету больше Парижа, хотя обедни исправно служат. И именами древних городов латают дыры в собственной памяти. В этом мире все запуталось.
   - Ну, за удачное начало? - Марек поднимает бокал. - Что-то не вижу оптимизма.
   Оптимизм? Какой к чертовой матери оптимизм, когда на душе тошно? Пляшут чаши весов, пытаясь соизмерить величие цели и чистоту средств. К утру затихнут. Раньше во всяком случае всегда затихали.
   - За удачу.
   - Да ладно тебе, Карл, все будет в порядке, выживет твоя... девочка. Главное, что бы там не происходило, не вмешивайся. Пусть адаптируется самостоятельно.
   Конечно, выживет, куда ей деваться? И у Карлова беспокойства совсем иные корни.
   - На Юге что-то происходит. Ветер говорит, что в степи чужаки. Много и сильные.
   Марек слушал, поставив бокал на стол и скрестив руки на груди.
   - Племена не пришли на торг.
   Зато потянуло гарью и пороховой вонью, в которой прятался знакомый запашок. Он заставлял нервничать, принюхиваться и, выпустив когти, искать врага.
   - И что ты хочешь?
   Марек тоже чувствует, хотя пока не разобрался, что именно.
   - Помощи. Заложить Ветер на дальнюю разведку.
   - И что тебе мешает?
   Ничего не мешает. Но только сил собственных не хватит, и Марек это прекрасно понимает. Ему просто нравится, когда о помощи просят. Что ж, Карл не гордый, он попросит.
   Уж очень поганое на душе предчувствие.
   - Конечно, - ответил Марек, выслушав просьбу. - Всегда рад помочь. Ну, твое здоровье.
   У вина легкий привкус земляники, который сменяется полынной горечью...
   Снова тревожно.

Часть 1. Случайные знакомства

Глава 1.

   База - Тени.
   Срочно. Секретно.
   Степень достоверности информации? Возможность личного подтверждения идентификации?
  
   Тень - Базе.
   Секретно Срочно.
   Достоверно. Идентифицировано. Имею доступ. Жду инструкций.

Вальрик.

   День выдался смурной, ненастный. Серое небо отражалось в мутной воде пруда; желтоватый, прошлого года камыш сердито шелестел на ветру. Настроение было подстать погоде. Вальрик замерз, проголодался, но продолжал сидеть на берегу из чистого упрямства. Рядом на траве валялась удочка, чтобы, если кто вдруг увидит его тут, можно было с чистой совестью сказать: "Я рыбу ловлю, а не..."
   - Просто ловлю рыбу. - Вальрик повторил фразу вслух, но получилось не убедительно. Да никто и не поверит в сказку о рыбалке: свежий синяк под глазом и рассеченная губа сами за себя говорили. Айвору хорошо, он здоровый и сильный, и с оружием легко управляется. Отец вообще говорит, будто Айвор с мечом в руке родился. Правда наставник Димитриус тут же возражает, что это не дает Айвору права обижать тех, кто слабее. Конечно, всем понятно, кого он в виду имеет...
   Начался дождь, мелкий и холодный. Придется-таки возвращаться. Вальрик скривился, представив насмешливые взгляды прислуги и возмущенные восклицания Димитриуса. Нет, пожалуй, он еще немного посидит. Ну хотя бы до темноты, а там, может, получится пройти с черного хода, не привлекая ненужного внимания.
   Тяжело, когда тебя не любят.
   Задумавшись над собственными горестями, Вальрик не услышал шагов, и когда над самым ухом раздался насмешливый голос Айвора, бежать было уже поздно.
   - Ну, я же тебе говорил, что он здесь. Он всегда на пристани прячется, чтобы никто не видел, что он ревет, как баба.
   Тяжелая рука легла на плечо, но стряхнуть ее Вальрик не посмел. Подобная вольность была чревата еще одним синяком. Или даже не одним.
   - Да ладно тебе, Айвор, не пугай мальчишку, - промурлыкал Серж.
   Теперь вечер можно было считать состоявшимся. Эти двое ни за что не оставят его в покое.
   - Здравствуй, Вальрик, как дела? - задумывая очередную пакость, Серж становился приторно- вежливым.
   - Нормально.
   - Вот видишь, Айвор, он не плачет. И дела у него нормально. На самом деле он - славный парень, а что хилый, так не виноват же, что таким уродился. Правда?
   Вопрос сопровождался дружеским хлопком по спине.
   - И не трус он.
   Айвор только хмыкнул.
   - Конечно, не трус. Это я тебе говорю.
   Вальрик, слушая хвалебную речь Сержа, помалкивал. Происходящее настолько не укладывалось в привычную картину мира, что в голову пришло одно-единственное объяснение: они снова что-то придумали.
   - А раз не трус, так пускай докажет, - пробурчал Айвор. Вот он, в отличие от Сержа, притворяться не умел, потому взирал на Вальрика с нескрываемым презрением.
   - А он и докажет. Он ведь не побоится пойти с нами, правда, Вальрик?
   - Куда?
   Вопрос был задан вовремя, поскольку Серж, просветлев лицом, радостно ответил.
   - На вампира поглядеть.
   И тут Вальрику стало совсем тошно.
   Вампира поймал отец. Поймал и посадил на волшебную цепь, которая не позволяет вампиру убежать. В замке только и говорили об этой твари, о том, что вампир свиреп и силен, что он десятерых наемников в бою задрал. И еще многих сгубит, поскольку князь, про Бога позабыв, не спешит уничтожить мерзкую тварь, а держит ее взаперти да еще рабами подкармливает. Правда, про Бога и рабов говорили шепотом, потому как узнай князь о разговорах, враз прикажет всех повесить или, хуже того, вампиру отдать.
   - Я ж тебе говорил, что у него кишка тонка, - пробасил Айвор. - Вон, позеленел весь. Баба!
   А Вальрик и не нашелся, что ответить. Смотреть вампира? Да отец строго-настрого запретил кому бы то ни было, кроме некоторых стражей, спускаться в подземелье. И Вальрику отдельное внушение сделал. Ну да Вальрик не безумный, он же понимает, насколько опасно связываться с нежитью, тем более такой...
   - Трус, - небрежно кинул Серж. Лучше бы ударил.
   Вальрик почувствовал, как вспыхнули щеки, а сердце бешено заколотилось. Он не трус! Не трус!
   - Я... Я... А ключ?
   Спасительная мысль уняла сердцебиение. И вправду, как это он сразу не подумал. Вампир же в камере сидит, которая на ключ закрыта, а ключ тот только у отца есть.
   - Ключ? - Серж хитро улыбнулся. - Смотри!
   На кожаном шнурке висел ключ.
   - Так что, Вальрик, ты идешь или как?
   Серж подбросил ключ на ладони, и Вальрик, понимая, что попался, ответил:
   - Иду.
  
   В башню их пропустили. Начальник караула, правда, попытался возражать, но Айвор легонько ткнул его кулаком в грудь и повелел заткнуться. А спорить с Айвором себе дороже.
   Вниз вела узкая лестница с крутыми ступеньками. Когда Вальрику предложили идти вперед, дескать, раз у него факел, то ему и дорогу освещать, он напрягся, ожидая тычка в спину. Но не решатся же они на убийство? Или решатся? Главное, факел из рук не выпустить.
   Ниже. Темнее. Ступают мягко, почти бесшумно. Дышут в затылок. И тени их, искаженные, по стенам пляшут, издеваются. А вот и последняя ступенька.
   - Пришли, - зачем-то сказал Серж. И без того понятно, что пришли: узкий пятачок пространства, зажатого между каменными стенами, и темная дверь с внушительным замком.
   - Ну что, не передумал?
   Вальрик хотел было сказать, что передумал и хочет наверх, а вместо этого почему-то ответил:
   - Нет.
   - Тогда открывай. Да дай ты факел, ничего с ним не случится.
   Пришлось отдать, вернее, поменять факел на ключ. Вальрик даже понял, что сейчас произойдет: как только он вставит ключ в замок, факел погаснет, а Серж или Айвор - это уж как они сами там решили - жутко заорет над ухом.
   Идиоты.
   Ключ жег ладонь, большой, черный, с двумя бороздками и желтым пятном ржавчины.
   - Не тяни. Если боишься, то так и скажи, мы без тебя справимся, - поторопил Серж, и Вальрик решился. А будь что будет: ключ повернулся в замке с удивительной легкостью, видать, пользовались часто. Против ожидания факел не погас, наоборот, Серж почти силой сунул его в руку. А Вальрик вцепился. С факелом, оно надежнее как-то.
   Дверь открывалась медленно, беззвучно. Вальрик настороженно вглядывался на черную щель, еще немного и они своими глазами увидят...
   Толчок в спину, порог подножкой и Вальрик влетел в камеру. Выронив факел, он растянулся на полу, а дверь захлопнулась под веселый хохот с той стороны.
   Шутка удалась.
   Подняв факел, Вальрик повернулся спиной к двери: унижаться и просить, чтобы открыли, он не станет. Уж лучше умереть, чем до конца жизни выслушивать насмешки и напоминания о собственной трусости. А он - не трус!
   Воняло внутри неимоверно, как от дохлой кошки, если б та с лошадь размером была... как от рва, с которого летом воду спустили, чтоб вычистить. Вальрик, зажав нос рукой, принялся осматриваться. Одного факела было маловато, чтобы осветить всю камеру. Нервное пятно света коснулось гнилой соломы на полу, играючи скользнуло по ржавым звеньям толстенной цепи, прыгнуло на сырые стены, кое-где украшенные пятнами плесени...
   Камера была пуста. И Вальрик, не сдержав вздоха облегчения, опустился на пол. А ведь у них почти получилось напугать его... придумали... камера, вампир, ключ... и ведь он едва-едва ни поверил!
   А в следующий миг из темноты раздался голос:
   - Ты кто, человек?
  

Коннован.

   Холодно. И этот холод изматывает сильнее боли. В голове шумит и больше всего на свете хочется спать. Закрыть глаза и заснуть.
   Нельзя спать в холоде, если, конечно, хочешь жить. Я хотела. И жить, и выбраться, и рассчитаться с князем за гостеприимство. Я просто ждала подходящего случая.
   И выживала. Да-ори вообще твари живучие.
   Этих троих я услышала задолго до того, как в замке? повернулся ключ. Шутники, однако. Небось, решили, что я сразу же убью мальчишку. Признаюсь, подобное желание имелось, но...
   Во-первых, я не собираюсь участвовать в чьих бы то ни было дурацких планах. Во-вторых, князь Володар вряд ли обрадуется подобному самовольству с моей стороны. Князь Володар сам показывает, кого можно убивать, а кого нельзя. В-третьих, этот мальчишка совершенно точно не относился к категории тех, кого убивать можно. Рабы не носят сапог и оружия, а у моего нечаянного гостя на поясе висел кинжал. Да и одежда хоть и грязная, но дорогая, и перстень на пальце признаком благородного сословия. Значит, кто-то из родственников князя или его гостей. Убей я его, и Володар шкуру спустит, причем в самом что ни на есть прямом смысле слова.
   Есть еще четвертая причина, которая аккурат сейчас предупреждающе сжимает горло.
   Итак, некоторое время я просто наблюдала. Мальчишка, лет четырнадцати-пятнадцати, худощавый, пожалуй, даже слишком. Черты лица правильные, мягкие, даже несколько женственные, но синяк под глазом и разбитая губа говорили, что характер у моего гостя совершенно не женский. К тому же он не трус. Не плачет, не орет, требуя выпустить его, только настороженно вглядывается в темноту, не решаясь отойти от двери. Ну да кто бы на его месте решился?
   Слышу шаги. Те, которые за дверью уходят? А этого не заберут? Ничего не понимаю и потому, решив нарушить статус-кво, задаю вопрос:
   - Ты кто, человек?
   Он вскочил, вытянул факел, точно меч, и слегка заикаясь от страха, приказал:
   - Не подходи!
   - Не буду.
   - Не подходи!
   То ли мальчишка не услышал, то ли не поверил. Его проблемы, я же повторяю вопрос.
   - Ты кто?
   - Я... Я Вальрик. Сын князя Володара.
   - Сын? - вот это сюрприз. Мальчишке я поверила.
   - Сын. Меня нельзя убивать.
   - Я и не собираюсь.
   - Правда?
   - Правда.
   Парень успокаивается, поднимает факел. Некоторое время сидим молча, вернее, я сижу, а он стоит, прислонившись спиной к двери. Тишина порядком успела мне надоесть, поэтому задаю следующий вопрос:
   - А те, которые с тобой были, они кто?
   - Они? Братья.
   - Родные?
   - Родные.
   - И чем ты им не угодил?
   - Я?
   Его манера переспрашивать раздражает. Но вряд ли от испуганного детеныша можно ожидать связной речи.
   - Ты. Почему они пытались убить тебя?
   - Это была шутка.
   То ли он глуп, то ли наивен, а может и то, и другое сразу. Вальрик поспешно добавляет:
   - Они всегда так шутят.
   - Над тобой?
   - Да.
   - Почему?
   - Потому что я слабак, - мне показалось, что мальчишка шмыгнул носом. - Слабак и трус.
   Все-таки я совершенно не понимаю людей.
  
   Больше мы не разговаривали. Мальчишка, устав стоять, сел на пол. Он по-прежнему крепко держался за факел, и нож достал, положил на колено лезвием вперед. Я же сидела в своем углу, ожидая, когда придет кто-нибудь из охраны и уберет это чудо из камеры.
   Время текло медленно. Здесь, в подземелье, я вообще не чувствую времени, день ли, ночь - все едино. Это место холодного камня и боли, в котором меня держат не метровой толщины стены, не двери из мореного дубу, не ржавая цепь и, уж конечно, не стража. Мой личный сторож скользкой лентой обвивает шею. Я не знаю, что это. Оно одновременно и ошейник, и поводок, прочно привязывающий меня к князю, и пряник, и хлыст. Оно живое и ненавидит меня.
   Я не могу уйти, пока князь сам не отпустит меня.
   Я не могу слышать голоса Ветров.
   А Ветра не слышит меня.
   Шаги князя прочно ассоциируются с болью. Спешит. Мальчишка, заслышав эхо, поднимается и благоразумно отходит от двери. По-моему, он выглядит более напуганным, чем пару минут назад. И вскоре я понимаю причину этого страха: князь Володар, увидев сына живым и здоровым, вместо того, чтобы обрадоваться, отвесил ему такую оплеуху, что даже у меня в ушах зазвенело.
   - Отец... - К чести Вальрика, он не заплакал, - я...
   - Нарушил приказ. Опустился до воровства. Вон.
   - Но...
   - Вон, я сказал! - взревел князь, и Вальрика точно ветром сдуло.
   - Ну? - Это уже относилось ко мне.
   Молчу. Опыт подсказывает, что лучше не открывать рот до тех пор, пока не задан конкретный вопрос.
   - Сюда иди. На свет. Говори, почему не убила? Знала, что мой сын?
   - Нет. Сначала не знала.
   - А потом, значит, сказал?
   - Да.
   - Один пришел?
   - Нет.
   - Кто еще?
   - Двое. Имен не знаю. Сказал, что братья. Пошутили.
   - Пошутили, значит, сучьи дети... И этот хорош. Выпороть, чтоб неповадно было... хотя пороли уже... - князь почесал бороду. В этот момент он выглядел почти безопасным. - Послал Господь сынка на старости лет... учили его, учили, и без толку.
   - Может, не так учили?
   Прикусываю язык, проклиная себя за излишнюю болтливость. Князь хмурится, долго смотрит исподлобья, потом мрачно замечает:
   - А ты, значит, знаешь, как надо?
   Молчу. Князь Володар некоторое время буравит меня взглядом, потом разворачивается и уходит, и так же медленно тварь на шее сжимается, перекрывая доступ воздуха. Это наказание за излишнюю болтливость, к счастью недолгое: когда легкие начинают трещать от напряжения, тварь ослабляет хватку, позволяя вдохнуть толику воздуха. И снова сжимается.
   Володар не любит, когда ему перечат.
   Все-таки я его ненавижу.
  
   Впоследствии я пришла к выводу, что именно этот случай предопределил дальнейшее развитие событий. Три дня относительно спокойного существования, а на четвертый тьма, окружавшая меня, всколыхнулась, предупреждая, что кто-то идет. Стражник. Один. Жаль. В последний раз кровь мне давали почти неделю назад...
   Стражник еще возился с замком камеры, а я уже слышала его запах. Ильяс. Здоровенный малый, сильный, но вечно пребывающий в каком-то полусонном состоянии.
   - Эй, ты! Выходи давай! Тебя князь кличет, - парень помахал перед собой факелом. Ну-ну, много ему это факел поможет. Эх, пугануть бы его. Вынырнуть из темноты перед самым лицом, и зубами возле шеи щелкнуть. Или не просто щелкнуть, а... Нельзя. Убивать стражников запрещено. Да и парень он не вредный. Никогда надо мной не издевался, а один раз даже хлебом угостил, и факел, когда дежурил, оставлял. И я подошла, как полагалось, медленно и с руками, поднятыми вверх. Он облегченно вздохнул.
   - Ты это, давай вперед. Только без шуточек. Понятно?
   - Понятно.
   Вперед, так вперед. Даже интересно, что за пределами камеры: до сегодняшнего дня меня выводили разве что в пыточную, которая этажом выше, но в подобных случаях Володар являлся самолично.
   Ильяс нервничал, а меня завораживало биение его сердца. Тук-тук-тук. Быстро-быстро, мечется в груди маленькая пташка, просится на волю. Одно движение и пичуга обретет свободу. Будет кровь, много горячей, ароматной крови, которая согреет, успокоит...
   Нельзя. Нельзя. Нельзя!
   Ошейник чуть сжимается. Предупреждает. Понимаю. Подчиняюсь.
   - Князь серчает, - подал голос парень. От неожиданности я вздрогнула. Странно, со мной здесь еще никто не заговаривал. Отвечали - да. Смеялись. Унижали. Но не заговаривали.
   - Как войдешь, поклонись, - посоветовал Ильяс. - Он это любит, и в глаза не смотри.
   - А куда смотреть?
   - В пол. И помалкивай, пока не спросют.
   - Спасибо, - странный человек. Знает же, кто я, а помогает. Не пойму.
   - Только ты это... Не говори про меня, добре? С тобой запрещено разговаривать.
   - Тогда не будем.
   Я сосредоточилась на том, что вокруг. Из подземелья выводила витая лестница. Делаем вывод - башня круглая, и, скорее всего, внешняя. Ступени каменные, а стены из железобетона. Смешение эпох, как любил повторять Карл. И добавлял, что нынешний мир - падальщик, пророс на костях и костями же питается.
   Кости или нет, но автомат на плече Ильяса явно из прошлого родом.
   - Что это за крепость? - вопрос я задала просто так, без особой надежды на ответ, но Ильяс отозвался.
   - Вашингтон.
   Надо же, как меня занесло. На старых картах имелся город с таким названием. Одна проблема - тот Вашингтон, если верить Карлу, затонул во время Последней войны. Что ж, сформулируем вопрос по-другому.
   - А на какой земле сей славный град стоит?
   - Ну, ты даешь, - поразился стражник. - Святая Русь, где ж еще. Южный форпост.
   Действительно, все более чем логично. Крепость Вашингтон, южный форпост Святой Руси. Ни о чем не говорит.
   Тем временем лестница закончилась, и путь преградила потемневшая от времени, укрепленная широкими полосами металла дверь. В замочную скважину два моих пальца засунуть можно, вместе с когтями. Правда смысла в этом нет: замок хоть и громоздкий, но хитрый, ковыряй сколько хочешь, все равно без ключа не отопрешь. Я пробовала.
   А князь - то ли сам догадался, то ли донес кто - за эти фокусы велел переломать мне пальчики. В воспитательных, так сказать, целях. Пальцы, конечно, зажили, но боль помнят, а замки и двери, ими украшенные, вызывают весьма естественное раздражение.
   - Стань сюда, - Ильяс указал на пыльный угол и снял с пояса связку ключей. - И это... Не балуй!
   Я кивнула. Куда мне баловать? Нет, можно было бы напасть сзади, полоснуть клыком по шее, вот тебе и кровь, вот тебе и ключи на свободу, и оружие в придачу. Тварь, уловив отголосок мыслей, предупреждающе кольнула холодом.
   Когда дверь открылась, мой провожатый скомандовал.
   - Вперед.
   Подчиняюсь. По ту сторону порога узкий - двое с трудом разминутся, а третий вообще застрянет - коридор.
   - Направо. Налево. Вверх.
   Ильяс руководил. А я старалась запомнить дорогу: авось, пригодится. Насколько же этот замок отличается от Орлиного гнезда. Коридоры, переходы, лестницы... одинаково невыразительные, словно ходы, проложенные червем-камнеточцем.
   - Пришли, - сказал Ильяс, остановившись перед очередной дверью, которая ничем не отличалась от прочих: те же темные дубовые доски, перехваченные толстыми полосами металла, те же массивные петли, вот только ручка выполнена в виде посербренной бычьей головы. На морде зверя серебро поистерлось, обнажая исходный материал - самую обычную красную бронзу.
   Как и советовал Ильяс, войдя, я поклонилась, и князь удовлетворенно хмыкнул. Небось, решил, что сломал упрямую нелюдь. Пускай: я подчиняюсь не ему, а обстоятельствам и ошейнику, но рано или поздно расплачусь по счетам. Не с князем, так с его детьми. Не с детьми, так с внуками. Для да-ори время значения не имеет.
   - Вижу, мы достигли понимания, - это не вопрос, князь констатировал факт. Что ж, мне остается молчать и разглядывать пол: покорный слуга не должен смотреть в глаза хозяину.
   - Умная девочка. Воняет от тебя.
   Еще бы. Сколько я уже в том подвале сижу? Месяц? Два? Год? Вечность в окружении гнилой соломы и разлагающейся плоти. Ведро в качестве нужника. И аромат старой крови как единственная более-менее приятная нота в какофонии запахов. Володар заботился о пленнице, и меня периодически подкармливали. Вот только тела оставались в камере по нескольку дней, зачем - непонятно. Я, что бы там люди не говорили, трупами не питаюсь. И трупная вонь мне неприятна, как и крысы. Ненавижу крыс: бегают, шуршат, царапают камень коготками, а, стоит уснуть, какая-нибудь серая тварь обязательно цапнет. Или за палец, или за ухо. А один раз к горлу подобралась.
   - Молчишь, - от Володара шел кислый запах пота, дыма и мяты перечной. Скорее всего, перед нашим приходом служанку какую-нибудь щупал.
   - Это правильно. Посмотри на меня.
   Я послушно подняла голову, и князь вздрогнул.
   Надо же, столько времени прошло, а он все никак не привыкнет. Взяв себя в руки, князь процитировал:
   - И тех, чье сердце принадлежит Сатане, узнаешь по глазам. Извечная тьма поселилась в них, ибо черная душа Властителя Преисподней рвется в мир через эти глаза... Святой Лука, тварь.
   Святой Лука. Святая паранойя. Ну да, у да-ори глаза не такие, как у людей: нет у нас ни белка, ни радужки, ни зрачка - особенности физиологии.
   - Как тебе мои покои?
   Володар окончательно справился со своим страхом и теперь улыбался во весь свой щербатый рот. Получилось почти дружелюбно.
   Что до вопроса, то обиталище его мне нравится. Пещеру напоминает: на стенах шкуры и головы звериные. Не сомневаюсь, что вон того медведя, самого крупного, князь завалил собственноручно, недаром же башка висит на почетном месте - аккурат над резным деревянным креслом. На полу толстый ковер, мебель добротная, а узкие окна не бычьими пузырями или слюдой - настоящими стеклами забраны.
   А за стеклом ночь. Я почти слышу ее голос, зовет, манит, уговаривает. Один единственный шаг - и я у окна. А там, дальше, свобода. Ветра отзовутся, они всегда любили меня. Истер укроет, Анке вернет силы, Яль позволит оседлать знойную спину и домчит до Орлиного Гнезда. Валь... Валь просто утешит.
   - Стоять! Стой, стрелять буду! - Истошный вопль Ильяса разогнал наваждение. Я очнулась в шаге от окна. Ошейник холодной петлей впился в горло. Проклятая тварь сжималась, высасывая силу. Медленно, сполна наслаждалось процессом, урча от удовольствия.
   Я ничего не могла поделать. А князь смеялся. Хохотал, как сумасшедший, глядя на то, как я задыхаюсь.
   Володар вдруг исчез в белом мареве метели. Холод. Синие огоньки в уголках глаз. Значит, осталось немного. Вот холод доберется до сердец, и огоньки сольются в синее поле, над которым вспыхнет солнце.
   Солнце означает смерть.
   Не получилось: петля внезапно исчезла, а вслед за ней и солнце, потом и поле распалось на огоньки, и только тогда я обнаружила, что снова могу дышать.
   - Ну? - перед глазами почему-то появились сапоги князя. А сам где? Выше. Лицо Володара расплывалась, поэтому я вновь вернулась к сапогам. Заодно и пол шататься перестал.
   - Жива?
   Вместо слов из глотки вырывается судорожный хрип.
   - Жива, - удовлетворенно заметил князь. - Шалишь, девочка? Забыла, что за шалости бывает? Ничего, я быстро напомню.
   Он же специально, знал, что не устою. Хотел проверить, насколько надежен поводок? Или просто поиздеваться больше не над кем?
   - Ладно... Живи... Добрый я нынче. Ильяс!
   - Да, ваша светлость!
   - Пусть баню растопят. Эта помоется - и назад. Долго не сидите. И, гляди мне, чтоб не околела ненароком. Вставай!
   Приказ князь подкрепил пинком. Повезло еще, что сапоги домашние, из мягкой кожи, а не боевые, с коваными носами.
   Ох, кажется, до бани я не дойду...
  

Фома.

   "Господь милостью возложил на плечи скромнейшего из слуг своих великую миссию..."
   С кончика пера сорвалась капля чернил, и на прекрасном белом листе, на котором Фома успел начертать единственную фразу, расцвела фиолетовая клякса. Фома недовольно поморщился. Ну что за невезение, придется заново начинать! От злости и обиды все нужные слова моментально вылетели из головы. А ведь начало неплохое получилось! Почтительно, но с достоинством, как и учил брат Валенсий.
   Он и велел все записывать, каждый день, каждый час, каждое более-менее значимое событие, ибо миссия Фомы важна не только для Святого Престола, но и для всего рода человеческого. Доверие, оказанное простому послушнику, было невероятным.
   В Святом городе двадцать тысяч таких же, как Фома, а избрали его. И от подобной ответственности захватывало дух. Фома ощущал в себе одновременно и гордость, недостойную смиренного слуги Господня, и страх возможной неудачи.
   А мысли сами возвращались к вчерашнему вечеру, когда наставник Валенсий тихим и торжественным голосом возвестил Фоме, что его желает видеть сам Святой Отец. Это было сродни чуду, Фома даже посмел усомниться в происходящем - а ну как наставник ошибся - за что и был руган немилосердно.
   Длинные коридоры Дворца внушали не только уважение, но и страх. Пока шли, Фома успел вспомнить и свои прегрешения, которых набралось неожиданно много, и то, что где-то рядом с покоями Святого отца находятся покои Кардинала-Инквизитора, и то, что тайное увлечение Фомы, которое, скорее всего, не такое уж и тайное, относится к категории запрещенных...
   Он успел раскаяться и дать себе зарок, что если останется жив, то больше никогда в жизни не... в общем, этому зароку не суждено исполниться, и Святой Отец был столь милостив, что отпустил Фоме грех невольной клятвы.
   Достав из стола новый чистый лист, Фома задумался о том, как описать встречу. Может, начать с высоких, в два человеческих роста, дверей, украшенных затейливой резьбой? Или с замерших, точно неживых стражников, эти двери охраняющих? Или с собственного глупого страха?
   Хотелось, чтобы повествование вышло не только достоверным, но и красивым, чтобы соответствовало выработанным канонам и получило шанс занять свое место в Библиотеке.
   И Фома записал.
   "Душа моя пребываши в смятении.
   - Входи, сын мой, - обратился Он ко мне. Он, Святой Отец Александер 18 живой символ веры, благочестия и доброго духа, во имя любви и справедливости способного преодолеть любые преграды, ко мне, грешнику, ничтожному червю на могучем теле монастыря. И голос его был преисполнен такой доброты, что страх мой исчез.
   - Брат Валенсий, вы можете идти, - сказал Святой отец, и наставник покинул нас. Тот же разговор, каковой состоялся далее, я никогда не доверю бумаге. И на исповеди мои уста не произнесут ни слова, касающегося тайны. Нашей общей тайны".
   Нет, пожалуй, не совсем так. Если нельзя доверить бумаге, тогда как прикажете писать об этом?
   Придется по-другому.
   Например...
   "Сей разговор я доверю лишь бумаге, дабы грядущие поколения сумели оценить мудрость и дальновидность Александера 18.
   - Не бойся, сын мой, - святой Отец ласково погладил меня по голове. - В этом месте нет ничего страшного. Посмотри.
   Я послушно оторвал взгляд от пола и замер, оглушенный великолепием увиденного. Покои Святейшего суть воплощенная мечта о благополучии: каменные стены задрапированы мягкой тканью цвета благороднейшего из металлов. На полу - белоснежный ковер. Вместо вонючих факелов - малое солнце под потолком. Я не сразу догадался, что это - лампочка. Настоящая электрическая лампочка! Совсем, как в книге! Видя мое удивление, Александер 18 повелел.
   - Садись.
   Я не посмел ослушаться, хотя сидеть в присутствии Святейшего мне не полагалось. Он тем временем внимательно осматривал меня. И испытал я стыд великий за непотребный вид свой, за мятую и не слишком чистую сутану, за грязные руки и прыщ на носу".
   Фома поморщился и тут же зачеркнул последнюю фразу, ну кому будет интересно читать про мятую сутану и прыщ? Стыд-то какой. Прав брат Валенсий, не хватает у Фомы ни сосредоточенности, ни умения. Снова все испортил, придется переписывать.
   "- Значит, ты тот самый Фома Лукойл, который пишет книгу о Старых Временах?
   И вопрос сей привел мысли мои в смятение, ибо я никак не ожидал, что слухи о моем непотребном увлечении дойдут до ушей Святого отца. И осознал я неминуемость наказания..."
   И Фома едва удержался от того, чтобы не дописать "испугался сильно". А ведь и вправду испугался, и снова про Кардинала-Инквизитора вспомнил, но, Слава Богу, да простит он упоминание имени своего в суе, обошлось. И Фома вернулся к изрядно исчерканной пометками рукописи.
   "Старые времена, которые влекли меня тайнами своими, находились под строжайшим запретом! Я не вправе был даже думать о том, чтобы интересоваться делами нечестивцев, вызвавших Гнев Господень!
   Но Святой Отец был мудр, он не только простил мне сей великий грех, но и вместо порицания, сказал следующее:
   - Хорошо, когда молодежь интересуется прошлым. Надеюсь, когда-нибудь твое творение займет достойное место в библиотеке Храма.
   - Но это же запрещено!
   - Запрещено, - согласился Святейший. - Ты еще юн, сын мой, и не знаешь, что с течением времени некоторые запреты устаревают. Нет ничего дурного в твоем интересе к прошлому. Наоборот, я считаю, людям следует не прятаться в норы, подобно трусливому лису, а помнить о зле, выпущенном на волю. Только так можно избежать новых ошибок. Что тебе удалось узнать?
   Я принялся подыскивал тему, которая могла бы заинтересовать великого человека, и убеждался в скудости своих знаний.
   - Нынешний мир - есть следствие Апокалипсиса. Предки наши, будучи сотворенными по образу и подобию Господа, возвысились, но, вместо того, чтобы денно и нощно благодарить Создателя, они в гордыне своей посягнули на святое право творца, выпустив на землю неисчислимые бедствия. Отверженнейшие из отверженных призвали того, чье имя проклято в веках, но Господь, всеблаг и милосерден, встал на пути Сатаны. Была битва, в которое сгинули неисчислимые народы, и был Апокалипсис, имя которому - Катастрофа.
   Святой Отец слушал внимательно, хотя я уверен, что не сказал ничего, ему неизвестного, но в великодушии своем Александер 18 не только не прервал мои разглагольствования, но даже задал вопрос:
   - А как именно это было?
   - Люди, одержимые мыслью о своем могуществе, преступили основной закон жизни и создали существ, подобных себе. С каждым разом творения грешных рук становились ужаснее и ужаснее. И однажды зло вырвалось на свободу. Началась война людей против нежити. Отродья Дьявола были хитрее, злее, сильнее. Они использовали людей как пищу. Они побеждали. И тогда предки решились применить Молот Тора...
   - И что же тебе удалось узнать о нем?
   Святейший продолжал проверять знания ничтожнейшего из своих слуг, уповаю, что выдержал сей экзамен с честью.
   - Достоверных сведений о сиим оружии не сохранилось. Однако, безусловно, мощь его чудовищна. Небывалые катаклизмы захлестнули Землю. Мне попалось в руки описание. Я посмею ручаться за достоверность его. Ко всему документ сильно поврежден. Но неизвестный человек, пишет, будто огненный смерч пронесся по планете. Дно океана обнажилось, а вода, влекомая неведомой силой, обрушилась на сушу. Но это было лишь начало. Оскорбленная земля дрожала, горы рушились, и целые города проваливались под землю. Проснулись вулканы, и жидкий огонь затопил жалкие остатки суши, до которых еще не добралась вода. Таковы были последствия первого удара.
   - Продолжай, сын мой, - велел Святейший.
   - Едва унялась дрожь, как был нанесен второй удар. И треснуло само сердце планеты. Земли, занятые нелюдью, погрузились в пучину. В третий раз ударил Молот и исчез невидимый щит, хранящий Землю от солнечного взгляда. И гнев Господа обрушился на уцелевших. Сам воздух стал огнем, и даже камни плавились, когда на них указывал перст Создателя...
   - А что же стало с нелюдью?
   - Малые народы, известные как китайцы, индийцы, арабы исчезли полностью. Другие остались, но лишились былой силы.
   - Лишились, - согласился Святейший, в великой мудрости своей подводя меня к ответу, каковой был ясен ему изначально. - Зато сохранили древние знания. Не все, сделанное нашими предками, плохо, но напуганный человек не способен мыслить здраво, оттого запрет был наложен на все. А в результате ценнейшие знания утеряны.
   Патриарх грустно улыбнулся, сожалея о неразумности своих детей. Нет, я еще не встречал более великого человека, чем сидящий передо мной муж. Сколько сдержанного благородства в его чертах, сколько мудрости в словах, сколько величия, силы и великодушия. Со мной он говорил, как с равным. И мое восхищение росло с каждой минутой.
   - Сын мой, - ласково заговорил он снова, - а ведомо ли тебе что-нибудь о существах, именующихся Вампирами?"
   Фома отложил бумаги в сторону, он не представлял, что писать дальше. И нужно ли вообще писать об этом? Вампиры, удивительные существа, живущие в ночи, такой же осколок прошлого, как и Молот Тора. Но о великом оружии после катастрофы никто не слышал, а вампиры жили.
   Жили, несмотря на все усилия людей, Святого престола, Инквизицию, Охотников и регулярные экспедиции к Замкам. Плевать они хотели на экспедиции. Как и на людей. Отродья тьмы живузие за счет крови невинных агнцев. Если бы не милость Господа, Хранителя жизни, денно и нощно радеющего о благополучии рода человеческого, твари давным-давно расселились бы по земле, полностью изничтожив племя людское.
   И вот теперь Фоме предстоит лично встретиться с одним из них.
   И не только встретиться: существо надлежало доставить в Храм, но... но разве он, Фома Лукойл, воин? Или брат-инквизитор? Или Вольный Охотник? Он вообще в Библиотеке работает, среди книг и рукописей. Он понятия не имеет, как с нечистью обращаться...
   Страшно.
   Господь всеблагой, не оставь слугу своего, дай ему сил устоять и сохранить душу, столкнувшись с отродьем Диавола.
  

Карл

   - Милый, о чем ты думаешь? - Айша перекатилась на живот. Черный шелк покрывала соскользнул на пол, но Айша не обратила на это внимания.
   Белое и черное, черное и белое. Она всегда любила контрасты.
   - Ка-а-арл! Ну? - хмурится. Наверное, зря он согласился на эту встречу, глупо ожидать, что и вправду вспыхнули старые чувства. Какие чувства? Обыкновенное любопытство, приправленное страстью к интригам.
   Вот интриги Айша любила, примерно так же, как персики и розовый жемчуг.
   - Что вы с Мареком затеяли, а? - она легонько царапнула коготками по спине. - Зачем вам подкачка? Вдвоем не управляетесь? Ну, будь хорошим мальчиком, расскажи...
   - Ты уже и с Мареком успела?
   Вот сука. Хотя, чего от нее ждать. Верности? Даже не смешно.
   Айша улыбается, догадалась о его мыслях, знает, как облупленного.
   - Ревнуешь. Ты такой смешной, когда ревнуешь... и глупый.
   - А Марек? - вот не нужно было спрашивать. Какого дьявола он опять поддался на эту провокацию?
   - Марек - псих, - спокойно ответила Айша. - Подай мне персик, пожалуйста.
   Карл подал. Вообще следовало бы уйти, момент удобный, нейтральный. Но он не уходил, ждал, наблюдал, как она ест персик, сок стекает по щеке и подбородку, коснуться бы, вытереть.
   Ну уж нет, хватит, поиграли.
   - И все же, Карл, - Айша не собиралась отступать. - Зачем вам настолько далеко петлю кидать? И не связано ли это с тем, что твоя сахарная девочка исчезла?
   - Не твое дело, милая.
   Не обиделась. Рассмеялась и, потянувшись, потерлась липким подбородком о его плечо. Слизала остатки сока.
   - Очередной эксперимент, да?
   - Да.
   Ну да, эксперимент. Очередной. Обыкновенный. Плюс разведка, в которой, кроме дальности, тоже ничего необычного нету. Только на душе как-то неспокойно. Не то, чтобы Карл нервничает, скорее уж предчувствие нехорошее. А предчувствиям своим Карл доверял.
   - Поэтому ты такой мра-а-ачный, - Айша сделала свой собственный вывод. - Марек считает, что ты чересчур сентиментален. Но Марек - псих, я ему не верю.
   Но продолжаешь спать. Карл хотел сказать, но сдержался. Зачем? Айша такая, как есть. И Марек тоже. И он сам, Карл Диттер, Хранитель Южных границ, хозяин Орлиного гнезда.
   - Глупый, ревнивый сентиментальный Карл, - Айша провела когтем по позвоночнику. - Почему ты позволяешь играть с собой?
   - А ты?
   - Скучно. Господи, если бы ты знал, до чего мне скучно...
   Черный шелк у кровати, рыжие волосы в белой ладони, сжать бы, смять, вырвать... а вместо этого гладит.
   - Не сердись на меня, хорошо? - Айша высвободила прядь, обняла, прижалась. Совсем как раньше, когда-то дьявольски давно, когда близость была близостью, а не случайным эпизодом в череде лет.
   - Не скажешь, да? Ну как хочешь, - она чуть отстранилась. - Марек просил передать, что завтра он готов. Да и я тоже, хотя все равно не понимаю, зачем оно вам?
   Вот же сука. Все-таки укусила. И щерится довольно, клыки демонстрируя.
   А Марек и вправду псих. И ублюдок.
   - Дай мне еще персик! - потребовала Айша, потянувшись за покрывалом. Черное и белое. Белое и черное. Скорее уж черное и черное, белого в этом мире почти не осталось.

Глава 2.

   База - Тени.
   Срочно. Секретно.
   Продолжать наблюдение. Не допускать нанесения объекту летальных повреждений. Доложить о планах В. относительно объекта.
  
   Тень - Базе.
   Секретно.
   Физическое воздействие и повреждения несущественны. Информация о планах В. отсутствует. Продолжаю наблюдение.

Коннован

   Баня пышет жаром, но меня все равно колотит.
   - Ты чего? - Ильяс не оставил меня даже в бане. Почти смешно. Марево пара, а он в рубахе, штанах, и автомат обнимает, не боиться оружие попортить. Но мое дело - сторона. Мое дело отмыться, избавится, наконец, от проклятого запаха, который намертво въелся в кожу. Даже вонючее, полужидкое мыло, выделенное от щедрот княжеских, и то не могло перебить дух камеры. И я снова и снова терла шкуру.
   Ильяс наблюдал. Молча. Равнодушно. Правильно, с их точки зрения меня нельзя считать женщиной: слишком бледная кожа, слишком холодное тело, слишком... слишком много в нас иного.
   - Ты что? - повторил он вопрос. - Мерзнешь? Пару поддать?
   - Нет.
   Пар не поможет. Мне почти и не зябко, самую малость только. Жажда лишь отдаленно похожа на холод. Жажда - это мышечная дрожь, перерастающая судороги, вместе которыми появляются стальной привкус на языке и запах дыма в носу. Сердца то бешено колотятся, то замирают, сбившись с ритма.
   - Крови хочешь? - догадался Ильяс.
   - Да.
   - Много надо?
   - Нет.
   Когда жажда близка, ты не можешь говорить. Чтобы говорить нужно думать, а мысли сосредоточены на одном.
   - Кубка хватит?
   - Да.
   Я согласна была и на меньшее, только бы отодвинуть наступление жажды. Старжник вышел. Куда? К князю? Доложить? Володар решит помучить меня. Или не решит. Пришлет кого-нибудь. Пожалуйста...
   Мысли рубленые, отрывочные. Мешаются.
   Дверь скрипнула. Ильяс. Один. Пахнет кровью. Почему? Он, что, не понимает? Я не смогу долго сдерживать себя. Мне нужна кровь. Нужна...
   - На. - Он протянул деревянный кубок, в котором плескалось нечто.
   Густое. Темное. Ароматное. Мое универсальное лекарство. Удивительное ощущение: одним глотком вливаешь в себя еще живую кровь, и сгусток тепла проваливается вглубь, зажигая внутри тебя собственное маленькое солнце.
   - Спасибо.
   - Не за что. - Ильяс неловко бинтовал порез на левой руке.
   - Дай помогу. - После недолгого колебания - все-таки, не доверяет, оно и понятно, а вдруг мне мало - он протягивает руку.
   - А ты не такая и страшная, - говорит он. - Баба, только холодная. На мою Арину похожа.
   - Жена?
   - Жена.
   - А дети есть?
   - Тебе зачем? - Ильяс моментально насторожился.
   - Просто интересно. Я детей люблю. Нет, ты не о том подумал. Мы детей не трогаем. Табу.
   - Почему?
   - Не знаю. Заведено так. Наверное, пора?
   Выбираться из тепла и готовиться к беседе с князем. Но сейчас мне хорошо и хочется потянуть время. А мой охранник снова вышел, на сей раз прикрыв дверь на засов. Предусмотрительный. Посмотрела бы я, как помог бы ему этот засов, не будь на моей шее твари. Оно живое - я уверена в этом - и почти разумное. Дремлет, выжидает, но стоит мне сделать хоть что-нибудь не так - движение, жест, хотя бы мысль не в том направлении - как тварь очнется. И снова будет петля, медленно сдавливающая шею, пронизывающий холод и индивидуальный рассвет над бескрайним белым полем.
   Не хочу вспоминать. И не буду.
   Я растянулась на влажных горячих досках, вдыхая пар, в котором перемешались запахи раскаленных камня и дерева, полыни, липы и распаренных березовых почек. Потрескивали камни, гудел огонь в печи. Благодать.
   Ильяс вернулся не слишком скоро. И одежду чистую принес.
  
   - Совсем другое дело, хоть на человека похожа стала. - Князь хохотнул. - Жрать хочешь?
   - Хочу.
   - Садись. А ты, - Володар критическим взглядом окинул стражника, - своевольничать вздумал?! Кровь гуляет?! Так я ее быстро выпущу!
   Ильяс побелел. Пускать кровь князь любил и подходил к любимому занятию с фантазией.
   - Мне было плохо.
   Говорю потому, как не хочу неприятностей единственному человеку, который отнесся ко мне если не с пониманием, то хотя бы с сочувствием.
   - Да ну?
   Тварь на шее довольно заурчала, предвкушая грядущую расправу. Отступить? Поздно. Любое отступление в глазах властителя - признак слабости, а слабого добивают.
   - Вы сами приказали, чтобы он меня не уморил.
   Почтительно, но без унижения. По княжьей физии не понять, верит ли. Дыбится рыжеватая борода, смутно поблескивают кабаньи глазки, раздуваются ноздри, из которых тоже торчат пучки рыжеватого волосья.
   - Ну, раз так... Свободен.
   Ильяс моментально испарился.
   - Поговорим? - Володар уселся напротив, предпочев деревянному трону обыкновенный табурет. Кулаки уперлись в стол, локти разошлись, словно княжьи руки не в состоянии были вынести вес тела.
   - Поговорим.
   С гораздо большим удовольствием я бы поела, но что-то подсказывало - не нужно торопить события. Всему свое время.
   - Ты - нелюдь, проклятое создание, если я тебя убью, церковь только спасибо скажет, - Володар выжидающе посмотрел на меня.
   - Наверное.
   - Другой бы не стал спорить с церковью, но... поговаривают, что вы не только сами воины отменные, но и знаете, как из человека... любого человека воина сделать. Поэтому, слушай сюда, нежить...
  
   За прошедшую неделю жизнь моя изменилась к лучшему, однако я понимала - стоит хоть однажды вызвать недовольство князя, и все вернется на круги своя. Поэтому и старалась, изо всех сил старалась. Если бы еще этот сброд, из которого мне предстояло сляпать некое подобие воинского отряда, разделял мои усилия...
   - Взяли оружие! Быстро!
   - Не ладится процесс? - Брат Димитриус улыбался. Радуется, небось, каждый вечер о моих успехах - вернее, неуспехах - князю докладывает, для того и поставлен.
   Ненавижу. Сильнее, чем Володара, ненавижу. За ханжество, за крест на пузе, которым себя от остального мира отделил. За вседозволенность. За то, что обитатели замка боятся добрейшего брата Димитриуса еще сильнее, чем самого князя.
   - Всему свое время.
   - Время, да... Время нужно... - Он был похож мягкую булочку, кругленький, душистый, с нежной розовой корочкой. А внутри... внутри святейшего брата было очень много обыкновенного человеческого дерьма. В обоих смыслах. Ишь, уставился: на губах улыбочка, во взгляде сочувствие. Так и тянет поделиться с ним душевными переживаниями. Не дождется. Я - не простоватая крестьянка, которая верит каждому его слову.
   Я - да-ори. Воин.
   И из этой отрыжки рода людского сделаю воинов. Из каждого. А Вальрик станет лучшим.
   Клянусь именем своим.
   - Присядьте, отдохните... брат Димитриус.
   Коробило меня это "брат", прямо наизнанку выворачивало. Какой он мне брат? Братья мои умерли лет пятьсот назад в маленькой деревушке Быково. И сестры с ними, и родители, и жених. Я бы тоже умерла, но судьба подарила мне шанс, Карла, жажду и вечный холод, как противовес почти вечной жизни.
   Не жалуюсь.
   Брат Димитриус тоже не жаловался. Присел на деревянную табуреточку, ручонки пухлые на животике сложил, четки перебирает, будто молится.
   Пускай делает, что хочет. У меня своя задача.
   - Ну?
   Они моментально сбились в стадо. Десять человек. Князь настаивал на двадцати, я клялась, что больше, чем с пятью не управлюсь. Сошлись на десятке. Лучшие из лучших, как заверял Володар. Девять стражников, в числе которых я не без удовольствия отметила Ильяса, и Вальрик. Он и в самом деле сын князя, младший и, по мнению Володара, совершенно никчемный. Как же, полные пятнадцать лет, а выглядит ребенком, драться не умеет и учиться не желает. Князю за такого сына стыдно. Только, сдается, ошибся светлейший Володар в оценке, поспешил. Вальрик - юноша болезненный, но при этом упертый, что баран. Он и на ногах-то держится из чистого упрямства. А еще гордый: боится меня до дрожи в коленях, но взгляда не отводит.
   Остальные попроще: Край - черноволосый красавчик, гибкий и подвижный, прирожденный мечник. Фалько - гигант, гора мышц и редкостная злопамятность. Если бы я могла выбирать, этот человек никогда не попал бы в десятку, но князю Фалько приглянулся размерами и свирепостью. Ингар, улыбчивый и глазастый. Тилор и Тилар - братья-близнецы. Немой Масуд. Нарем, не расстающийся с потрепанной Библией, и дебошир Селим, взявший на себя роль шута.
   Мой отряд.
   Мое наказание.
   Мое испытание.
   Володар требовал, чтобы, к концу обучения каждый из этих людей стал Воином, что было в принципе невозможно. Дело не в предрассудках или моем отношении к людям, дело в физиологии: скорость реакции, сила, выносливость, регенерация... Опыт, в конце концов. Жаль, что для Володара все это - пустые слова. Он хотел воинов, он их получит.
   А я получу свободу.
   Наверное.
  

Фома.

   "И, коли ночь настигает путника в поле, лесу либо ином месте, где нет ни человеческого жилья, ни храма Божия, способного стать защитой от тварей ночных, надлежит трижды прочертить на земле круг ножом. В центре оного круга крест воздвигнуть, и трижды вознести молитвы к Святому Антонию-защитнику. А тако же по разу Святой Венесуэле и Святой Агриппине-Милосерднице..." Фома отложил книгу. Везде одно и то же: круг да молитва, молитва да круг. Правда, "Откровения Базилевса" рекомендовали воспользоваться серебряным кинжалом, освященным в Московском Храме, а "Полное описание тварей ночных и средств борьбы с оными" настоятельно советовало отгонять все порождения Тьмы солью и святой водой.
   Но ни в одной из тысяч томов, хранящихся в библиотеке храма, не было информации о том, как же удержать вампира. А Фома искал старательно. В дозволенных источниках не было ничего кроме проклятий, насылаемых святыми на головы порождений Тьмы, заклятий и общих рекомендаций. А к недозволенным его, несмотря на аудиенцию у Святого отца, не допустили. Более того, Фоме казалось, что с той самой аудиенции за ним начали приглядывать. И это неспроста.
   Каждый знает, что новаторские идеи Александра 18 не по душе инквизиции. Однако же посягнуть на самого Александра 18 они не осмеливались, а вот на Фому...
   Нельзя, нельзя было давать повода, вот и приходилось сидеть в открытом отделении, штудируя рекомендованные к прочтению работы святых сподвижников.
   Голова болела от долгого чтения, а глаза слезились, но Фома не обращал внимания на подобные мелочи. Уже завтра он отправится в путь, дабы по мере слабых сил своих послужить Святому престолу и роду человеческому. Вернется ли он сюда?
   Путь до крепости долог, а дороги ненадежны. Ходят слухи, будто многие люди, отринув Слово Божие, грешат разбоем и не чураются замарать душу смертоубийством. И весьма вероятно, что действовать придется не словом, как в Храме, а оружием. Недаром же брат Николаус учит Фому использовать и кинжал, и кривую саблю, милую сердцу безбожников-степняков. Брат Николаус-то учит, не жалея плетей за нерадивость, да только пользы от учения мало. Презирает благородная сталь Фому, не идет в руки писца. Рукоять так и норовит выскользнуть, а хищное лезвие тянется не к соломенной мишени, а к ногам неумехи. В конце концов, брат-оружейник, плюнув на правила, вооружил Фому не саблей, как предполагалось вначале, а короткорылым пистолетом из личных запасов.
   - Беда с вами молодыми, - сказал Николаус. - Держи уж. Только зря не махай, и патроны понапрасну не расходуй!
   Собственное оружие привело Фому в восторг. Он то и дело извлекал пистолет из кобуры, вертел в руках, нюхал ствол, и даже целился в воображаемого врага. Естественно, нелюдь: выросший в Храме и помыслить не может о душегубстве!
   Господь, не оставь Фому милостью своей!
  

Вальрик.

   Если поглядеть вверх, то создается впечатление, будто находишься не во внутреннем дворике замка, а в самом что ни на есть настоящем колодце. Стены тянулись ввысь, будто желали сомкнуться над головой, чтобы не оставить на виду ни лоскутка темно-синего, изукрашенного звездами неба.
   Вальрик любил смотреть на небо, а теперь все больше приходилось под ноги, чтоб не споткнуться о какой-нибудь камень, больным зубом вылезший из кладки, или наоборот, в яму не угодить. В первый же вечер Вальрик умудрился попасть сапогом в трещину и растянулся прямо посреди лужи, то-то остальным потехи было...
   Теперь-то он этот замурованный, заморенный пятачок двора знал лучше, чем собственную комнату. Каждый камешек, каждую ямку, каждую щербиночку с завязанными глазами нашел бы. А звезды, они всякий раз другие. А еще, какие бы глупости Вальрик не совершал, звезды над ним не смеялись. И не требовали измениться.
   Нелегко быть младшим сыном. Каждый сравнивает тебя не только с отцом, но и с братьями, которых аж четверо. И все четверо - воины. А вот Вальрику воином нипочем не стать. Отец и тот признал, что учить Вальрика бою - попусту время тратить.
   А что поделаешь, когда судьба у него такая? Дворня поговаривала, будто мать Вальрика откуда-то издалека привезли, почти что с самого края мира, где небо с землей сливается. И будто бы князю Володару так приглянулась иноземная рабыня, что заплатил за нее, не торгуясь. Цену, правда, всякий раз другую называли, ну да разве ж в цене дело? Слабой оказалась полонянка и ребенка слабого родила, который по всем признакам помереть должен был, да выжил.
   Иногда Вальрику казалось, что лучше бы он умер в раннем младенчестве, тогда б и отца уберег от многих разочарований, и сам бы не мучился. С раннего детства Вальрика окружали лекари, знахари, наемники, убеждавшие князя, что знают, как воспитывать телесную крепость. И воспитывали. Кто водой ледяной, кто печенью сырой и настоями травяными, кто просто розгой... Но все равно или поздно сдавались. И когда очередной лекарь, расписавшись в собственном бессилии, покидал замок, Вальрик чувствовал себя еще более никчемным. Айвор вон безо всяких лечений с десяти лет наравне с отцом в походы ходил, Серж в тринадцать дружину собрал да соседскую деревню разграбил. Порот был, правда, но это ж больше для порядку, чтоб вперед отца не лез. Грег с Тилли тоже в свое время отличились...
   Вальрик, вздохнув, с откровенной ненавистью посмотрел на меч в руке, старый, со сточенной кромкой, точно игрушечный - даже меча приличного для него не сыскалось... небось, братья сразу за нормальное оружие взялись, никто их не берег, не боялся, что порежутся ненароком.
   Мышцы болели, ни согнуться, ни разогнуться. Ни один из прежних наставников не гонял Вальрика так, как эта нелюдь черноглазая.
   От нее все нынешние беды. Лучше бы убила тогда, в камере, чем сейчас мучила.
   Ох и разозлился же отец... выпорол да так, что Вальрик два дня пластом лежал. А как отлежался, оказалось, что ходить ему под тварью. Учиться. Дескать, князь так постановил.
   Он-то, может, и постановил, а мучиться теперь Вальрику. Младший сын князя не знал, нравилась ли отцовская задумка самой твари, но гоняла она его и еще девятерых со всем рвением.
   Вот и сейчас смотрит ехидно, точно ждет, когда же Вальрик сдасться, когда пощады попросит или хуже того, сбежать решит. Не дождется.
   Утешает одно: сама нелюдь на бойца не похожа: худенькая, меленькая, а с мечом управляется так, что дух захватывает. А раз она умеет, то и Вальрик умрет, но научится.
   Он учился, он старался, изо всех сил, и под утро, когда оно - назвать женщиной нелюдь язык не поворачивался - уходило в замок, Вальрик, добравшись до кровати, падал и отключался. Особенно тяжело пришлось в первые несколько недель, а потом, ничего, попривык. И остальные втянулись, даже огромный, похожий одновременно на свинью и медведя толстяк, чье имя Вальрик так и не удосужился запомнить.
   Зато Вальрик очень хорошо запомнил другое - их едкий смех, когда он в очередной раз падал. Этот смех преследовал с детства. Этот смех подтверждал, что никто-то в Вальрике княжьего сына не видит. И дело не в том, что мать его рабыней была - у Айвора и Тилли мамки тоже из вольноотпущенных, и ничего, никто за спиною не хихикает. Да и попробуй-ка посмейся над тем, кто ударом кулака бычий череп ломит.
   Вальрик - иное дело. Над ним потешаться можно. И потешаются. И эти девятеро, с которыми Вальрик по воле отцовской оказался в одном отряде, не исключение. Чуть что - лыбятся. И тварь с ними. Поддерживает. Господами величает. Их-то, неотесанных, от которых несет навозом! Она это нарочно, чтобы позлить Вальрика, чтобы еще раз подчеркнуть происхождение. Она, как и все, думает, что Володарову сыну самое место среди дворни. От подобной несправедливости хотелось плакать и биться головой о стену, но Вальрик лишь крепче сжимал шершавую рукоять полуигрушечного меча.
   Он докажет! Всем! Он станет лучшим в десятке! Нет, не так, он станет лучшим в замке! И тогда никто не посмеет больше смеяться над ним!
  

Карл.

   Петля развернулась, проломив тонкую пленку границы, змеей обогнула Аномалию, протекла по берегу Чаруши. Нырнула в степь, вороша травы.
   Почти рассеялась прибрежными туманам, разлилась облаками, рассыпалась осколками лунного света. Вычерпала Карла до донышка и, когда он уже почти задохнулся, накрыла откатом. Захлестнула потоками информации. Марек отключился. Айша тоже. А Карл стоял на коленях посреди двора, глотая горький Ветер.
   Города...города...города... стальные амебы, соединенные сетью дорог. Бегают-мечутся по дорогам люди - точно эритроциты по руслу вен. Тысячами асинхронных сердец бьются заводы, штампуя оружие. И поддерживая ритм, взбивают пыль солдатские сапоги.
   Много. Близко. Скоро.
   И последним глотком самое важное: вызывающий раздражение запах не был тенью.
   Тангры вернулись.
   И Карл, почти теряя сознание от боли, кинул запрос:
   - Совет.
   Кажется, Марек поймал. Он ловкий. Псих. И новости ему не понравятся.
  
   В Большом Зале прохладно. Стрельчатые окна приоткрыты, и ночь, притаившаяся по ту сторону витражных стекол, робко заглядывает внутрь. Неяркий свет порождает скопища теней, а еще скрадывает размеры помещения. В прежние времена в Совет входило в два раза больше... советников.
   Если бы не эхо боли в затылке - за все надо платить - Карл бы улыбнулся. Господи, какая глупость... Кому и что они советуют? Какие границы охраняют? От кого? Последний вопрос был более чем акутален. Собравшиеся люди, точнее не-люди, ждали, и Карл, взяв в руки деревянный молоток Председателя - вот уж сомнительная честь - ударил по бронзовому диску, объявляя собрание открытым.
   - На юге возродилась Третья Раса.
   - Это точно? - Переспросил Хранитель Западных границ, подвигая поближе к себе папку с копией отчета. Марек, Марек... Подозрительный сукин сын. Неужто не знаешь? Знаешь, конечно, до тебя долетело эхо. Просто подыгрываешь. Ты вообще играть любишь.
   - Точно.
   - В таком случае, почему мы узнаем об этом только сейчас? - Давид, хозяин Востока. Молодой. Нетерпеливый. Но силен. Впрочем, слабые тут не приживаются. Интересно, а с ним она спала? Скорее всего, да.
   - Сколько времени прошло? Две тысячи лет! Две тысячи лет они под самым твоим носом, а ты соизволил заметить их только сейчас!
   - Давид... не стоит спешить. - Мягкий упрек, нарочито мягкий, словно признается, стерва. Сегодня в синем, ей идет. Ей все идет и все прощается? но не о том думать надо, совсем не о том.
   Но голову-то рвет мигренью.
   - Ка-а-арл, - легкий акцент от которого мысли окончательно сбиваются, и призрачная нежность в имени. Черти что в голове. Успокоиться и взять себя в руки, а на Айшу не смотреть. К Дьяволу Айшу.
   - Ка-а-арл, не тяни, нам нужны подробности.
   Подробности? Что ж, он готов. Говорить о деле легко, легче, чем пытаться не думать о том, с кем она спала накануне совета. Марек? Давид? Оба? С нее станется.
   - Теоретически, третья раса имела не меньше шансов на выживание, чем мы. Китай перед Последней войной значительно увеличил количество Иных. Часть лабораторий располагалась в горах Тибета, а они, как известно, удар Молота выдержали.
   - Карл, мы знаем. - Давида распирала энергия, вот уж кто обрадуется возможности повоевать: тесно ему в этом мире, нет достойного соперника, вот и мечется, не зная, куда силу приложить.
   Вызвать его? Найти повод и сталь в глотку, чтоб заткнулся...
   - А, по-моему Карл дело говорит, - вмешался Марек. Вот уж кто не нервничает совершенно: небрежен, даже весел. Ноги на столе, руки на груди, ковбой чертов. - Нам же стоит помолчать и дослушать доклад. Продолжай Карл.
   - Около трехсот лет назад на юге, по ту сторону границы, возникло новое государство.
   По ту сторону. Ты не обязан знать, что творится по ту сторону. Дальняя разведка - дело сложное. И болезненное. И государства возникают постоянно: беспокоиться было не о чем.
   - Сейчас население Кандагара приблизилось к отметке в двести миллионов...
   - Сколько-сколько? - подпрыгнул Давид. - Да это же треть всей популяции!
   - Это приблизительно. Точно их никто не считал. Десять процентов - третья раса.
   - Твою ж мать! - Марек выразил общее мнение. - У меня если наберется тысячи три воинов уже хорошо.
   - У меня пять. - Давид скрестил руки на груди и с ненавистью уставился на отчет, будто именно в нем видел источник неприятностей. - Итого восемь.
   - Десять, - подала голос Айша. - На севере две тысячи Воинов.
   - Семнадцать. Юг даст семь тысяч.
   - А их - двадцать миллионов, - сказал Давид. Испугался? Смутился? Ищет пути к отступлению? Пускай, пусть она видит, с кем связалась.
   Снова мысли не о том. Да что с ним такое творится-то? Старость, наверное.
   И мигрень.
   - Если идти в лоб, то да. Но прежде, чем строит планы, я бы дослушал Карла... - в голосе Марека проскользнула ехидная нотка, и Давид заткнулся.
   - Кандагар - государство смешанного типа. Замечательный пример интеграции искусственной расы с коренными обитателями. Тангры управляют, люди подчиняются. Пропорции соотношения численности оптимальны. Если меньше - контроль ослабевает, больше - увеличивается давление на кормовую базу и возрастает вероятность конфликта с людьми.
   - Нам и десяти процентов за горло хватит. Система управления?
   - Военная диктатура.
   - Понятно. И как скоро они планируют.... освоение новых территорий?
   Вопрос о том, будет ли война вообще, не стоял.
   - За три прошлых года тангры дошли до Черного Вала. Полагаю дальнейшая экспансия пойдет за реку Чаруша на Святую Русь. Пока сдерживает необходимость контроля над недавно освоенными территориями, но это ненадолго. Первый удар придется по южным крепостям, которые не выстоят. Хочу отметить одно обстоятельство - южный берег Чаруши людьми не освоен, сказывается близость Юго-Западного Пятна. Для людей за Чарушей начинаются Проклятые земли, где жизнь невозможна, поэтому удара оттуда они не ждут. Кандагарцы же обогнут Черный Вал, спустятся по течению и направленным ударом подавят все более-менее важные крепости в регионе. Таким образом, юг окажется в полной их власти. Если же им удастся пройти до Нияра, а оттуда до Ватикана, который является номинальным центром Святой Руси, то мы потеряем Европу.
   Карл занял свое место во главе стола, отсюда было удобно наблюдать за остальными.
   Давид нервничает, тарабанит пальцами по столешнице, крутит шеей, зыркает то на Марека, то на Айшу. Та нарочито медленно перелистывает страницы отчета, словно пытается увидеть что-то важное, но упущенное Карлом. Марек... Марек, почувствовав взгляд, вежливо улыбнулся и кивнул, дескать, ты хозяин, тебе первому и слово. Одно предложение у Карла имелось, но уж больно сомнительное...
   - Нужно объединяться.
   - С кем?
   - С людьми.
   Давид презрительно фыркнул. Айша промолчала. Свое слово она скажет позже, после того как выскажутся все остальные.
   - И что нам это даст?
   - Численность.
   Марек сделал вид, будто обдумывает услышанное. Ерунда, он принимал решения быстро и, главное, безошибочно. Тем более Карл не сказал ничего нового, ведь суть Проекта именно в объединении, но остальные-то о Проекте не знают.
   Хранители медлят. Думают, прикидывают шансы. И он бы думал, если бы не клятая мигрень, крепко зажала, аж до звона в ушах.
   Первым молчание нарушил Давид:
   - Люди - безмозглая толпа, не имеющая ни малейшего представления о воинском искусстве.
   - Это поправимо, - возразил Карл. - Всему можно научить, в том числе и воинскому искусству...
   Айша улыбается и едва заметно кивает, то ли согласие, то ли сомнение. То ли намек на то, что приглашение остаться будет принято...
   - Если не ошибаюсь, - она смотрела на Марека. Господи, как она смотрела на Марека... - в общей сложности сейчас мы имеем около сотни государств. С которым из них вы предполагаете образовать союз?
   - Святой Престол? - Предложил Марек. - А под эгидой веры и внешней угрозой объединить прочие. Кнутом станут тангры, пряником - наши знания. Может выгореть.
   - Согласна.
   - Тоже.
   - И я не против, - Давид и не пытался скрыть свое недовольство. - Если иначе никак.
   - Никак, Давид, никак. - Марек на правах старшего взял командование на себя. - Ты займись вооружением. Запасы, чертежи, заводы, производственные циклы. Все, что можно воссоздать в короткие сроки и как это сделать. Начни со своих мастерских. Нужны будут люди, которые сумеют научить других людей. Аиша - на тебе медицина, транспорт и сообщение. Наш способ для людей не годится, поэтому придется в кратчайшие сроки изобрести радио. Для начала радио. Я - разведка. Теперь ты, Карл. К тебе отдельный разговор...
   - Снова тайна? - Айша прищурилась. - Я обожаю тайны.

Глава 3.

   Тень - Базе.
   Секретно.
   Включен в отряд, тренируемый объектом. Продолжаю наблюдение. Жду инструкций.
  
   База - Тени.
   Оценить статус цивилизации объекта.

Коннован.

   Ночь выдалась светлой. Огромный желтоватый диск луны висел до того низко, что кажется - вот-вот упадет в воду, распугав жаб. На берегу пруда пахло тиной и древесной смолой. Жизнь кипела, совсем не похожая на подчиненное правилам и условностям существование в стенах замка. Еле слышный, на грани восприятия, шелест совиных крыльев, очаянный предсмертный писк мыши. Невнятное бормотание старого барсука и совсем уж вдалеке - раздраженное тявканье волчицы.
   Хорошо.
   Уже неделю, как князь Володар высочайшим повелением разрешил перенести уроки "на свежий воздух". Это его выражение, не мое, ну да не суть важно, главное, что тот треклятый дворик, зажатый между внешней стеной и одной из башен, за пару месяцев осточертел мне до невозможности, а здесь хоть какое-то разнообразие.
   И людям полезно. Люди учатся, пусть и медленно. Стараются. Вальрик так из кожи вон лезет, лишь бы стать лучшим. И это еще один повод для нелюбви. Откровненно, открыто, и порой эта нелюбовь остальных к княжичу доходила до совершенно непонятных мне пределов, когда кто-либо из десятка вежливо отказывался тренироваться в паре с "их светлостью". А стоило приказать, и дело заканчивалось дракой, страдал в которой как правило Вальрик: и самое упрямое упрямство не компенсирует недостаток силы и умения.
   После третьего "происшествия" и очередного вранья на тему "случайно получилось их светлости по носу попасти" - при этих словах Вальрик обычно зеленел и с новой энергией бросался мстить - я стала работать с ним сама. Мне-то глубоко все равно, что думает обо мне "их светлость" и какое ноне у него настроение. И дело пошло быстрее. В данный момент их светлость отдыхали на травке, пытаясь понять, по какой такой причине снова остались без оружия.
   - Долго вы, - пробурчал отец Димитриус. Вот уж кто мог привыкнуть к нашим вылазкам. Ночь, да еще вне стен замка, его пугала. И сейчас волчий вой, раздавшийся где-то рядом, заставил отца Димитриуса схватиться за единственное доступное ему оружие - Библию. Священник истово перекрестился и забормотал очередную молитву.
   Однако при всей своей пугливости, каждый раз на мое предложение остаться в замке, отец Димитриус скромно отвечал, что долг пастыря велит ему быть там, где души верующих подвергаются испытаниям. Конечно, дело тут не в долге с этими самыми испытаниями, а в том, что среди вышеупомянутых душ имелась одна, весьма небезразличная святому отцу.
   Волчий вой стих, и отец Димитриус, вздохнув с облегчением, снова перекрестился дрожащей рукой. Я поинтересовалась:
   - Не замерзли, святой отец?
   Он снова вздрогнул и поспешно, точно боясь, что прогоню, ответил:
   - Что ты, что ты... нисколько. Ночь-то теплая ныне... Весна.
   Скорее раннее лето, но поправлять священника невежливо.
   - И ночь светлая, а место, место какое чудесное место! Ты только посмотри, - он простер ручонки в сторону затянутого ряской пруда. - Какая красота! Вот оно - знамение, вот оно доказательство существования Бога! В местах, этому подобных, душа воспаряет!
   Он и сам почти поверил в эту чушь, и даже приободрился, подтянулся, поглядел на меня с этаким превосходством: дескать, я, лишенная души, никогда не пойму, что чувствует человек, когда она "воспаряет".
   Не пойму. А он не поймет и не почувствует, какое это счастье - оседлать Ветер и попытаться сорвать звезду. Воспоминание причиняет боль, и чтобы заглушить ее, командую:
   - Перерыв закончен. Подъем!
   Люди встают неохотно, а у меня вдруг появляется ощущение, что за нами наблюдают. Пытаюсь сосредоточиться, чтобы определить местонахождение наблюдателя, но... пора бы привыкнуть, что с этим непонятным существом на шее, я совершенно беспомощна.
   Я почти как люди, только без души.
  

Карл.

   Девочка выглядела неплохо: цела и на вид вполне здорова. Резковатые жесты выдавали некоторую нервозность, но в остальном вполне себе. Голос уверенный, брови нахмурены, а подбородок упрямо выпячен вперед.
   Сахарная... Айша ошиблась, чего-чего, но сахарной хрупкости в Коннован никогда не было. А упрямство было. Именно оно и еще способность тупо, безрассудно идти вперед, когда нет ни малейшего шанса победить, привлекли когда-то Карла.
   Маленькая деревенька, дворов пять-шесть, не больше, нищая, как все человеческие поселения. И такая же беспомощная. Облезлые собаки - полудикие существа по старой памяти, отчаянно жмущиеся к людям; худые козы и взъерошенные куры. Острый запах навоза, дыма и гниющей плоти - так всегда бывает, когда в деревню приходит чума.
   На самом деле с чумой эта болезнь не имела ничего общего, кроме летального исхода. Вирус Н5-SDR. "Алая смерть", разработка времен последней войны с поражающей способностью в девяносто восемь целых и семь десятых процента.
   Когда-то силы вируса истощались на первой волне. Это позволяло атакующей армии занимать "освободившиеся" территории без риска подцепить "алую смерть" - правительство даже на войне беспокоилось о своих подданных. Не стало правительства. Не стало подданных. Не стало ученых, контролирующих распространение Н5-SDR, и вирус научился обходиться без посредников. Он жил сам по себе. Кочевал в телах крыс от поселения к поселению и, добираясь до места, собирал дань с жителей.
   Так уж вышло, что Карл шел по следу. Эпидемии косили людей, тем самым грозя и да-ори. Пришлось заниматься.
   "Алая смерть" оказалась особенно упрямой пакостью. Заражение. Инкубация. Развитие. Превращение крови в "лаковую воду". Агония. Смерть. На все про все - семьдесят два часа. Знакомый алгоритм, повторявшийся от деревни к деревне. И сломавшийся на пятнадцатилетней дурочке, слишком упрямой, чтобы просто сдохнуть.
   Сто процентов минус чумазая девчонка-альбинос со злыми глазами.
   Карл наблюдал за ней три дня, отслеживая течение болезни. Ему нужна была информация, а Коннован принимала его за знахаря. Смешно. В этой глуши о да-ори либо забыли, либо вообще не знали.
   Алые точки на руках. Лопнувшие сосуды в глазах и частичная слепота. Кровотечение из носа. Лихорадка. Малейшее прикосновение к коже оставляет синяк. Кровотечение из ушей. Как правило, следующая стадия - смерть. Но Коннован выжила. А из ее крови удалось получить антитела.
   Давно это было.
   Потом Карл продолжил изучать ее. Он еле дождался, пока она оправится достаточно, чтобы провести инициацию. Скорее эксперимент, чем желание обзавестись валири. И снова, слишком молодая, чтобы выжить, Коннован выжила.
   Марек, впервые увидев Конни, был удивлен.
   Марек сам предложил ее кандидатуру, когда затеял Проект.
   Марек следил.
   И настоятельно порекомендовал избавиться от Коннован. Интересно, чем она помешала? Глупая и наивная, с нулевым жизненным опытом и идеализированными понятиями. Слишком человечная для да-ори... почти родная.
   Нет, Карл не станет ее убивать и плевать он хотел на все Марековы рекомендации. А сюда пришел попрощаться. Коннован его не увидит: Аркан искажает восприятие мира и ограничивает способности. Карл при желании может коснуться ее волос. Или снять ошейник. Это не сложно, рано или поздно она бы додумалась, вопрос времени. Жаль, что времени у нее не осталось. Два дня назад армия Кандагара начала движение к Чаруше. Пока маршрут полностью совпадал с прогнозами, а значит, что скоро здесь станет горячо.
   Коннован что-то объясняет, отчаянно жестикулируя при этом, а люди слушают. Люди приняли ее, пусть даже сами не понимают этого. Значит, Проект имел все шансы на успех... жаль, что так вышло.
   Люди учатся. Людям осталось жить примерно неделю.
   Крепость не выстоит.
   И Карл, подняв правую ладонь вверх - она не увидит, но если прощаться, то по-настоящему - отступил в тень.
  

Вальрик.

   Болело все, особенно почему-то задница, ну и руки, конечно. И вообще было желание упасть и не шевелиться, день, два, а то и целую неделю.
   Больше он не выдержит. Сдохнет прямо там, на поляне, с мечом в руках, а она будет стоять и улыбаться, как всегда с издевкой.
   - Нехорошо этой, ой нехорошо, не по-божески, - наставник Димитриус шустро перебирал четки. - Убьет, всенепременно...
   Отчего-то он был уверен, что беловолосая тварь мечтает о том, чтоб кого-нибудь убить. И Вальрик даже примерно знал, кого именно - его, никчемного, неспособного и никому ненужного. И порой, как правило к концу тренировки, у него возникало желание, чтоб если уж убивала, то поскорей.
   - Господь все видит! - четки, выскользнув из пальцев наставника, упали на пол. Поднять надо бы, но каждое движение отзывалось такой болью, что Вальрик не шелохнулся. Не заметил он и все. Не заметил.
   Наставник, охнув, наклонился и подобрал четки.
   - Вот! И ты поддался бесовскому очарованию! Душу не бережешь... и к заутрене ходить перестал.
   К заутрене? Да какая служба, когда тренировка идет?! И потом, днем, отоспавшись, Вальрик - вот уж стыдно признаться - сам спускался в оружейную, превозмогая почти привычную уже боль в мышцах, повторял ночные уроки. Он будет лучшим. Он будет сильнейшим.
   - Душу потеряешь, - погрозил пальцем Димитриус. - Смотри, мальчик мой, доиграешься до беды. Желать чего с умом надо. А тварь-то, она не человек...
   Не человек. Но как с оружием управляется!
  

Фома.

   Сколь огромен мир! Ни карты, ни описания, ни даже рассказы путников, изредка останавливавшихся в Храме на ночлег, не отражали его подлинной красоты и величия.
   Правда, величие местами тускнело, особенно, когда деревни проезжали. Грязные, тесные, вонючие, и люди в них такие же - грязные и вонючие, и недобрые к тому же. Они глядели на кавалькаду со страхом и почти откровенной злобой. А к чему истовым христианам злиться на посланцев Храма? Фома не понимал. Куда больше по душе ему были неоглядные степные просторы, или же чудные горные хребты, тающие в небесной синеве. Вот на них он готов был глядеть вечность, и даже жесткое седло и некоторая грубость спутников не умеряли восторгов.
   Сейчас лошади шли неспешным шагом, и Фома имел редкую возможность не только оглядется, но и вволю поразмышлять над увиденным. Правда, глядеть было особо не на что: пыльная дорога тянулась по степи, вокруг трава, трава, трава... Иногда, правда, попадались крупные, с небольшой коровник, камни, или корявые, будто скрюченные неведомой болезнью, деревья. Но Фоме все равно интересно и мысли текут спокойно, плавно, совсем как в родной, знакомой до последней полочки, библиотеке.
   Но до чего ж огромен мир!
   - О чем задумался? - Поинтересовался брат Морли.
   Фома и не заметил, как он подъехал, а заметив, не слишком-то обрадовался, ибо теперь подумать ему точно не дадут. Брат Морли обладал живым характером и необъятным животом, куда помещалось - Фома собственными глазами видел - литров десять пива. Сие обстоятельство настолько его поразило, что даже замечания не сделал, хотя где это видано, чтобы святой брат богопротивное зелье потреблял?
   Морли мурлыкал под нос песенку - скорее всего непотребную - и чтобы отвлечь инквизитора от сего пагубного занятия, Фома ответил на вопрос.
   - Восхищаюсь.
   - А, ну, тогда, это конечно. Пить будешь?
   - Вода?
   Морли презрительно фыркнул.
   - Воду нехай кони пьют. Пиво!
   - Пьянство противно Господу.
   - Тьфу ты! Сразу видно - храмовый птенчик. - Толстяк приложился к фляжке. - Первый раз едешь?
   - Первый.
   - Ничего, я из тебя человека сделаю, а то там, в храме, совсем вам там мозги засушили. Где ж это видано, чтобы человек доброму пиву воду предпочитал?
   - А душа?
   - Душа радоваться должна. В Библии так и написано - что душу радует, то и Богу хорошо.
   Фома подивился столь вольной трактовке Священного писания, но возразить не посмел.
   Всего отряд насчитывал шесть человек: сам Фома и пятеро братьев-воителей, каждый из которых, надо полагать, не раз путешествовал по внешнему миру. И Фома мог лишь радоваться подобному сопровождению. Жаль только, что воины не разделяли его радости и от расспросов про прошлые походы и бои увиливали. Один Морли и снисходил до беседы.
   - Брат Морли, а вы много путешествовали?
   - Приходилось, - толстяк приосанился. Поболтать он любил, особенно, когда слушатель попадался благодарный, например, как сейчас. - Двенадцать экспедиций за спиной, эта тринадцатая. Нехорошее чисто. Нечистое.
   - Суеверия, - отмахнулся Фома.
   - Ты, сынок, молодой, да делишь быстро. То - суеверия, то - истинная вера... Лучше старика послушай - неспокойно нынче стало.
   - Где?
   - Да в мире. Слухи всякие ходят. Будто бы далеко на юге, там, где нечисть и та не селится, дверь из преисподней открылась, и твари всякие наружу полезли... Ну, скоро своими глазами все увидишь.
   - Это почему?
   Из объяснения Фома ровным счетом ничего не понял.
   - А куда мы едем? - прищурился Морли.
   - Крепость Вашингтон.
   - Вот то-то и оно. Самая южная крепость. Почитай на самой границе стоит. С одной стороны Проклятые земли, с другой горы. Настоящий край мира, можешь мне поверить - своими глазами все видел. Вот замок там хороший, крепкий и земли богатые. Князь пробовал южнее забраться, не вышло. До реки дошел, а дальше ни-ни: раз пять высылали разведчиков - ни один не вернулся. Князь на реке дозор выставил, чтоб на всякий случай... - Морли замолчал.
   - А дальше?
   - Дальше? Дальше ничего. Уже годков десять с той поры прошло. Дозор стоит, крепость тоже, и князь, надо думать, здравствует. Володар - настоящий воин. Если что из-за реки сунется, всех, до последнего человека положит, но дальше крепостных стен не пустит. А ты бы видел, какие там стены! Толстенные. По верху два всадника проехать могут, и разминутся! Но на душе все одно неспокойно. Вот если б все хорошо было, разве ж нас туда б послали? Вот скажи, послушник Фома, зачем мы туда едем?
   Фома отвел взгляд. Он не знал, кто и какой выгоды ради решил, что будет лучше, если истинную цель экспедиции замолчать. И братьям-воителям было велено доставить послушника к месту назначения, а дальше выполнять его указания.
   - Носом-то не крути, как собака больная. Ведаешь, о чем спрашиваю. Где ж это видано, чтобы пятерых братьев под начало мальчишки-послушника ставили? Давай, рассказывай. Все равно ж узнаем, когда приедем, так чего тянуть? Ну, кого мы там забыли?
   - Вампира. - Шепотом ответил Фома.
   С одной стороны, Морли прав, в крепости братья все одно узнают, с кем придется иметь дело. С другой - лучше, если к этому времени Фоме удастся подружиться с ними. Или хотя бы заручится помощью.
   - Матерь Божья! - Во всю глотку выдохнул Морли. - Ты серьезно?
   - Серьезно.
   - Рассказывай, чего там в Храме снова придумали. Хотя нет, погоди. Рубеус! Эй, Рубеус! Тащи свою задницу к нам!
   Тут Фоме стало совсем не по себе, одно дело рассказывать про вампира Морли, который, может, и поорет, но сделает это необидно, а вот брат Рубеус - другое дело. Брат Рубеус - командир, у него глаза холоднющие, а лицо шрамом перечеркнуто. И Фоме он внушает безотчетный страх, хотя за все четырнадцать дней пути ни разу не обратился к Фоме и вообще, казалось, не замечал присутствия в отряде столь бесполезной личности, как послушник и служитель храмовой библиотеки. И вот теперь придется рассказывать все брату Рубеусу, он, конечно, разозлится и...
   Дальше Фома не додумал и, стремясь оттянуть неприятный разговор, пришпорил лошадку. Та удивленно фыркнула, но шаг прибавила. Но от Морли не убежишь.
   - Привал! - возвестил он, останавливая своего мерина. Пришлось подчиниться. Брат Рубеус если и удивился поведению толстяка, то виду не подал.
   - Что тут у вас? - Голос у него такой же равнодушный, как и взгляд. От этого становится еще страшнее.
   - Ты послушай, чего малец болтает. Давай, Фома, говори, зачем мы в Вашингтон едем.
   - Ну... Нам надо забрать пленника и доставить его в Храм.
   - И что? - Кажется, брат Рубеус начал сердится.
   - Так пленник-то - вампир! - ответил Морли. - Вампир! Это ж додуматься, притащить в Храм вампира!
   - Это правда?
   - Да.
   - Плохо. - Рубеус смотрел не на Фому, а, как бы сквозь него. - Боюсь, не выйдет.
   - Но нас пятеро, а он один!
   - Мальчик, а ты когда-нибудь встречался с да-ори? - брат Рубеус печально улыбнулся. - Нас всего пятеро.

Глава 4.

   Тень - Базе.
   Информация недостоверна, высок предел погрешности. По косвенным признакам выше людей. Определить соотношение с Империей не представляется возможным. Жду инструкций.
  
   База - Тени.
   Не высовываться. Сообщать о возможных изменениях статуса объекта.
  

Коннован.

   Князь пребывал в дурном настроении - явление более чем нормальное, с его-то характером. Впрочем, ныне гнев Володара был направлен на Святой престол. Ох, и выражался же он... всех вспомнил: и Святого Отца, и кардиналов, и епископов, и монахов-воителей, да и святым досталось от души. Брат Димитриус, забившись в угол, дрожал осиновым листом.
   Бедолага.
   Хотя, чего это я толстяка жалею? Сам он не одну душу загубил за веры ради, и когда меня на ремни резали благочинно так псалмы читал. Так что, если князь вдруг захочет содрать с этой благочестивой скотины шкуру, пожалуй, предложу свои услуги.
   Но Володар, швырнув серебряным кубком в стену, успокоился. Рухнул в кресло и рявкнул:
   - Вина!
   За дверью раздался топот. Спешат. Когда Володар в таком настроении, приказы лучше выполнять быстро и точно.
   - Ну? - князь повернулся ко мне. Молчу. Так оно вернее.
   - Чего скажешь, тварь?
   Ничего. Нет, пожалуй, ответить стоит, а то еще обидится.
   - Нам бы в лес выйти...
   - Успеешь, - отмахнулся князь. - Садись, говорить будем.
   Говорить, так говорить. Лишь бы разговор этот не закончился для меня камерой, а то уже как-то отвыкнуть успела, да и в комнатушке, выделенной Володаром, пообжилась.
   Робкий стук в дверь - вино принесли. Князь молча следил за белобрысым мальчишкой, сервировавшим стол. Бедняга едва сознание не терял от столь пристального внимания повелителя. Еще бы, по замку упорно ходили слухи, будто его светлость каждый вечер скармливает мне по человеку. Некоторые увеличивали счет до трех, и даже до пяти, но тут уже сами люди не верили.
   - Вон пш-л! - Рыкнул князь, и парнишка моментально исчез. - Пить будешь?
   Это уже мне.
   - Буду.
   - Вино хорошее. На травках настаивают... Такого, тварь, ты нигде больше не попробуешь! - Все-таки люди - удивительные существа. Взять хотя бы князя, называет тварью, ненавидит, а вином угощает, да еще и хвастается.
   А напиток и вправду хороший. Тягучий, ароматный, благородного рубинового цвета.
   - Вот скажи, остроухая, есть ли на свете справедливость?
   - Не знаю.
   Видимо, дело и вправду серьезное, раз Володара на философию потянуло.
   - Нету! Нету справедливости!
   - Ваша светлость! - брат Димитриус, приободренный спокойным тоном беседы, выбрался из своего угла. - Негоже славному воителю и владыке крепости, которая есть последний бастион истинной веры пред границею ада, распивать вино с порождением зла!
   - Садись, - буркнул Володар.
   Брат Димитриус неловко взгромоздился на стульчик и недовольно поджал губы.
   - Ты мне, святой отче, лучше вот что объясни - откуда они вообще там узнали?! А? Я им пока не отписывался. Собирался только.
   Толстяк посерел.
   - Молчишь? Думаешь, побоюсь шкуру с тебя спустить? Ей вон поручу, думаю, с превеликой радостью возьмется. Хоть и тварь, а твою науку, небось, не забыла. Хочешь рассчитаться?
   - Хочу.
   Я не слишком верила, что князь решиться на крайние меры.
   - Видишь, хочет, - князь почти ласково ущипнул священника за толстую щечку.
   - Негоже содействовать порождению Диавола! - взвизгнул Димитриус. - Она - суть зло!
   - А кто мне пел, что в руках истинно верующего человека и зло может служить великому делу?! А?
   - Воистину так! Святой престол...
   - Не говори мне о Святом престоле! - Володар бухнул кулаком по столу, кубки тоненько зазвенели. - Они ловили? Они приручали? Нет, заявились на все готовенькое. Хорошо, хоть предупредили!
   Кажется, ситуация проясняется: Святой престол узнал обо мне - зуб даю, что прав Володар, и о княжьей добыче донес именно священник - и теперь заявил свои права. В таком случае дело действительно серьезное: монахи не отступятся, и, если князь ответит отказом, быть войне.
   - Вот что, тварь... - ох, и тяжелый же у него взгляд, прям, наизнанку выворачивает. - Едут за тобой. Братья святые, мать их побоку. В Ватикан повезут. Уж не знаю, на кой ляд ты им сдалась, но... в общем, пока они туда-сюда, дело нам одно решить надобно. Важное. А ты, святой отче, сходи-ка помолись, самое время.
   Брат Димитриус встрепенулся.
   - Сходи, сходи... грех нынче на тебе большой, долго отмаливать придется. Да и вояки ее давно не исповедовались. А ну, как душу Диаволу запродать успели? Самое время их на путь истинный наставить. - Володар набожно перекрестился. А я не без наслаждения наблюдала, как брат Димитриус меняется в лице, то бледнеет, то краснеет... и разобрало же его!
   - Господь да поможет вам, княже, - Димитриус неспешно, сохраняя достоинство, направился к выходу. Шел медленно, только четки в руках позвякивали да крест тяжело о бедро шлепался.
   Лицемер.
   - И я вот не люблю таких, - пожаловался Володар, раздирая тушку жареного рябчика. Ел он прямо с костями, громко хрустя и слизывая с пальцев жирок. И говорил при том. - Ту же кровь льют, но чужими руками. Но! Порядок должон быть! Коли люди отринут слово Господне, тьма великая на землю придет.
   С данным утверждением можно было бы и поспорить, но опыт общения с князем рекомендовал соглашаться. Со всем.
   И князь поделился рябчиком. Недосоленный и пережаренный, но если с клюквенной подливой, то вполне ничего выходи. Князь же, доев, вытер пальцы о бороду и продолжил прерванный разговор:
   - Давай-ка лучше о деле. Хотел я, конечно, обождать, пока ты вояк моих поднатаскаешь, но, видно, не судьба. Придется так. Завтра ночью за реку поедем. Неспокойно мне, остроухая. Как подует ветер с юга, все внутри так и переворачивается. Смешно, да?
   Смешно. Обхохочешься. Особенно, если учесть, что я сама испытываю нечто подобное. Предупреждение. Легкие мурашки по коже и холодок по хребку. Выходит, не показалось.
   - Карты у меня нету. Ничего нету. Река - это вроде как граница, понимаешь? Хорошая, я тебе скажу, граница, надежная. Наша Чаруша - это не какой-нибудь ручей. Дикая. Прям кипит вся. И мест на переправу немного. С той стороны лес.
   - И все?
   - Не знаю. Я раз пять людей высылал, никто не вернулся. Будто проклято там!
   Князь не так и ошибался. Теперь, более-менее сориентировавшись в пространстве, я с полной уверенностью могла утверждать, что на противоположном берегу Чаруши начинается Большая Юго-Западная Аномалия.
   - Это из-за Пятна.
   - Что такое пятно? - Володар скребет пригоршней бороду, словно блох гоняет. Глаза прикрыл, но слушает внимательно.
   - Зараженные земли... Проклятые. В Последнюю войну люди использовали ядерное оружие... - Черт, а сложно, оказывается, объяснить то, чего в этом мире нет. - Это, как порох, только во много раз сильнее. Взрыв уничтожает все живое на сотни километров вокруг.
   - Невозможно.
   - Но хуже, что после взрыва остается радиация... невидимый яд, который разлился по земле, воде и воздуху. Сначала те, кто жил там, просто умирали, а те, кому посчастливилось выжить, изменялись.
   О Пятнах я знаю очень мало. Одно время да-ори пытались их исследовать, свидетельством чему остались дневники, докладные записки да с десяток мутантов в формалине. Но потом исследования прекратили. Почему? Не знаю, Карл не удосужился объяснить, а саму меня на тот момент Пятна не интересовали.
   Черт, а что меня вообще интересовало? Не знаю. Не помню.
   Володар, выслушав, замечает.
   - Дозорные говорили, что иногда к реке выходит чудное зверье. Да и пару лет назад случалось, что напасть хотели, оттого дозор и выставил. Говоришь, там опасно? Ничего, тварь, мы туда и назад. Ты своих предупреди, чтоб, значит, приготовились.
   - Предупрежу.
   - Эх, остроухая, а привык я к тебе, жалко расставаться будет...
  

Карл

   Отсюда Орлиное гнездо - корона на седой голове Саян-горы. Сияют ложным перламутром крыш башни, полыхают призрачным светом окна, словно и не окна - драгоценные камни.
   Век бы смотреть.
   - Хорошо у тебя, горы, воздух свежий... - Марек отряхнулся, убивая паузу, которую сам же и начал. Светловолосый, улыбчивый, вечно молодой. Опасный. Самуверенный. Почти бог. Хотя все они здесь почти-что-боги. Чем Давид не гневный Арес-Марс-Шива? Чем Айша не пеннорожденная Афродита с душою Кали-Темной? А кто тогда сам Карл?
   Или вот Марек? Легкая улыбка, вежливость и привычка насвистывать под нос давно забытые в этом мире песенки. Марек - это Марек. Первое поколение, вышедшее из сундука лаборатории-Пандоры.
   - Ты же ее не ликвидировал, верно? Почему?
   Он меняет тему разговоро также легко, как Айша партнеров. И никогда не угадаешь, откуда ударит.
   - Тангры перешли в наступление. И крепость сметут раньше, чем люди успеют опомниться. Коннован погибнет вместе с ними.
   - Знаешь, что тебя погубит? - Марек, не дожидаясь приглашения, уселся на глыбину. - Сентиментальность. Глупая привычка привязываться к тем, кто существует рядом...
   На Айшу намекает. И от Марековой одежды едва ощутимо тянет ее любимыми духами.
   - А вот наступление - плохо. Мы еще не готовы.
   Он заложил руки за голову, нарочито беспечный, нарочито веселый. Локи. Вот он кто. Обманщик-весельчак, шутник кровавых шуток. И шутовской колпак дает ему видеть дальше, чем кому бы то ни было.
   - Мы никогда не готовы.
   - Зришь в корень. Эх, Карл, брат мой, мы ошиблись. Ни Айша, ни Давид, ни даже ты еще не понял, насколько мы все ошиблись! Хранители знания, смешно, право слово.
   Горы отзываются на смех эхом, которое вместе с мелкими камушками летит в пропасть, на мгновенье оглушая рокотом обвала.
   - Мы собираемся воевать, но чем? А, Карл? Книгами? Чертежами? Автоматами, собранными вручную? Их же заклинивает после первого же выстрела!
   - Построим фабрики...
   - Когда? Скажи мне, Хранитель Южных Границ, когда мы будем их строить? И кто? Ты да я? Тангры завоюют нас раньше, чем эта фабрика первую сотню стволов выдаст. А ведь нужен еще порох, нормальный порох, а не серая пыль, которую они используют. Пули. О тяжелой технике я не говорю. Да, старые склады на какое-то время спасут. Но надолго ли?
   - Все настолько плохо?
   А ведь этот сукин сын прав. От первого до последнего слова: да-ори слишком отделились от людей. Да-ори жили сами по себе. Да-ори не думали даже о других да-ори.
   - Знаешь, они ведь нас обманули...
   - Кто?
   - Те, кто нас создал. Помнишь, что обещал вербовщик? Силу, власть, преимущества перед врагом... на деле вышел ошейник и подчинение. После Катастрофы у нас было время, свобода, возможности, но мы все равно проиграли. Почему?
   - Мы выжили!
   Шутник-Локи больше не улыбается. Вокруг глаз бегут мелкие морщины, на долю мгновенья нарушая совершенство вечной юности. Руки скрещенные на груди. Пропасть под ногами. Каменная туша горы подпирает спину. Символично.
   - Это они выжили. Сколько их уцелело тогда? Меньше миллиона? И был этот миллион стадом, кучкой перепуганных тварей. А теперь? Шестьсот миллионов. И число их растет с каждым днем! А мы? Семнадцать тысяч. После катастрофы было почти тридцать. У нас есть знания, медицина, избыток пищи, а с каждым годом да-ори становится все меньше. Почему?
   - Не знаю.
   Под таким углом Карл проблему никогда не рассматривал. Он вообще не видел проблемы. Раньше не видел.
   - А я тебе скажу. Мы слишком самодостаточны. Одиночки по натуре. Даже друг с другом мы общаемся лишь в исключительных случаях. Смешно. Для людей единственный способ заглянуть в вечность - это родить ребенка. Нам же вечность подарили.
   - Рано или поздно умрем и мы.
   - Вот именно, рано или поздно. Когда, Карл? Через сто лет? Через двести? Через тысячу? Так зачем рисковать ради того, другого? Как давно на твоих землях проводилась последняя инициация?
   - Лет тридцать... Нет, больше. Пятьдесят... Около того.
   И снова Марек прав. Но какого черта он раньше молчал? Не видел? Не понимал? Смешно.
   А сам Карл почему не понял, что происходит?
   - А на моих - двести лет назад. Двести лет. За это время погибли семеро. Мы утратили интерес к жизни. А война - это шанс. Как и раньше, помнишь?
   С ладони срывается синий осколок и молча исчезает в расколе. Еще один символ? Не многовато ли для одного раза?
   - Если все так, как ты говоришь, это не шанс, а приговор. У тангров - численное превосходство, вооружение, у нас - сомнительный союзник в далекой перспективе и знания о прошлом, которые, как выясняется, ничем не могут помочь.
   - Вот насчет этого я и хотел с тобой поговорить. Дошли слухи, у тебя в библиотеке сохранились некоторые карты... а у меня имеется информация. Хотелось бы сопоставить. - Марек улыбнулся, широко и радостно.
   Все-таки он - псих. Причем полный.
  

Фома

   "Уж месяц минул с той поры, как доблестный отряд наш покинул Храма, но еженощно наши души летят к сему наисвятейшему месту, дабы преклонить колени перед престолом Святого отца..."
   Фома перечитал фразу. На первый взгляд получилось очень даже неплохо, красиво и вдохновенно. Его смутил один единственный момент - есть ли у души колени. С одной стороны, святые проповедники ничего не говорили на этот счет, а, с другой, на всех иконах в Храме души выглядели точно так, как нормальные люди, только прозрачные, словно сотканные из воздуха. Следовательно, и колени, которые можно было бы преклонить, у них имелись. Решено, пускай остается так, как есть. Неохота затирать красивую фразу.
   "Каждый вечер, отходя ко сну, мы возносили молитвы Господу, благодаря за день, прожитый в мире, как и положено детям Его. А утром брат Рубеус, чье благочестие переполняет сердце мое восторгом, читал нам строки из Библии, вдохновляя на новые подвиги во имя Создателя нашего".
   Определенно, прав был наставник, есть у Фомы талант сочинителя, нужные слова сами ложатся на бумагу, а ему остается лишь следить за начертанием букв, чтобы аккуратно, чистенько, в общем, достойно Храмовой библиотеки. Фома даже придумал название будущего труда "Путь до крепости Вашингтон". Ну, может быть, потом поменяет, время-то есть.
   - Эй, Фома, снова носом по бумаге водишь? - Брат Морли хохотнул, и необъятное брюхо его пришло в движение. - Давай к нам.
   - Спасибо.
   Предложение Морли звучало заманчиво. Да и надоело уже сидеть одному: на каждом привале братья-воители раскладывали два костра, один для Фомы, чтоб ему удобно писать было, а возле другого садились сами. Первое время уединение радовало: никто над душою не стоит, через плечо не заглядывает, с вопросами дурацкими не пристает. А потом... потом стало скучно и обидно, они вместе, а Фома вроде как наособицу.
   - Да не за что, давай, отрывай свою поповскую задницу от земли и двигай к огню.
   Выражения, которые зачастую использовал брат-воитель, заставляли хмуриться не только Фому, но и брата Рубеуса, настолько они расходились с классическим текстом Святого Писания.
   - Эй, ребятки, подвиньтеся, к нам гости.
   Послушник было испугался, что сейчас ему укажут на место, но воины пересели, освободив место для Фомы.
   - Пить будешь? - Спросил брат Анджей.
   - Будет, - Морли плюхнулся рядом, и Фоме на мгновение показалась, что земля вот-вот треснет, не выдержав веса брата-воителя. - Что ж он, больной, али рожей не вышел, чтоб в такой-то компании не выпить? Наливай!
   В руки Фоме сунули деревянный кубок с чем-то прозрачным и резко пахнущим.
   - Пиво?
   - Пиво, пиво, - хохотнул рыжий, точно лисица, Анджей и тут же провозгласил тост:
   - За здровИ!
   - За здровИ, - прогудел Морли, опрокидывая содержимое чаши в свою бездонную утробу. - Эх, хорошо! А ты чего не пьешь?
   Фома понимал, что отказываться нехорошо, но как объяснить сим суровым воителям, которые не единожды рисковали жизнью своей во имя Господа и Святого Престола, что он никогда, никогда-никогда не пробовал пива? Он вообще не пробовал ничего, крепче перебродившего виноградного сока, который брат-виночерпий приказал вылить, а Фома и еще один послушник выпили. От сока прихватило живот, и парни в очередной раз уверились, что всевидящее око Господа не пропускает ни одного, даже столь незначительного на первый взгляд прегрешения. С тех пор Фома зарекся пить, но Морли смотрел выжидающе, да и остальные братья не сводили глаз с деревянного кубка.
   - Пей, не бойся. Давай, одной рукой зажимаешь нос, и одним глотком... О, молодец. Я ж вам говорил - наш человек!
   Фома только и смог кивнуть, ибо для внятного ответа пришлось бы открыть рот, и тогда... Тогда адское пламя, которое опалило ему все внутренности, вырвется на волю. Кишки под действием дьявольского напитка свернулись в тугой клубок, а к горлу подступила тошнота.
   - Ты закусить-то дай человеку!
   - Э, точно, на держи, - Морли протянул кусочек хлеба. - Хлеб, он первое дело, ты сначала нюхни, а потом скушай. Ну, как, полегчало?
   - Да.
   Вопреки ожиданиям, из горла не вырвался язык пламени, да и внутри все успокоилось. Зато стало тепло и хорошо. А ребята милые. Добрые. И почему это Фома раньше не замечал, какие они хорошие...
   - Жуй, давай. Вон, мяско. Закусывай, закусывай, а то заснешь!
   - Хорошее пиво!
   Морли захохотал, и Фома, глядя на колышущееся брюхо, испугался, что брат лопнет. Возьмет и лопнет. Со смеху.
   - Пиво?! Вы слышали, он и вправду решил, будто пиво... Ой, мамочки, не могу!
   - Это спирт, мальчик, - подал голос Рубеус. - Сегодня особенная ночь. Ночь поминовения.
   - Я не слышал о такой.
   - Немудрено, - ответил Анджей, заслоняя брата-по-клану, словно Фома мог чем-то того обидеть. - Этого праздника Храм не признает, но я тебе скажу. Завтра, еще до заката мы войдем в ворота крепости. Путь будет завершен. Потому сегодня мы вспоминаем всех тех, кто когда-то не дошел... Мы верим - их души хранят нас в пути, но лишь одну ночь они могут спустится с небес на землю, дабы выпить с живыми. - Анджей замолчал, и Фома с удивлением заметил маленькие деревянные чашечки, стоящие на земле.
   - Да, это - для них. - Анджей перекрестился. - За здрове! И за тех, кто не дошел.
   - За них!
   Братья-воители снова подняли кубки, и Фома выпил во второй раз.
  

Вальрик.

   Откашлялся. Крепкое вино, не нужно было, наверное, но как откажешь, когда на тебя смотрят так... так... слов нету, чтоб сказать. Не стоило соглашаться, ведь чувствовал же - не случайна эта встреча на лестнице. И приглашение. Его никогда прежде не приглашали "посидеть в хорошей компании".
   - Ну вот, молодец, - Серж плеснул еще вина. - Видишь, Тилли, как он изменился, сильным стал... и Айвора одолел. Герой!
   Тилли пробурчал что-то в ответ, слов Вальрик не разобрал, да и какая разница, о чем он бурчит. Тилли - медведь, здоровый и тупой. А Вальрик - умный. И сильный. И вправду Айвора одолел и до сих пор в себя от этой нежданной победы придти не мог.
   И Серж умный. Это он предложил отметить победу и то, что Вальрик вырос... возмужал. Хорошее слово. Правильное.
   - Ну, давай, за твое здоровье! Тяжело приходится?
   - Т-тяжело, - язык отчего-то заплетался, да и икота вдруг пробила.
   - Ну да, под бабским началом всегда тяжело, - Серж дружески похлопал по плечу. - Ты пей, отдохни... заодно расскажи.
   - О ком?
   Пить не хотелось, но как отказаться, когда смотрят?
   - О нежити.
   - А чего рассказывать?
   Комната чуть качалась перед глазами. Сначала влево, потом вправо... и снова влево... так и с лавки слететь можно. И хлеб вином отдает, и мясо тоже.
   О нежити рассказывать? А чего о ней рассказывать? Она... она...
   - Мелкая, - Вальрик попытался в воздухе очертить. - Д-девчонка... белая и глаза черные.
   И с мечом управляется так, как ни один из предыдущих наставников. И Вальрик так же будет.
   - Вальрик? - ледяной голос на мгновенье отрезвил. - Ваша светлость, не пора ли вам отдыхать?
   Откуда она здесь взялась? Кажется, конечно, всего лишь кажется. Примерещилось. А вот рука на загривке не примерещилась.
   - Кисуля, брось ты этого щенка, садись, выпей с нами.
   Серж широко улыбнулся, разводя руки, словно обнять желал. Кого? Ее? Она ж нежить. И холодная. Точно холодная, как жаба. Или как ящерица - жабы-то мокрые, а у этой шкура сухая.
   - Спасибо, не хочется.
   - Тогда, может, чего другого захочется? Смотри, я - парень горячий. И Тилли тоже, а ты все с этим подкидышем возишься. Тебе как больше нравится? Сверху? Снизу? Может, сразу с двумя? Согреем по полной программе...
   Вальрик хотел ответить, что-то умное и едкое, но к горлу подкатила тошнота. Пришлось рот руками зажать. И если бы не когти, рубаху прошившие, сполз бы под лавку.
   А тварь Сержу не ответила. Это зря. Он не любит, когда ему не отвечают. Но она склонилась к Вальрику и шепотом поинтересовалась:
   - Тебя тут не стошнит?
   Это точно. Стошнит. Вальрика сейчас точно стошнит.
   Ледяные пальцы сжали шею. Дернули, поднимая Вальрика как деревянную куклу, одну из тех, которых бродячие артисты на веревочках водят.
   - Эй! Ты куда? Оставь его! Слышишь, что я тебе говорю?
   Тилли-медведь заслоняет проход, но потом вдруг отходит в сторону. А тварь вытаскивает Вальрика из зала. Тяжело идти, а не идти стыдно. И попасться так стыдно... поверить Сержу... а тот обозвал подкидышем.
   Собственная кровать была приятно жесткой.
   - Проспись, - тварь стянула сапоги, и одеялом накрыла. - Глупый мальчишка.
   Он не глупый. Он просто снова поверил Сержу. Попался.
   А она красивая, белая-белая и ни на кого непохожая... не человек... тварь... но все равно красивая.
   Тошнит.

Глава 5.

   Тень - Базе.
   Статус стабилен. Когда штурм?
  
   База - Тени.
   Запрашиваемая информация первого пункта секретности. Ждите сигнала.

Коннован

   Самонадеянный и беспомощный человеческий детеныш. Жалко его, но жалость пришлось оставить при себе: отец Димитриус живо вытолкал меня из Вальриковой комнаты. Правильно, я же тварь, нежить, отродье дьявола и так далее, по списку.
   Обидно.
   А мальчишку все-таки жаль. Не хочется думать, чем могла закончится сегодняшняя попойка. Ох не верю я в добрые намерения родственничков. Добавят они мне хлопот. А еще и князь со своей затеей. В результате я целый день ворочалась без сна, пытаясь разобраться в ощущениях. Тревога. Беспокойство. Почему? Существа, обитающие на зараженных территориях, как правила, не выходят за пределы Пятен. Тем более имеется естественная преграда.
   Говоря по правде, об этой местности я знаю очень мало. Вроде бы дальше к югу - пустые земли, степь. Климат жаркий и сухой, для да-ори сочетание крайне неприятное. Да и ночи короткие, поэтому наших замков там нет. А вот люди существуют: несколько кочевых племен. Вот, собственно говоря, и все. Какая оттуда может идти опасность? Да и подопечным моим полезно будет прогуляться.
   Это я себя так успокаивала в предчувствии неприятностей. Все равно избежать не выйдет, а значит, вперед и с песней. И с оружием в руках, естественно. По поводу оружия у нас с князем возникли определенные разногласия: одно дело, когда я в замке, под присмотром саблей размахиваю, и совсем другое - ночной лес, незнакомая территория... Короче, со всех милостей на мою долю выпал стилет с узким трехгранным лезвием. Ну, да я не в обиде.
  
   О том, как мы на ту сторону переправлялись, и вспоминать не хочется. Река бурлила, ревела, играя с лодчонкой, как кошка с клубком пряжи. Но ничего, доплыли. Волна-пинок и лодка врезается в груду мокрого песка, едет, заваливаясь на левый бок и замирает деревянною рыбой в травяных нетях.
   Истошно заорала очнувшаяся сойка, качнули лапами ели, суматошными тенями заметались сонные пичуги. Пахло водой и свободой.
   - Не отпустишь?
   - Нет.
   Другого ответа от князя я не ожидала. Ладно, пускай ребята поработают, не зря же я с ними столько возилась.
   - Ильяс - идешь вдоль берега на север, как говорили. Вальрик - прямо. Край - на юг. Времени вам - два часа.
   Кивнули. Исчезли.
   - Молодцы. - Володар присел на перевернутую лодку. - Лихо они у тебя, раз и нету. Точно демоны. А я думал брешет старый поп. Садись, чего стала?
   Я присела. Песок влажный, холодный. Река шумит в двух шагах. Лес в трех.
   - Берег, как берег, - князю охота была поговорить, поделится мыслями с существом, которое эти самые мысли потом во вред князю не использует. Это он так думает. Пускай.
   - И лес нормальный. Я тут был раз, с самым первым отрядом. Целый день просидел, ожидая. Никто не вернулся. Отчего?
   - Не знаю.
   - И потом тоже. Сколько народу ни посылал, никто не воротился. Пропали, будто жрет их там кто.
   Может, и жрет. Пятно ведь рядом, значит, возможно всякое.
   - Неприятно тут, - пожаловался князь. - Чувство такое, как... как в засаду идешь. Вроде тихо все, красиво, даже птички поют, но шкурой чуешь - враг там.
   А ведь он прав. Действительно, слишком уж здесь спокойно, слишком тихо - сойка и та заткнулась. И запахи какие-то... что-то в запахах меня беспокоило. Принюхиваюсь, пытаясь разложить какофонию ночных ароматов на составляющие. Хвоя. Прелые листья. Ночные лилии, которые еще зовут "вампирьим цветком". Влажная земля. Дым.
   Стоп, здесь не должно быть дыма! Я принюхалась. Точно. Дым. Слабый еле уловимый аромат сожженных поленьев и жареного мяса. Черт!
   - Здесь люди.
   Князь вздрогнул, видать, от раздумий оторвала. На всякий случай - а вдруг недослышал - повторяю.
   - Люди в лесу. Не наши.
   - Ты уверена?
   - Уверена.
   Люди - значит враги. Друзья не станут прятаться в чаще, где водится много опасных тварей, когда за рекой стоит крепость. Придется менять план на ходу, пока мои вояки не вляпались в серьезные неприятности.
   Запрокинув голову к щербатой луне, я затявкала. Мои поймут, а которые не мои, не обратят внимания. Ильяс появился спустя пять минут. Край - через десять. А Вальрика пришлось ждать около получаса. Явился злой и недовольный, он, видите ли на след напал. Ну, а о том, что его след всем нам шкуры стоить может, естественно, не подумал. Убила бы.
   И за вчерашнюю выходку тоже.
   - Я иду с ними.
   Володар заколебался, но после все-таки кивнул.
   - Край, остаешься с его светлостью. При малейшем намеке на опасность, переправляетесь. Понятно?
   - Ты тут не больно-то командуй! - возмутился Володар, ох, чую, завтра отыграется он за самовольство.
   - Вальрик, Ильяс - за мной. След в след. И не шуметь. Чтоб не звука!
   Неужели, охота? Полноценная схватка и свежая кровь наградой? Узенькая тропинка сама вела меня к чудесному запаху. Лес послушно расступался, отдергивая зеленые лапы, чтобы не помешать бегу. Сзади сопели, догоняя, люди. Даже молча, они умудряются шуметь.
   Я остановилась. И Вальрик едва не врезался мне в спину, открыл было рот, чтобы выразить возмущение, но, наткнувшись на взгляд, захлопнул.
   А стоянка уже рядом. Знаком приказываю ждать. Возмущаются. Подчиняются. А я иду на запах.
   Вот и поляна.
   На поляне четверо. Сидят у костра, смеются, шутят. Ведут себя спокойно, следовательно, наблюдения не заметили. Расслабились, ребята. Разомлели в ожиданьи жаркого. Вот один поднялся, потрусил к кустикам. Ну что ж, будет первым.
   Клинок легко нашел ямку в основании черепа. Тело придерживаю. Укладываю в тени. Обыскиваю. Один. И два - трофейный нож воткнулся в глотку самому крупному из троицы у костра. Человек, еще не совсем поняв, что же произошло, потянул за рукоять. И ему почти удалось извлечь досадную помеху.
   Три. Кинжал нырнул в живот, и мальчишка, потянувшийся было за оружием, упал. Съежился. Заверещал, затыкая руками брюхо.
   Номером четыре значился командир, которого я планировала взять живьем. Сообразительный. Вскочил, оскалился. В одной руке меч, а во второй - горящая ветка. Огнем в лицо, и тут же железом. Почти попал. Он вообще быстро двигался, этот человек. Даже чересчур быстро, но я еще быстрее. Меч просвистел где-то над головой, а пламя прыгнуло в лицо. Короткая вспышка боли - чужаку удалось-таки дотянуться. Поздно. Я тоже дотянулась. Легкий удар в висок, рука на горло и сжать.
   Спи, человек, думаю, ты еще пожалеешь, что не умер.
   Вот теперь можно и собой заняться. Человек был еще жив и убежать не пытался, то ли понимал, что бесполезно, то ли боль высасывала силы и желание сопротивляться. Молодой. Совсем еще мальчишка, даже по человеческим меркам. Чуть старше Вальрика. Тонкие усики над закушенной губой, капельки пота на лбу, дрожащие руки обнимают кинжал, не решаясь вытащить. Мне было жаль его, как и всех, кто был прежде. Но единственное, что я могла сделать для этого несчастного - подарить ему покой.
   - Посмотри мне в глаза.
   Он наоборот испуганно зажмурился. Глупый.
   - Посмотри.
   Я слегка надавила на рукоять. Больно. Знаю, что больно, но это для твоего же блага. Парень открыл глаза. Зрачки широкие, будто два колодца.
   - Видишь небо? Бескрайнее, синее? Тебе хорошо, тепло...
   - Солнце... - прошептал он. Правильно, мальчик, солнце. Невыносимо горячее и яркое. А вокруг степь. Слышишь, как трава колыбельную шепчет? Спи. И ничего не бойся.
   Голова раненого беспомощно запрокинулась...
  
   Ильяс с Вальриком на условный свист явились незамедлительно. И почти бесшумно. До да-ори, конечно, далеко, но для людей очень даже неплохо.
   - Что скажете?
   Стоянку я специально не стала трогать. Пусть потренируются. Вместе с кровью парня ко мне перешла часть памяти. Смутные обрывки, из которых ничего толком и понять-то нельзя, единственный более-менее толковый кусок касался инструкции не покидать стоянку до тех пор, пока не явится смена. Но что-то подсказывало мне - в округе чисто.
   - У тебя кровь на лице. - Заметил Ильяс.
   - Где? А, да, бывает.
   Уточнять, где и когда бывает, я не стала, люди сами все поняли. Ильяс нормально, а вот княжич позеленел и с тела паренька, которого угораздило стать моей жертвой, взгляд глаз не сводит.
   - Вальрик! - Он вздрогнул, потянулся за мечом. Дурак.
   - Вальрик. Это - враг. Он ничем не лучше того, который лежит в кустах, можешь пойти посмотреть, если тебе интересно. Или этого, с ножом в горле. Врага убивают, Вальрик.
   Черт, подобная реакция естественна с его стороны. И мне следовало бы подумать об этом, тогда бы и проблемы не возникло. Но, раз уж она все-таки возникла, придется решать. Варианта я вижу два: или мы с Вальриком находим общий язык и некое подобие взаимопонимания, или придется просить князя, чтобы убрал мальчишку из отряда. Слабонервные мне не нужны.
   - Вальрик, ты слышишь меня?
   Он кивнул. Убрал руку. Уже лучше.
   - Ты... Ты его...
   - Их всех.
   Он не должен отделять смерть одного конкретного человека от гибели всех остальных. Наверное, следовало бы выбрать того здоровяка, с ножом. Он накачанный и выглядит жутко, такого особо не пожалеешь. Но здоровяк курил, а это портит вкус крови.
   - Их по-другому. - Не согласился Вальрик.
   - Также. Смерть - это смерть, не зависимо от формы. Нож, петля, стрела, пуля, яд. Какая разница?
   - Твои клыки...
   - Мои клыки.
   Мальчишка постепенно приходил в себя. На лице появилось хорошо знакомое "упрямое" выражение. Молодец. Я когда с Карлом жила и не была... в общем, он не особо скрывал, а меня долго потом кошмары мучили. Ничего, пережила, и Вальрик тоже переживет.
   - Почему он улыбается?
   Улыбается? Слабо сказано. На лице мертвого человека застыло выражение блаженства, а в глазах мне еще чудились отблески несуществующего солнца.
   - Ему не было больно. У нас есть дар... убеждать. Он умер счастливым. Все. Тема закрыта. Что вы думаете о стоянке?
  
   На стоянке мы провели около получаса. Очнувшись, пленник попытался было оказать сопротивление, поэтому пришлось повторить урок. На сей раз силы в удар я вложила побольше, уже не опасаясь убить ценный источник информации: череп у него крепкий.
   Тащить захваченного выпало Ильясу, который, не проронив ни слова, взвалил добычу на плечо, и потопал по направлению к реке. Да и мы с Вальриком возвращались не с пустыми руками. Очень интересная была стоянка. И берег интересный. Боюсь только, наша ночная вылазка, князю боком вылезет.
   Володар аж позеленел в ожидании, не то от холода - хотя ночь выдалась по-летнему теплая, не то от злости. Предполагаю дело все-таки в злости: ждать князь не любил, мне не доверял - оно конечно правильно - вот и бесился от неизвестности. Нам-то ничего, а вот Краю досталось сполна.
   - Ну? - Сколько же эмоций влезло в это простенькое "ну".
   - Стоянка уничтожена. - Бодро отрапортовала я, - Захвачен пленный в количестве одна штука. Три единицы противника ликвидированы.
   - Ты... Ты это! - пригрозил Володар. - Не балуй тут, а то я быстро на длинный язык управу найду!
   Охотно верю, но ничего не могу поделать. Во мне бурлила энергия чужой крови, одолженная, заемная и хмельная. Я пьяна? Наверное. Похоже. А и пускай. Ночь-то чудесная!
   - В замке доложишь. В лодку давай, и мешки тоже. И этого клади. Не мертвый? - Князь пнул неподвижное тело. Надо будет сказать, что эта его привычка не доведет до добра, когда-нибудь наткнется на тварь, которая отхватит полсапога вместе с ногой впридачу.
   - Давай, давай, - торопил князь. - В лодку. Что это с тобой?
   - Крови нажралась! - выпалил Вальрик.
   - Да? Ну и хорошо, кормить не придется. - Похоже, наличие пленника подняла настроение его светлости на недосягаемую высоту, как еще объяснить такое равнодушие. Впрочем, в отличие от сыночка, Володар понимает, что любую цепную собаку время от времени нужно выпускать на волю. Или цепь удлинять так, чтобы псина могла побегать. Я вот набегалась, домой пора. А что энергии много, так это даже хорошо: чую, поспать мне сегодня не дадут.
  
   В замок мы вернулись незадолго до рассвета, и князь тут же требовал отчета о вылазке. Главным образом его светлость интересовало, каким таким волшебным образом на том берегу реки, где отродясь никого, кроме чудищ не водилось, взялись люди. И почему появления их не заметил пост, выставленный у переправы. Ох, и не завидую я тем, кто на том посту дежурил. Вопросы, которые сегодня задают мне, завтра услышат и они.
   - Рассказывай, остроухая, - по старой привычке совещание Володар проводил в собственных апартаментах, вот только на сей раз он не предложил мне присесть, видать, на место ставит: я - начальник, ты - дурак. Кто бы спорил.
   Брат Димитриус примостился на табуреточке. Молча четки перебирает, точно паук паутину прядет, да на князя зыркает. Небось, боится, что Володар вон погонит. Но его светлости нынче не до священника.
   Стараясь не смотреть Володару в глаза - его это жутко раздражает - начинаю:
   - Лагерь, на который мы наткнулись, - своего рода наблюдательный пункт. И существует он довольно давно, от нескольких месяцев до нескольких лет. Расположен так, что с берега, тем паче противоположного, его не заметишь. А вот их разведчики, скорее всего, наблюдали за нашим... вашим постом.
   С каждым словом князь наливался яростью, как глиняный кувшин пивом. Того и гляди, треснет со злости. Но вместо этого Володар крякнул и поскреб ручищей бороду, выдав:
   - Нападать будут.
   - Будут.
   - А ты чему радуешься, остроухая? Думаешь, коли мы с ними воевать начнем, тебе легче станет? Так я сразу скажу: мы будем воевать - и ты будешь! А поляжем все - так и ты подохнешь! Здесь! Вместе со всеми! Понятно?
   Куда уж понятнее. Я существо здравомыслящее, осознаю, что, пока на шее моей эта дрянь мотается, с князем мы крепко повязаны. До смерти. И предполагаю, его смерть станет и моей тоже. Володар, одним глотком осушил кубок и, слегка успокоившись, повелел:
   - Дальше давай.
   - В общем, там их четверо... было четверо: трое людей и этот. Сами спросите, кто он.
   - Нежить, - заявил князь со всей определенностью. - Уверена, что те трое были людьми?
   - Один - точно.
   В этом я могла поклясться на чем угодно. Внешность может обмануть, кровь - никогда. Тот мальчишка был человеком от вихрастой макушки до упакованных в сапоги пяток.
   Володар понимающе кивает, а вот отец Димитриус на глазах белеет, губы дрожат - вот-вот разразится гневной проповедью, слушать которую у меня нет желания. Поэтому поспешно, пока священник не заговорил, возвращаюсь к прерванному докладу:
   - Сведения передавались на центральный пост. Я так думаю.
   - Что думаешь, это хорошо... полезно. И где этот пост?
   - Не знаю.
   И прежде, чем князь открыл рот, чтобы разразиться бранью, я выставила на стол добычу. Не зря же Вальрик эту бандуру тащил.
   - Рация.
   - Это - железный ящик! - возразил князь, ткнув в бок пальцем.
   - Правильно. Железный ящик, который передает слова. Один в этот ящик говорит, другой, тот, у кого второй ящик, слышит.
   А князь не верит - по лицу вижу. Придется доказывать, надеюсь, что Вальрик не разбил эту штуку, когда в лодку швырял, иначе туго мне придется.
   Так, как же она включается? Черт бы побрал людей вместе с их техникой. Похожая штука у Карла в музее стоит, но я никогда не интересовалась, как она работает. Одно помню точно - нужно антенну вытащить. С этим я справилась. А дальше-то что?
   А дальше будем действовать методом научного тыка. Здесь нажмем, тут покрутим... к моему глубочайшему удивлению, рация заработала. Прошипелась, прокашлялась, а потом взяла и выдала фразу на смутно знакомом мне языке. Брат Димитриус подскочил и начал крестится, князь же ко внезапно заговорившему ящику отнесся спокойно, лишь рукой махнул, велел, чтобы выключила. Я подчинилась.
   - И далеко может?
   - Я не слишком хорошо разбираюсь, но, слышала, что до нескольких сотен километров.
   - Много. Они ближе будут. За сто километров постоянных разведчиков резону нет держать. Еще что-нибудь?
   - Да. - Вторая находка мне не понравилась гораздо больше чем первая. - Можно ваш автомат?
   - Чего?!
   - Автомат. Любой. Так нагляднее будет.
   - Ты, - князь ткнул пальцем в сторону Ильяса, - дай ей.
   Тот послушно протянул оружие. Я положила автомат на стол и добавила пистолет, маленький изящный почти игрушечный.
   - Какого дьявола ты сразу его не отдала?! Да я... - Володар хряснул кулаком по столу, и я почувствовала, как вокруг шеи сжимается стальное кольцо.
   - Это заводская модель!
   - Чего?
   - Завод... Это такое место... Как кузница, только очень-очень большая. Они могут делать их десятками в день. Сотнями. Сколько захотят.
   Обруч разжался.
   - Так не бывает. - Не слишком уверенно заявил Володар.
   - Бывает. Посмотрите. Автомат из раскопок... старый образец, совершенный и неповторимый, а тут - новый... и аккуратно все. Не керамопласт, но сталь. Сгнила бы. Сейчас делали. И на заводе. Вон как детали подогнаны...
   - Значит, говоришь, тысячами... - Володар задумчиво повертел ствол в руках. - Это плохо, что тысячами.
   - Там, в сумке, еще три. И патроны заводские.
   - Понятно. Только, остроухая, - князь посмотрел мне в глаза, - больше так не шути, а то разговор у меня быстрый. Пошли. Поговорим с нашим... гостем.
   Шея пылала, и я не удержалась, потрогала кожу, чтобы убедиться, что она не слезла. Прикосновение вызвало новую боль, а Вальрик, с которым я столкнулась на выходе из княжеских покоев, тихо так, с издевкой поинтересовался.
   - Больно? Это тебе за того парня.
   Сам дурак.
  

Карл.

   Предложение Марека было столь же безумно, как он сам. Все началось со стопки бумаг и растянулось на несколько суток, убитых на изучение карт. Расчеты. Сравнение. Привязку нынешнего ландшафта к тому, который существовал более двух тысяч лет назад. Определение векторов и погрешностей. И снова расчеты. Даже авантюры требуют подготовки. Особенно подобные.
   - Ты должен отыскать Молот Тора, - сказал Марек, обустраиваясь в замковой библиотеке.
   - Он существует, - сказал Марек, отметая возражения.
   - А я не псих, - сказал Марек, выкладывая на стол внутренние планы Базы, списки личного состава, коды доступа. Но это не имело смысла.
   - Имеет, - Марек раскатывал лист за листом. - Поверь, имеет. Я был там уже... после. Точнее сразу после, если понимаешь о чем говорю. Выбирался, когда завернул. А когда завернул, мысль была одна - выбраться. Вот.
   Снимки на первый взгляд похожи на рентген костяного месива. Черные пятна. Белые пятна. И Марек - безумный толкователь.
   - Внутренний зал. Пульт управления. Это труп, не обращай внимания. Там, когда я дошел, только трупы и были. Воздух горячий, неприятно, но терпимо. Установка остывала, полагаю. А вот и она. На паутину похожа, верно? Это кусок внешнего периметра. Казармы. Там еще шашлычком пахло... В общем-то я уже потом сообразил, куда заглянул...
   Дата на снимке была знаковой: Dies irae, dies illa.
   - Почему не вернулся?
   - По кочану, - огрызнулся Марек, разглаживая сгибы на карте. - Потому что сначала иных забот хватало. На хрена мне пушка, если кроме воробьев дичи не осталось, да и те на исходе? А потом... потом к воробьям добавилось воронье, но все равно для пушки мелковато.
   И Карл его понял: оружие последнего дня бессмысленно в иные дни.
   - Да и уйти, означало подставиться. Вам только повод дай в спину ударить.
   В этом тоже было зерно истины.
   - Да и собственными руками торить путь безумцам, которым был бы повод нажать на кнопку... нет, Карл, слишком много всего было "против". И слишком мало "за". Я и сейчас сомневаюсь, нужно ли. И если был бы другой вариант.
   Другого не было, а этот казался ненадежным. И волновал Карла еще один вопрос:
   - Почему я?
   - Потому что я должен остаться здесь и наладить работу. Потому что Айша слишком слаба, чтобы дойти. Потому что Давид слишком дурак, чтобы не поддаться иллюзии всемогущества. Потому что ты силен и разумен. Я тебе доверяю. Относительно, конечно, - вымученная улыбка и сиреневая капля-кристалл на ладони. - Вот. Здесь все. Изучи. Отправляйся или оставайся. Решай сам.
   И Карл решил.
   Расставание с Орлиным гнездом оказалось более мучительным, чем Карл представлял. И появилось искушение остаться: ведь если поискать, другой вариант найдется... или нет?
   Нет.
   Южный ветер радостно взвыл, подставляя седоку горячую, жесткую спину.
  

Фома.

   Водка не только согревала, но и радовала душу. Фома ощутил, как хмельное веселье рвется наружу, а на глаза наворачиваются слезы. Брат Анджей затянул песню на незнакомом языке, и даже огонь съежился, чтобы не отвлекать певца. Хороший у Анджея голос, глубокий, яркий, ему бы в Храмовом хоре солировать, а не пыль дорожную глотать.
   Какие они все-таки разные. Брат Рубеус вечно мрачен. А Морли неизменно весел. Анджей романтик, вон как выводит, того и гляди, душа вслед за песней улетит, ищи ее потом в поднебесных высях. Брат Стефан вообще на человека слабо похож: лысый череп, глаза навыкате и зубы крупные желтые. Брат Авель избегает общения, держится при лошадях, зато и кони его слушаются, любят.
   - Ну, братья, по последней, - возвестил Морли, когда последние звуки странной песни растворились в ночи. А Фома вдруг понял, насколько он одинок в этом мире. Песчинка на ладони Господа, подует ветер, и нет песчинки, кто вспомнит о ней, кто пожалеет... и будет неприкаянная его душа блуждать в темноте, пока однажды не услышит печальную песнь на незнакомом языке, зовущую к огню.
   Ночь поминовения.
   - Не грусти, малыш, - брат Морли дружески обнял. - Все мы когда-нибудь умрем, но, пока о нас помнят - мы живы. Правда?
   - Истинная, - откликнулся Анджей. - Смерть не стоит слез. Или страха.
   - Я и не боюсь!
   - Охотно верю, если б ты был трусом, то не сидел бы у этого костра. Трусам здесь не место. Ты нам лучше расскажи про... задание. - Морли хитро подмигнул, а, чтобы рассказывалось веселее, сунул Фоме котелок с кашей. - Кушай вот, и говори.
   - Да я сам почти ничего не знаю. - Отступать было поздно, пять пар глаз, внимательных и по-дружески теплых, смотрели на него, и Фома сдался. - Нам нужно доставить в Храм вампира.
   - Это мы уже знаем, ты вот что скажи, на кой ляд Святому папаше кровосос понадобился?
   - Я...
   Информация была секретной и сверхсекретной, и Фома обязан хранить тайну, так имеет ли он право открывать рот? Но, с другой стороны, эти люди - не враги. Они - свои, они - защитники креста и радетели Истинной веры.
   Так что же делать?
   - Не бойся, мальчик, - подал голос брат Рубеус. - Иногда жизнь преподносит удивительные сюрпризы, и не мешало бы к ним подготовиться.
   - Хорошо... Только это тайна! Вампиры хранят знания о прошлом, - Фома оглянулся. Ничего. Ни какой реакции, ни удивления, ни радости, ни благоговения пред великим помыслом. - Эти знания должны принадлежать людям! Тогда отступят болезни, и голод, и не страшны будут монстры, выползающие из проклятых земель. Люди получат оружие, способное уничтожить не только монстров, но и саму память о них! Знания - вот истинное сокровище! Наши предки были подобны богам! У них...
   - Мы поняли, мальчик, - брат Рубеус прервал пламенную речь. - Мы поняли.
   Если они поняли, тогда отчего в голосе командира столько печали? И разочарование? Даже при слабом свете костра Фома разглядел его в глазах спутников. А Морли уже не улыбался, отвернулся, будто узрел нечто оскорбительное для очей служителя Церкви.
   - Но это же хорошо! Люди займут место, подобающее детям Господа.
   - Молод ты еще, парень, - вздохнул Анджей. - Прошлое следует оставить прошлому. Лечить болезни - это хорошо, поля пахать да скот растить - тоже хорошо, но, сдается мне, коли речь пойдет о знаниях, то первым делом вспомнят не о хлебе, а о войне.
   - Люди должны защищаться!
   - Сначала от монстров, потом от ночных тварей, а потом друг от друга. Кому-то покажется, что сосед живет лучше, кто-то вспомнит старые обиды...
   - Всем спать! - приказал Рубеус. И спор угас, так и не начавшись.
  
   "Не могу заснуть. Странные слова я услышал от братьев по вере. Их души чересчур долго блуждали по просторам сего неустроенного мира и, отравленные ядом боли и страданий человеческих, кои доводилось лицезреть в пути, мечутся в сомнении. Мой долг - указать им свет Истины".
   Красивые слова. Следовало бы встать, зажечь лучину и записать их, пока не забылись, но вставать не хотелось. Братья спали, завернувшись в плащи, и лишь у костра виднелась одинокая фигура.
   В эту последнюю ночь пути дежурить остался брат Рубеус.
   Фома перевернулся на другой бок, чтобы не видеть ни огня, ни черного силуэта, но сон, как назло, не шел. Вероятно, следовало бы помолиться, но нужные слова словно испарились из памяти.
   Почему нельзя ворошить прошлое?
   Почему люди должны ползать в грязи, упиваясь собственным невежеством, и служить пищей для нечисти?
   И почему в знаниях видят прежде всего зло? Запрет на прошлое держится сотни лет, а ведь, кто знает, не будь запрета и, возможно, за эти самые сотни лет людям удалось бы восстановить былое величие?
   - Не спится? - Вопрос прозвучал тихо, чтобы не мешать остальным, и Фома так же тихо ответил.
   - Да.
   - Иди к огню, - предложил Рубеус. - Теплее.
   Фома послушался. И вправду у костра теплее, дрова почти полностью перегорели, и кучка темно-красных углей переливалась самоцветами. Правда, жар от этих самоцветов шел такой, что аж воздух дрожал. Но главное, в красноватом свете костра лицо брата Рубеуса казалось не таким суровым, и даже шрам почти исчез. И Фома решился задать вопрос, который мешал ему спать.
   - Почему вы против? Люди имеют право на знание.
   - Имеют, - согласился Рубеус. - Но мне не нравится мысль, что Святой престол желает получить знания от кровососа.
   - Какая разница?!
   - Благородная цель оправдывает любые средства? - Монах пошевелил угли, и огонь возмущенно затрещал, требуя пищи.
   - Да. Люди обязаны занять подобающее им место, и, если для этого придется договариваться с вампиром, пускай.
   - Пускай. С вампиром, с монстром, с самим Диаволом. Ради знания, ради того, чтобы стать лучше, выше, сильнее. Сначала одно, потом другое, потом третье... и вот уже мы полностью зависим от них... Сотрудничество. Знаешь, что такое сотрудничество? Это когда ты вежливо улыбаешься и пожимаешь руку тому, кого, по-хорошему, следует повесить. Ты видишь перед собой цель. Источник знаний, некую огромную книгу, в которой сыщутся ответы на все вопросы. А задумывался ли ты, чем придется платить за полученные знания?
   - Чем?
   - Вампир не выживет без крови. А знания, которых ты так жаждешь, невозможно получить в один момент. То есть какое-то время придется не просто держать вампира взаперти, но и кормить его. Вот ты, Фома, готов взять на себя ответственность за смерть тех людей, которых придется убить, чтобы нежить не подохла раньше времени?
   В таком разрезе Фома над проблемой не думал. С одной стороны, сказанное братом Рубеусом, было неприятно, но с другой... ежегодно, ежедневно от болезней и голода гибнут сотни и тысячи людей, а...
   - Хочешь скажу, о чем ты думаешь? О том, что спасенные жизни с лихвой окупят смерть нескольких человек. Так?
   Фома опустил голову. Ему вдруг стало стыдно, но вместе с тем он не мог понять, откуда взялся этот стыд, ведь правильно же все!
   - Может быть, ты и прав, вот только кто возьмется судить? Кто будет решать, что вот этих - на смерть, а вон тех - спасать? Я, например, не хочу становиться судьей, и тебе не советую.
   Брат Рубеус некоторое время молчал, разглядывая огонь. Молчание это тяготило, но Фома не решался нарушить его вопросом или каким-нибудь неуместным замечанием.
   - Уничтожать их надо! Огнем и мечом, как испокон веков заповедано, а не носиться как с писаной торбой. Нежить не станет делать то, что не приносит ей пользы. Тем более да-ори... иногда они помогают людям. Более того, содержат целые деревни, одну, две, десять... это как кому нравится. Там хорошо, сыто, и люди почти не болеют. Я родился в такой. Сорок дворов, в каждом человек по двадцать...
   - Много.
   Самая большая деревня из тех, что встретились у них на пути, насчитывала двадцать семь дворов, а тут сорок. Это ж сколько народу получается?
   - Восемь сотен, - подсказал монах. - Запертых в крошечной долине между скал. Слева горы, справа горы, спереди и сзади... Ненавижу горы. На самой высокой - Саян называлась - замок Повелителя, Орлиное гнездо. Любят они красивые названия...
   Брат Рубеус снова замолчал, а Фома сидел, боясь пошевелиться, чтобы не прервать тонкую нить, которая протянулась между ними.
   - Его звали Карл. И он заботился о людях, как хороший пастух заботится о стаде своем. А самое страшное, все были довольны. Один-два человека в полгода, это не так и много, каждый втайне надеялся, что уж его-то минет чаша сия. Я же на многое смотрел иначе... просто довелось увидеть больше, чем обычному крестьянину. Есть у да-ори один интересный обычай... хотя, речь не о нем, а о том, что все всех устраивало. Мир, покой, а староста наш, благочестивый был человек, не уставал пугать рассказами, как тяжело во внешнем, мире. Голод, болезни, войны... Он был мудрым человеком, наш староста, и прожил бы долгую жизнь.
   Вздох, сопение, храп Морли, прервавшийся было на минуту и вновь возобновившийся, как и рассказ Рубеуса.
   - Мой старший брат женился. Это была первая свадьба, на которой я присутствовал после... возвращения. У нас справляли красивые свадьбы. Костры до неба, караваи на меду и пляски до рассвета. Смех и веселье. Той ночью Повелитель оказал высокую честь. Он сидел за общим столом, пил вино, шутил и поздравлял молодых. Иногда они ведут себя странно... Незадолго до рассвета молодых проводили в опочивальню, ибо рассвет знаменует рождение нового дня, новой семьи, а, если повезет, то и новой жизни. Мы продолжили веселье... А Карл... В общем, он потребовал невесту.
   - Право первой ночи?
   Фоме доводилось слышать, что на некоторых землях существует подобный обычай.
   - Нет, мальчик, не ночи. Право крови. Право пастуха зарезать любую овцу из своего стада. Право хозяина и владыки, мудрого и, как мы наивно полагали, милосердного. А мой брат отказал. Он был молод, примерно, как ты, горяч и очень любил свою невесту.
   - Он убил вампира?
   - Убил? Нет, Фома, не убил. Пытался, но обычному человеку, даже воину, не выстоять против да-ори. Мой брат только и успел, что вытащить нож...
   Огонь почти погас, но брат Рубеус не обращал внимания. Он вообще, казалось, не видел никого и ничего.
   - На следующую ночь вампир вернулся. Он убил всех: мужчин и женщин, немощных стариков и младенцев. Даже собак и тех не осталось.
   - А вы?
   - Я? - монах заглянул повернулся к Фоме, и тот поразился глубине ненависти, что плескалась в бледно-голубых глазах.
   - Выжил, как видишь. Каприз? Нежелание искать в горах отбившуюся от стада овцу? Я знал, что он вернется. Да-ори никогда не прощают неуважения, особенно... такого. И я сбежал. Я уговаривал остальных уходить, но старейшина сказал, что Повелитель милостив и не станет наказывать всех за проступок одного. Поверили. Остались. Меня уговаривали. Почти уговорили, ведь брата нужно было похоронить. Я не мог оставаться в деревне, но остался в долине, а утром, вернувшись, увидел все это... Не помню, ни как ушел оттуда, ни сколько дорогу искал, ни как нашел. Призрак помог... наверное... в памяти кровь и она. Только ее не существует. Призраков не существует, понимаешь? Я просто однажды очнулся: узкое ущелье, тропа, люди какие-то. Повезло. Жаль только, дорогу в долину забыл. Я знаю, что против него шансов нет, но если милостью Божьей когда-нибудь встретимся, эта тварь умрет. Пускай, он да-ори, а я лишь человек, но ведь со мной благословение Господа нашего, и души убитых... Я помню о них. Каждую ночь, особенно в такую, как сегодня. Так что, - брат Рубеус нехорошо усмехнулся, - держи своего вампира от меня подальше.
  

Вальрик

   Сегодняшняя ночь чересчур затянулась. Утомленное тело требовало отдыха, но Вальрик изо всех сил старался не показать усталости. Остальные-то держаться, пусть Ильяс и стоит у стены, прикрыв глаза, но не спит же. И вампирша - молодец, троих завалила, а одного живьем взяла. Вот у Вальрика ни в жизни так не получится. И пускай удалось одержать верх над Айвором, но это случайно получилось. Вальрик драться бы не стал. Это Айвор попытался подзатыльником наградить, а Вальрик увернулся и дальше оно само. Как тварь учила: в сторону, за руку, вперед и по ноге. Айвор так о пол грохнулся, что со стены факел упал, а вскочив, попытался доказать Вальрику, насколько глупо было сопротивляться. А тут подоспел Серж с предложением честного боя и в результате...
   В результате Вальрик победил и теперь разрывался между радостью - обида в глазах братца стоила затраченных усилий - и пониманием, что просто так ему это не простят. Пусть и пили вчера вместе - тоже Сержева затея, дескать, надо отметить этакое-то дело - но не простят.
   Вампирий выкормыш, так вчера сказал Айвор.
   А ведь они все так думают. Даже отец. Что Вальрик увидел сегодня в его глазах там, на берегу реки, когда вернулся из леса? Брезгливое недоумение. Выкормыш.
   Тварь, тварь, тварь! Вальрик ее ненавидел. И вместе с тем восхищался, хотя давил в себе это самое восхищение, как мог.
   А отец просто использовал через ту штуку, которая на серебряный браслет похожа. Второй такой шею твари украшает. И украшение это умеет делать ей больно. И боль, наверное, сильная, если она так морщится. Неприятно смотреть на это. Отец сам учил, что нельзя ломать воинов. А вампирша - лучший из всех воинов, которых когда-либо доводилось видеть Вальрику.
   Но, все равно, она - тварь!
   Она убила человека, как... как животное. И съела. От одной только мысли об этом Вальрика наизнанку выворачивало. И столкнувшись с вампиршей в дверях, он не сумел сдержаться, сказал что-то резкое, а Ильяс услышал, поморщился.
   Неплохой он парень, и другие тоже. Жалко, что крестьяне.

Глава 6.

   База - Тени.
   Срочно. Секретно.
   Почему промолчали о планируемой вылазке? Доложить.
  
   Тень - Базе.
   Срочно. Важно. Секретно.
   Доложить не имел возможности.
   Руководство осуществлялось объектом. Пост уничтожен объектом.
   От участия в допросе отстранен. Предполагаю раскрытие.
   Дополнительно: рекомендуется начало штурма.
   Дополнительно: возможна переправка объекта в Ватикан. Рекомендуется изъятие изъятие.

Коннован.

   - Ну и тварь!
   Брат Димитриус осенил себя крестным знамением и, пожалуй, впервые за время нашего знакомства посмотрел на меня с симпатией. Не могу не согласиться с толстяком. Существо походило на человека ровно столько, чтобы в темноте сойти за человека. Две руки. Две ноги. Голова. Выпуклые надбровные дуги, оттопыренные уши характерной каплевидной формы, узкие губы и клыки. В свете факелов кожа пленника напоминала голубоватый, прозрачный лед, сквозь который были видны сосуды. Вены, артерии, артериолы, вплоть до капилляров, растянувшихся сетью тончайших нитей багряно-черного цвета. Кажется, еще чуть-чуть, и я воочию увижу, как медленно, лениво перетекает холодная кровь, наполняя камеры сердца.
   Он такой же, как я.
   Почти такой же.
   Он не пытался вырваться. Я в первое время металась по камере, как бешеная, и тварь на шее не способна была унять безумие. А этот спокоен, более того, уверен в себе. Поймал мой взгляд и улыбнулся, во всяком случае, это выглядело именно, как улыбка, а не демонстрация клыков.
   - Ишь, лыбится, - подивился князь. У Володара вообще предстоящий допрос вызывал исключительно положительные эмоции. - Звать-то тебя как, зверюга?
   Пленник вопрос проигнорировал. Зря. Вопросы его сиятельство крайне не рекомендуется игнорировать.
   - Ратомир!
   Хромой палач встрепенулся, заслышав свое имя.
   - Спроси-ка у этого красавчика, как его зовут.
   Карлик радостно замурлыкал, а меня с головой накрыла волна первобытного ужаса. Слишком все знакомо. Это мурлыканье и довольное бормотание, факелы и кривобокие тени на стене. Металлический "инструмент" и любимая жаровня Ратомира, полная ярко-алого, крупного угля. Воздух и тот дрожал, будто предвкушая грядущий крик.
   И крик был. Безумный, раздирающий душу вопль слышали, наверное, даже стрелки на дозорной башне. В нос ударила вонь паленого мяса, и князь поморщился.
   Я не знаю, как долго это продолжалось. Я стояла, смотрела, слушала и вместе с тем ничего не видела и не слышала. И очнулась только когда существо заговорило. Быстро, глотая звуки и целые слова, захлебываясь собственной слюной и срывая голос.
   Я начала понимать его раньше, чем сообразила, что пленник говорит на чужом языке.
   - Чего он болбочет?
   - Он...
   Говорить или нет? Вряд ли князю понравится услышанное, но, с другой стороны, Володар достаточно разумен, чтобы не срывать ярость на переводчике.
   - Ругается? - предположил хозяин замка. - Давай, остроухая, переводи! Знать хочу, чего это он с таким чувством высказывается. Грозит, небось?
   - Да... Он говорит, что к следующему закату белого солнца... Луны... То есть, к следующему рассвету, замок падет, а его тармир... Это что-то вроде старшего, ну, примерно, как отец у вас, или хозяин...
   - Понял я, дальше давай!
   - Короче, его тармир сожрет ваш мозг сырым, и будет это медленно, так, чтобы вы не сразу умерли.
   - А так можно? - поразился князь.
   - Можно. Но тренироваться надо.
   Я не стала добавлять, что подобными забавами не занимаюсь: жестоко и глупо. И вообще, если уж мясо есть, то лучше жареное.
   - Потом покажешь! - распорядился Володар. И карлик радостно закивал, вот это я понимаю, тяга к новизне, повышению профессионального уровня. - Это все?
   - Нет. Еще говорит, что печень вашу скормит свиньям, а кишками ваших сыновей удавит.
   - Затейник. А как зовут его, не сказал?
   - Нет.
   - Ратомир, плохо спрашиваешь.
   Палач обиженно насупился. Дальше я старалась не смотреть, но каждый вопль пленника вызывал новый виток воспоминаний.
   Оскорбленному карлику понадобилось еще два часа, чтобы окончательно развязать несговорчивому гостю язык.
  
   После допроса князь приказал накрыть стол. Пожрать, значит, захотелось. Крепкий он, однако. Мне Ратомиркина работа начисто отбила аппетит, Вальрик вообще не выдержал: минут через пятнадцать после начала "обработки", княжич тихо блевал в уголке. Володару, кстати, поведение сына не понравилось, а по мне - нормальная человеческая реакция. Честно говоря, даже порадовалась за мальчика, не совсем, значит, потерян, авось поглядит на папочкины забавы, да и призадумается, кто из нас двоих тварь. Я, например, никого не мучила.
   - Ваша светлость! - под ноги князю выкатился Антипка, местный уродец, служивший при замке кастеляном, осмелился привлечь внимание князя. - Ваша светлость, не извольте гневаться, ваша светлость... Вы велели доложить, когда святые братья объявятся.
   С каждым словом Антипка нагибался все ниже, оттопыривая толстый зад, и у меня возникло желание отвесить подхалиму хорошего пинка.
   - Ну?
   - Оне приехали!
   - Давно?
   - Только-только. Велели передать, что с вашей светлостию говорить хотят.
   Вот и закончились мои каникулы. Володар оглянулся на меня, вздохнул, и жестом отослал старика. У дверей Антипка вновь согнулся:
   - Так что передать прикажете?
   - Пускай в нижний зал идут, там и поговорим.
   Кастелян выскользнул из помещения, а я вдруг подумала про толстую старую крысу, хитрую и живучую. Князь же, разом растеряв хорошее настроение, пробурчал:
   - Ну, что, остроухая, видать, пришло время прощаться. Пойдем, поговорим со святыми братьями.
  

Карл.

   Приближение рассвета Карл чувствовал кожей. Пора было позаботиться о подходящем убежище. Подойдет пещера, или дупло, или, на худой конец, яма в земле, как раньше.
   Раньше... сколько времени прошло, а люди не изменились: воевали, воюют и будут воевать. Рано или поздно они и без вмешательства тангров столкнулись бы. Войны, войны, войны... как же они все-таки надоели. Или за прошедшие столетия он просто успел привыкнуть к спокойному размеренному существованию? Ведь прежде даже нравилось, азарт, игра, в очередной раз уйти от погони, и устроившись на дневку, гадать: найдут или нет... найдут или нет.
   Айша называла это "чертовой рулеткой". И если выпадало идти вместе, держалась рядом. И на дневку устраивались вместе, не из страха - глупо боятся того, чего не изменишь - просто нравилось. Лежать, молча, рядом, рука к руке, ощущая робкое тепло ее тела, ее запах, ее присутствие.
   "Полевая романтика". Так она говорила. И добавляла, что только такой сентиментальный ублюдок, как Карл, способен принимать в серьез эти игры.
   А он принимал. И выходит, что до сих пор принимает.
   Ладно, воспоминания воспоминаниями, но лежку устраивать придется. Пусть солнце и не взошло пока, но кожу неприятно покалывало.
   Правы, выходит, оказались врачи, предупреждавшие, что с течением времени чувствительность возрастет. Но не настолько же! Шкура зудит, как у блохастой собаки. И похоже, яму придется копать очень глубокую.
   Карл, вытащив саперную лопатку, решительно воткнул ее в землю: жирная, мягкая, и корни белыми ниточками, рвутся легко. Ну что ж, хоть здесь повезло.
   Как-то группе довелось работать в средней полосе России, память давным-давно избавилась от незначительных деталей, вроде названия несуществующего уже города, но промерзшую землю, которую приходилось откалывать по кусочку - медленно, слишком медленно, чтобы успеть до рассвета - Карл не забудет до конца жизни. Из пятерых выжил лишь он, и то потому, что соображал быстрее других - если нет ямы, нужно найти другую защиту. Например, плащ, а еще лучше пять плащей.
   Ничего личного. Выживает сильнейший.
   Или умнейший. Какая-нибудь хитрая скотина, вроде Марека, вот кто всегда возвращался с победой... всегда... даже оттуда, откуда в принципе нельзя было вернуться.
   Нет, Марек, конечно, еще тот сукин сын, но не настолько же он псих, чтобы затеять интригу в такой момент?
   Карл снова прокрутил в голове разговоры, пытаясь не упустить ничего, но чертова деталь, мелкая, затерявшаяся где-то в памяти, не объявилась. Зато вдруг появилось ощущение грядущей неудачи.
   Земля отчего-то пахла свежим хлебом и немного кровью.
  
   Заснуть не получилось, уж больно тонкая грань отделяла его от солнечных лучей. Смешно, из всех сказок о вампирах именно эта получила право на жизнь.
   Лес оживал и наполнялся звуками. Хлопанье крыльев, чье-то утробное рычанье, радостная птичья трель... интересно было бы посмотреть на здешних обитателей. Когда-то люди очень боялись ядерной войны, зеленые кричали о вреде радиации для биосферы, требовали запретить испытания атомного оружия. И война была, в том числе и ядерная, и оружие использовалось по назначению, и огромные пространства оказались заражены сначала радиоактивными изотопами, потом энергией Молота. А биосфера выжила и не похоже, чтобы ей сильно радиация мешала.
   Снаружи обиженно закричала сойка. Так, похоже, в лесу чужаки. Редкостное невезение. Просто таки фантастическое... может, показалось? Но нет, сойка не ошиблась.
   - Третий, третий, я второй! - По голосу Карл определил местонахождение говорившего - метров пять к северу от лежки. Близко. Еще немного и могут заметить. Хорошо по старой привычке замаскировал яму кучей прелых листьев, но все равно - ненадежно.
   - У нас чисто. Да. Я понял. Выдвигать к берегу реки.
   - Шон, а что мы вообще ищем?
   - Да, черт его знает. Пятый пост не вышел на связь. Сунулись проверять, а там трупы.
   Карл не сдержал улыбки, кто-кто, а он мог бы рассказать много интересного по поводу случившегося.
   - Думаешь, это эти... С другого берега?
   - Да ничего я не знаю, Кай. - теперь Шон стоял совсем близко. Пожалуй, захоти Карл коснуться этого человека, ему достаточно было бы вытянуть руку. Дурацкая идея. Пускай они уходят поскорее.
   - Может, и люди, конечно, только я до сих пор не видел, чтобы люди кровь пили. Мне Дерек сказал, будто малыша до последней капли высосали. А командир вообще исчез. И следов не осталось. Вот мы и ловим неизвестно кого. Поглядишь, ночью наступление объявят...
   - Откуда ты знаешь? - судя по голосу, человек очень сильно нервничал.
   - От верблюда. Командира нету? Нету. Ни следов, ни тела, значит в плен взяли. И о нас знают, смысла ждать больше нет. Поэтому, как только солнце закатится, нас вперед кинут.
   Карл одобрительно хмыкнул, можно было не опасаться, что его услышат: люди отошли на приличное. Значит, сегодня вечером... вряд ли этот Шон ошибался.
   Ну, что ж, еще один стимул, чтобы с закатом убраться подальше вглубь Пятна, пускай воюют, у него своя задача.
  

Фома.

   "Крепость сия есть последний оплот рода людского на границе южной, и мужества превеликого люди здесь обретаются. Стены Вашингтона подобны нерушимым скалам, а пушки стальные - аки клыки в пасти льва дикого..."
   Книгописание, пускай даже мысленное, успокаивало. На самом же деле замок Фоме не слишком понравился: так, средненький. Побольше, конечно, деревень на Тракте, но с Храмом ни в какое сравнение не идет. А вот пушки действительно впечатляли, этакие длиннорылые монстры, надежно укрытые за толстыми стенами крепости. Фома и не заметил бы, но Морли, въезжая на мост, махнул рукой в сторону черных бойниц и объяснил, и про пушки, и про снаряды и про то, скольких человек один такой снаряд уничтожить способен.
   Умели же раньше оружие делать! Столько лет прошло, а работает! Фома слышал, будто бы на древних складах, которые раскапывали по благословению Святого отца, находили оружие и вовсе фантастическое. Но одно дело слышать, и другое - самолично узреть.
   Копыта коня звонко цокали по мосту, и послушник чувствовал, как с каждым метром, приближающим его к крепости, растет усталость. Даже не верилось, что путешествие, наконец, завершилось. Ну, пускай только наполовину, но все-таки... тем более, брат Рубеус сказал, будто в обратный путь отряд двинется не раньше, чем через неделю: лошадям отдохнуть нужно, да и люди не железные. Фома не возражал. Дорога настолько вымотала его, что сама мысль о седле вызывала отвращение. Хотелось поспать в нормальной постели, помыться, поесть еды горячей. Да и труд его требует совсем иных условий, нежели свет костра и неровная доска на коленях.
   - Фома, - по обыкновению брат Анджей широко улыбался, но руку держал на автомате. - Ты будь рядышком, и тогда все будет хорошо.
   Послушник хотел было спросить, что здесь, в конечной точке их маршрута, может быть плохо, но передумал. Все равно не ответят.
   Встречали посланцев Святого престола не слишком дружелюбно: хмурые лица, настороженные взгляды и страх, витающий в воздухе. А чего бояться-то? Не понятно. Однако же жизнь, кипевшая во внутреннем дворе замка, замерла, точно едино вид плащей, украшенных белым крестом, парализовал дворню.
   - Известите князя о нашем приезде, - брат Рубеус обращался ко всем и ни к кому конкретно. Толпа встревожено зашевелилась и выплюнула тщедушного человечка в серой одежде.
   - Его светлость заняты дюже! Но про вас казали! Казали, ото как же, Акимка все помнит, не извольте беспокоиться!
   Человек беспрестанно кланялся и шмыгал мясистым носом, то ли со страху, то ли от простуды. На вид ему было около шестидесяти, а может и больше, седой, скособоченный и меж тем удивительно подвижный. Рубеус некоторое время с интересом рассматривал человека, потом задал весьма логичный вопрос:
   - А ты кто?
   Старик задрожал осиновым листом, и огромная связка ключей, висевшая на поясе, противно задребезжала.
   - Я? Я ваш... я, Ваш преподобие, Акимка, кастелян тутошний! Вы спешивайтеся, спешивайтеся... Васька, Нерко, Марушка! - голос Акимки обрел нежданную силу. - Сюды! Коней у господ примите! И глядите, у меня, не запалите скотину!
   Акимка согнулся в очередном поклоне. А Фома заметил, что распоряжения старого кастеляна выполняются мгновенно. Видимо, Акимку в замке уважали, или боялись. Неприятный он, скользкий, точно лодка щучьим жиром обмазанная, и хорошо, вроде бы, а дотронуться противно.
   - Жополиз, - пробурчал Морли, и старик поспешно, трусовато закивал, соглашаясь. Ох и странные тут порядки!
   - Фома, не отставай. Анджей, присмотри за мальчишкой, - распорядился Рубеус. На мальчишку Фома не обиделся, тот факт, что рыжий и спокойный Анджей, надежный, как весь этот замок вместе со стенами, пушками и воинской дружиной, будет присматривать за ним, успокаивал.
   - Так где же князь? - повторил вопрос командир.
   - В пытошной, ваш преподобие, в пытошной они. Допрашивать изволют. Беспокоить не велели, дюже они не любят, когда от допросу отвлекают. Ну, а, когда Ратомирка закончит, снедать будут. Его сиятельство завсегда после пытошной снедают. Так я про вас и доложу...
  
   Ждать пришлось недолго, Фома даже сумку разобрать не успел, только-только вытащил чернильницу да драгоценный листы с дорожными записями, как в комнатушку, отведенную им с Анджеем, заглянул Антипка. Князь, видите ли, закончил дела в пытошной и приглашает святых братьев разделить с ним трапезу.
   - А идти-то куда? - поинтересовался Анджей.
   - Вниз, ваше преподобие, вниз. Не извольте беспокоиться, я, как столы накроют, мальчишку пришлю, он вас и проводит.
   - А чего это князь внизу трапезничает?
   - Так, - лицо старого кастеляна удивленно вытянулось, а глазки довольно заблестели, - тварюка эта, что при князе, света солнечного не переносит, вот и прячутся.
   - Интересно, - пробурчал Анджей, когда Антипка ушел. - Князь обедает с нелюдью и приглашает к столу посланцев Святого престола... либо с разума сблаг, либо я чего-то недопонимаю. Что думаешь?
   Фома пожал плечами.
   - И правильно, - Анджей поправил кобуру. - На месте разберемся. Только вот, опасаюсь, Рубеусу новость не слишком понравится.
   Рубеусу не понравилось. Рубеус побелел, а налившийся кровью шрам сделался похожим на клеймо, отчего вид у командира стал и вовсе ужасный. И Фома испугался, что брат Рубеус сейчас передернет затвор и просто-напросто пристрелит сначала князя, а потом и вампира.
   Но нет, командир сумел справиться со своей яростью. В зал он вошел без оружия - видимо все-таки не слишком доверял самому себе - и с гордо поднятой головой.
   - Их преподобия, посланцы Святого престола! - объявил Акимка, и Фома, унимая дрожь в коленях, шагнул вслед за Анджеем.
   Вот сейчас он увидит существо, которое изменит судьбу всего человечества.
  

Вальрик.

   Отоспаться не получилось. Только-только удалось задремать, как робкий и оттого втройне раздражающий стук в дверь прогнал сон. Вальрик хотел было сказать все, что думает о тех, мешает отдыхать уставшим людям, но мальчишка-посыльный выглядел перепуганным насмерть, и гнев куда-то испарился.
   - В-в-вас... к-князь... к-к-кличут, - посыльный замолчал, переводя дух. То ли он заикался со страху, то ли уродился таким, но и последнее слово выпалил на одном дыхании. - В оружейной.
   Мальчишка ждал, не сводя с Вальрика круглых глаз, в которых плескался такой откровенный ужас, что княжичу стало неловко. Хотя уж он-то не имел к этому страху ровным счетом никакого отношения.
   Наверное, по замку слухи поползли про то существо, которое допрашивали в пыточной. И про то, что князь самолично принимал участие в забаве. Или про то, что новую тварь станут людьми кормить.
   Вальрик поспешно обулся - отец не любил ждать. Хотя, конечно, странно, недавно ж сам велел на отдых идти, а теперь вот назад зовет, и почему-то не в трапезную, а в оружейную...
   И только ступив на порог большого зала, который в замке использовали для тренировок, Вальрик понял, отчего так трясся и заикался мальчишка-посланец. Отца тут не было. Зато были братья, все четверо.
   Айвор сжимает в руках дубинку. Грег вертит ремень из бычьей кожи с металлическими заклепками. У Сержа деревянный меч. А вот Тилли без оружия. Но кулаки у него такие, что и оружия не надо, так зашибет.
   - Ну что, сучонок, допрыгался? - усмехнулся старший. Вальрик непроизвольно сделал шаг назад.
   - Боится, засранец!
   - Да ладно тебе, Айвор, - упрекнул Серж, - не пугай ребенка раньше времени. А ты, Вальрик, не пугайся. Мы не желаем тебе зла, просто поговорим и все. Как вчера. Хорошо ведь сидели, верно? И говорили хорошо... а она пришла и помешала. Но я не гордый, я подождать готов, и извинить, и даже продолжить прерванную беседу.
   - О чем?
   Умом Вальрик понимал, что никакого разговора не будет, а то, что будет внушало даже не страх - лютый ужас. Надо бы не вопросы спрашивать, а бежать или на помощь кликнуть, да только ни руки, ни ноги не подчинялись. И в горле странно пересохло, спина же наоборот взопрела.
   - О том, что каждый должен знать свое место. Ты его забыл, Вальрик. Более того, ты решил, будто тебе позволено равняться на Айвора... - Серж наступал, а Вальрик отступал, не в силах отвести взгляд от деревянного меча. Тварь говорила, будто таким мечом кости ломаются даже лучше, чем боевым...
   А спасительная дверь с каждым шагом отдалялась.
   - Сейчас ты попросишь у Айвора прощения да так, чтобы он тебя простил.
   Айвор ухмыльнулся и выразительно похлопал дубинкой по ладони.
   Бояться нельзя. Страх - удел беспомощных, а он, Вальрик, сын Володара, не хочет и дальше оставаться беспомощным. Он - не трус. Он - сын князя.
   От мыслей легче не стало.
   - Подумай, Вальрик. Извинишься и уйдешь.
   Наверное, к словам Сержа стоило прислушаться... никто не осудит его за то, что он не стал драться. Их четверо, а он один, но...
   Но тварь одолела четверых.
   Тварь - воин, а Вальрик...
   Тоже воин или когда-нибудь станет им. А настоящий воин не отступает. И Вальрик не отступит. Он сможет. Выдержит. Он докажет, что ничем не хуже нежити.
   - Ну, Вальрик, мы ждем, а с твоей стороны нехорошо заставлять ждать занятых людей. Итак?
   - Нет.
   - Что значит "нет"? - Серж удивился. Или сделал вид, будто удивился, а Вальрик пояснил.
   - Нет - значит нет. Ни уходить, ни извиняться я не стану. Понятно?
   - Не понятно, - прогудел Грег. - Не понятно, чё ты дергаться начал? Забыл, где твое место? Чё молчишь?
   А что ответить? Вальрик выдержал взгляд мутных - совсем как у медведя, которого зимой цыгане приводили - глаз Грега. А ведь он и вправду на того медведя похож, здоровый, лохматый, неопрятный какой-то и при всем этом опасный.
   Нужно думать не об опасности, а о том, как выжить. Коннован говорила, что страх - это тоже оружие, если уметь им пользоваться. Страх обостряет чувства, страх наполняет кровь энергией, а мышцы силой, страх заставляет думать. Главное - не поддаваться ему. Использовать, но не поддаваться.
   Серж тихо - но услышали все - заметил:
   - А ты, однако, осмелел. Думаешь, тварь заступится?
   Вальрик ощутил, как закипает кровь. Это его право называть Коннован тварью.
   - Так он и сам уже... того... клыки отрастит, кусаться будет... небось, оприходовала уже! - Айвор довольно заржал.
   - Точно-точно, - поддержал шутку Серж, - я-то гляжу, днем он отсыпается... устает, значит... и с чего это он устает-то? Может, он уже... нежить? Лечить нужно братика, пока поздно не стало.
   - А как? - спросил Тилли. И ведь от чистого сердца спрашивал. Тилли дурак, но Вальрику от этого не легче. - Как лечить?
   - Подручными средствами, - Айвор усмехнулся и шагнул вперед.

Глава 7.

   База - Тени.
   Срочно. Секретно.
   Красный код.

Карл.

   Снаружи день катился своим чередом, а сон не шел. Все-таки откуда возникло ощущение грядущего провала? Кисловатое, с привкусом тошноты и такого давно забытого чувства, как страх? Чего боятся? Смерти? Неудачи? Проигрыша? Понятия почти равны и рационально объяснимы, но тогда какого Дьявола?
   Если начать сначала. Айшино приглашение, на которое он откликнулся. Нет, ее любопытство касалось проекта, а проект к нынешним делам отношения не имеет. Дальше Кандагар и третья раса. Коннован. Зачем Марек настаивал на ее смерти? Собственноручно ликвидировать материал, в который вложено столько сил и времени? Но это позже. Сначала Совет, поиск решения, приняте решения... лежало на поверхности. Все согласились слишком уж быстро, будто заранее знали. Или и вправду знали? Не стоит считать себя уникумом, Давид и тот мог бы додуматься... или Айша ему подсказала? Снова мысли не туда свернули.
   Решение. Согласие. Снова Марек и прогнозы. База и Молот. Объяснения. Подходящие? Достаточно подходящие, чтобы поверить.
   Щеки коснулось что-то холодное и скользкое, Карл едва удержался, чтобы не смахнуть. Нельзя шевелиться, а внезапно объявившаяся брезгливость исчезнет.
   Итак, Марек знал о базе, свидетельством чему чертежи и коды доступа внешнего периметра. Врал, что мимо проходил. Скорее всего, в работал охране. И отыскать базу он пытался: то его исчезновение на несколько лет. После он сослался на добровольное затворничество и ему поверили. Точнее всем было плевать, чем занимается Марек. Но... тогда выходит, что отыскать базу не получилось? Или что-то, как вариант кто-то, помешал Мареку воспользоваться оружием?
   Вот теперь все логично, все правильно.
   Следовательно, Карлу нет смысла ввязываться в авантюру. Что останется? Возвращение и работа по предложенному самим же плану? Проигрыш - тут Марек прав в прогнозах - который неминуем. И смерть в конечном итоге.
   Не интересно.
   Как вариант - сомнительная затея с попыткой выиграть у шулера. Невозможно, но интересно. И как быть?
   Никак. Решение ведь принято, а нынешние измышления суть попытка занять себя в ожидании заката. И отвлечься от странного ощущения, будто за ним, Карлом, наблюдают.
   Это невозможно. Это побочный эффект воздействия радиационно-энергетического поля Аномалии. Недаром же на территорию Пятна даже ветра не заходят.
   А выиграть у шулера... оно стоит того, чтобы попробовать.

Коннован.

   Шестеро. Их было всего-навсего шестеро, мне хотелось плакать и смеяться одновременно. Святой престол либо ничего не знал о да-ори, либо, напротив, очень хорошо просчитал ситуацию. Пользуясь случаем, я рассматривала будущих конвоиров. Пятеро воины, узнаю этот цепкий взгляд, сразу, как вошли, огляделись, оценили обстановку. Готова поклясться, охрану срисовали моментально, в том числе и засевшего на галерее автоматчика. Профессионалы, мать их.
   Вычислить старшего труда не составило - остальные то и дело оглядывались на высокого хмурого мужика перечеркнутой шрамом физиономией. Смутно знакомой физиономией... где-то я его видела. Хотя нет, чушь какая, с инквизиторами прежде не доводилось сталкиваться. И хорошо, что не доводилось: у Меченого такая ненависть в глазах плещеться, что у меня аж дыхание сперло. А я, наивная, полагала, будто хуже князя зверя нету.
   Зато шестой - мальчишка. Горький детеныш одних с Вальриком лет, только княжий сын злее, что ли? А у этого во взгляде такой щенячий восторг, что прямо неудобно. Кто ж его, несмышленого, из Храма выпустил?
   - Добро пожаловать, - князь даже встать изволил, надо же, как уважает. - Рад видеть святых братьев в стенах сей славной крепости. С этой минуты наш дом - ваш дом.
   - Наши мечи - ваши мечи. - В тон князю ответил старший. А голос-то холодный, будто бы врага заклятого встретил. Хотя, кто их людей знает.
   И все же... все же... де-жа-вю... где я могла его встретить?
   Нигде.
   - Прошу вас, братья, разделить сию скромную трапезу... - Володар обвел рукой стол, накрытый, как я поняла, специально к приезду дорогих гостей. - Небось, изголодались в дороге-то?
   - Господь заботится о детях своих, - неопределенно ответил Меченый.
   - Антипка! Рассади гостей, да смотри у меня, чтобы довольны остались! А тебя, Рубеус, сюда прошу, совет держать станем.
   Теперь Меченый оказался по правую руку князя, а я стояла слева. Как-то подобная близость не слишком радовала. Ко всему прочему от святоши изрядно несло конским потом.
   - Вовремя вы приехали, братья, - против обыкновения, князь начал издалека.
   - Господь сподобил, - брат Рубеус обмакнул куриное крылышко в соус. Интересно, а как же пост?
   - Странные дела у нас творятся...
   - Я вижу. Нечисть за одним столом с князем.
   Володар фыркнул. За столом... кто тут за столом, они жрут, а я, как собака, нюхаю. Нет, не как собака, той хоть кости достанутся, а мне разве что каша. И то, если Антипка не забудет.
   - Негоже, князь. Нечисть истреблять должно. "Днем Господним и во тьме, Создателю не подвластной, в жилище твоем или в месте, где несть души человечей".
   Меченый с размаху вонзил нож в столешницу. Лезвие возмущенно зазвенело, а Володар поморщился. Вот, значит, как. Интересные перспективы открываются передо мной - осиновый кол в грудь и по шее топором. А потом, кажется, они еще и сердца вырезают. Или живот набивают чесноком. Мерзость какая.
   - Это святой Лукиан говорил, - подал голос мальчишка, я ожидала, что старший рыкнет на наглеца, но брат Рубеус сдержанно улыбнулся.
   - Верно, Фома, святой Лукиан.
   - Ну, со святыми спорить не хочу, только от нечисти этой пользы больше, чем от всех ваших книжек гуртом, - буркнул Володар, без видимых усилий высвобождая нож. - Нынешней ночью лазутчика захватить сподобились, а он вещи интересные поведал. Остроухая, изложи святым братьям!
   С превеликим удовольствием, только ради того, чтобы посмотреть, как у Меченого его постная рожа вытянется.
   - И объясняй, как мне объясняла! Давай, не молчи! - Подстегнул князь.
   Не молчи, знать бы с чего начать.
   - Пленный - тангр, представитель третьей расы.
   - А первые две? - влез с вопросом мальчишка.
   - Первая раса - люди. Вторая - да-ори... вампиры то есть, - пожалуй, так им понятнее будет. - Тангры - третья. Они появились позже нас.
   Вообще-то, это была китайская попытка повторить американо-русский проект. У русских получились вампиры, у китайцев - тангры, но эти детали присутствующим знать не обязательно. Все равно переубедить, что нас создали люди, а не Диавол, не выйдет.
   - Тангры выжили. Восстановились. Размножились. И теперь собираются расширить территорию, а потому нападут на крепость, - кажется, ничего не забыла. Князь усмехнулся в усы.
   - И когда? - осведомился Меченый, разглядывая меня так, словно прямо здесь свежевать собрался.
   - Скорее всего, этой ночью.
   - Почему ночью?
   - Тангры, как и мы, восприимчивы к солнечному свету, а без них люди нападать не станут.
   - И сколько их?
   - По словам пленного - на том берегу ударный отряд - полулья улья.
   - Что такое улей? - А брат Рубеус настоящий командир, сначала дело, а потом уж эмоции. Может, обойдется и без осинового кола? Да и глупо как-то, отправлять людей в дальний путь только за тем, чтобы казнить несчастную вампиршу. Тут одного гонца хватило бы.
   - Во главе улья стоит матка. Она - центральный мозг и сердце. Матка также отвечает за поддержание численности, ее выделениями... кровью подпитываются советники, которых в улье от трех до десяти. Советники проводят инициацию. Это...
   - Я знаю, что такое инициация. Дальше.
   - За советниками идут командиры, младшие командиры и солдаты. Чем сильнее матка, чем большее количество советников она способна поддерживать, тем больше улей. Во время последней войны уничтожались ульи, насчитывающие двадцать-тридцать тысяч тангров. В этом по моим прикидкам тысяч пять.
   - С пятью тысячами Вашингтон как-нибудь справится, - усмехнулся Меченый. - Не вижу проблемы.
   - Это только тангры. Улей - верхушка. Они управляют, а воюют люди.
   - Люди?
   Да, люди. Совместная цивилизация, мечта утописта и кошмар религиозного фанатика. Нечисть и люди в одной упряжке. Я подбирала иные слова, но Меченый расчудесно все понял. Он вообще, кажется, понятливый.
   Жалко, что инквизитор.
   - И сколько их?
   - В десять раз больше.
   - Если людей в десять раз больше, тогда почему они терпят над собой этих тварей? - медленно спросил Меченый, глядя в глаза.
   - Вас в сотни раз больше, чем... вампиров, почему же вы терпите?
   Его аж затрясло от злости, видать, ненароком на больной мозоль наступила.
   - Ну-ну, остроухая, не балуй! - строго повелел князь, хотя, по-моему, не слишком оскорбился.
   - Они привыкли подчиняться.
   - Тварям?
   - Тварям. Нелюдям. Кому угодно.
   - И, неужели, пойдут воевать?
   - Пойдут.
   - Врешь! - Меченый хряснул кулаком по столу. - Не может такого быть, чтобы люди на людей шли в угоду нежити!
   Ну кто бы спорил. Не может, значит, не может. Все люди братья, вся нежить - враги.
   - Пускай лучше про этих... как их там...
   - Тангров? - подсказала я.
   - Во-во, тангров, пускай расскажет, - попросил толстяк. Надо же, слушал, а мне казалось, он занят исключительно поглощением еды, которую сгребал в тарелку без всякого стеснения. Князь махнул рукой, разрешает, значит.
   - Они похожи на нас, не внешне - физиологией... ну, тем, что внутри. Не выносят свет и нуждаются в человеческой крови. Физически сильнее человека, но слабее вампира. И живут меньше. Простой солдат существует лет двадцать.
   - А потом? - мальчишка разве что из шкуры не выпрыгивал от нетерпения, в глазах горел огонь познанья: понятно, книжник. Я улыбнулась - родная душа, как никак.
   - Дальше либо в младшие командиры пробиваются - это еще лет десять, либо умирают. Срок жизни не ограничен лишь у матки.
   - А советники?
   - Достоверных данных не существует, может, двести, триста, четыреста. Честное слово - не знаю.
   Вопрос следовал за вопросом, я старалась отвечать. Говорила. Убеждала. Просила. Они были слишком уверены в собственных силах, даже князь, и тот не хотел верить, что крепость не выстоит.
   - Успокойся, остроухая, - Володар хлопнул по столу, заканчивая спор. - Вашингтон не одну сотню лет стоял на этом месте. И стоять будет! А улей этот уничтожим к чертовой матери!
   Один, может, и уничтожат. Если очень повезет. Но, на место этого улья придет следующий. Или два. Или три. Если все обстоит так, как рассказывал пленник, то в Кандагаре сотни ульев и сотни тысяч воинов. Грядет новая война, которая перевернет этот мир. А я даже не могу предупредить своих. Карл бы понял, Карл бы поверил, Карл придумал бы что-нибудь, способное остановить грядущую бойню.
   Карл в Орлином гнезде, а я - в крепости Вашингтон, среди людей, которые не желают меня слушать, потому что не верят, будто какой-то твари есть дело до людей.
   Есть.
   Тангры - наши враги, еще со времен Последней войны. Это сильнее меня, сильнее разума, сильнее желания быть свободной - взаимная ненависть прописана в генах.
   - Они расселяются. И, сколько бы не полегло у стен крепости, они пригонят еще. Сто тысяч, двести, триста... столько, сколько понадобится...
   Больше сказать было нечего, и я замолчала. Будь, что будет. Я сделала, что могла.
   Но на душе было гадостно.
   - Ваша светлость, ваша светлость! - в залу влетел мальчишка, с порога бухаясь на колени. - Там... в оружейной зале... Там - драка! И... это... того... Там Вальрик господ убивает!
   Мальчишка втянул голову в плечи и на всякий случай отполз к двери. А князь... если до этого момента взгляд его светлости я называла мрачным, то теперь... кажется, я не доживу до начала войны. Вальрик, Вальрик, черти бы тебя побрали, другого времени не нашел?!
   Володар с такой силой грохнул кулаком по столешнице, что один из кубков опрокинулся, покатился, оставляя темно-красный, винный след.
   - Что стоишь? Иди, разбирайся со своим приемышем!
   Повторять приказ не потребовалось.
   Ну, Вальрик! Убью паразита, если кончено, спасти успею.
  

Фома.

   Вампирша сорвалась с места и выскочила за дверь. Мальчишка-провожатый за нею. И Фома дернулся было, но встретившись взглядом с братом Анджеем, сел на лавку. Ну да, верно, негоже ему, посланнику Святого Отца по крепости бегать.
   А вампирша... она. Женщина. Девочка.
   Странно, отчего-то Фома другого ждал. Ну воина, зверя, чтоб как в книгах клыки, ярость и запах серы. Хотя, может, он стоит далеко, оттого и запаха не чует.
   - Занятные дела творятся у вас, князь, - брат Рубеус налил себе вина. - Нежить, которую взаперти держать следует, свободно по замку гуляет...
   - А ты меня поучи еще! Молокосос. Приехал. Рассскомандовался!
   Володар наливался нездоровой краснотой, смотреть на него было страшно. А ну как прикажет взять и расстрелять их, вот прямо тут, в зале.
   - Детей не пугай, - пробурчал Морли. - Князь, ты ж меня знаешь. И я тебя знаю. Если так оно, то значит, оно так надо. Верно?
   - Верно.
   - Вот и я говорю, что верно. А брат Рубеус, он у нас в вере силен... бывает.
   - Прошу прощения, но, кажется, я уже поел. Не соблаговолит ли светлейший князь дать мне провожатого. Отдохнуть хочу. С дороги. - Брат Рубеус говорил нарочито громко, и от каждого его слова Фома вздрагивал все сильнее.
   - Соблаговолит, - отозвался Володар. - Акимка! Проводи! А ты это... не сердись, ни к чему распри, ну как и вправду войне быть? Чего уж теперь.
   Рубеус молча покинул зал. На некоторое время воцарилась тишина, гулкая, неприятная.
   - Эээх, - Морли вздохнул. И потянулся за цыплячьей тушкой.
   - Крутоват он. Прям не по годам крутоват. Раньше-то помнится, попроще был, - князь подвинул блюда с кусками беловатой, рассыпчатой рыбины, украшенной мочеными яблоками. - Взлетел, загордился. Птица важная, прям спасу нету!
   - Да не, он - парень простой. Это из-за твари твоей завелся.
   - А чего заводиться? Спокойная она. Языкастая, правда, не в меру, а так ничего... - князь брал рыбу руками, долго выбирал мелкие косточки, а крохкое мясо складывал на кусок хлеба, прикрывая сверху зеленым листом салату. - Да и толку-то с нее поболе, чем с Рубеуса твоего. Позабыл уже, небось, кто его тут выхаживал... и про сопли свои кровяные, и про кошмары... н-найденыш!
   Найденыш? Это он про кого, про Рубеуса что ли?
   - Анджей, - позвал Морли, отодвигая в сторону бокал, - ты б Фому проводил-то, чай, утомился...
   - С дороги, - подсказал князь.
   А перечить Фома не осмелился. И Анджей тоже, только, когда за дверь вышли, тихо так сказал:
   - Не прав он.
   - Кто? - Фома не то, чтобы совсем понял разговор, просто интересно стало.
   - Володар. Ты его не слушай. Ты меня слушай и все буде добро! - Анджей широко улыбнулся и похлопал по плечу. - А нежить-то какова... не, ну чтоб баба... пятеро инкивзиторов одну бабу волокут.
   - Сопровождают, - поправил Фома.
   - Во-во, сопровождают, - Анджей расхохотался. - Точно... этим, как его, кортежем...
  

Вальрик.

   Время свернулось в спираль. Тело двигалось само. Уйти от удара, захват - и Айвор покатился по полу. Пригнутся - ремень свистнул над головой. Прыжок в сторону - металлические бляшки высекли искры из каменного пола. Вперед, пока Грег отводит руку для замаха - и по колену...
   Сапоги боевые, со стальными пластинами на носах.
   Неприятный хруст и крик боли.
   На этом везение закончилось: тычок в спину сбил Вальрика с ног. Больно. Будто из груди весь воздух вышибли, а пол грязный... Вскочить. Упасть. Носом пропахать камень. Почему здесь настолько грязный пол? Трещины в камне крестом пересекаются...
   Встать!
   Вальрику почти удалось.
   Били по ногам. Потом по ребрам. Потом... потом все тело превратилось в один сплошной комок боли.
   - Я убью этого сучонка! - рев Айвора доносился откуда-то издалека. Вальрик хотел ответить, честно, но рот наполнился кровью, и слова утонули. Он сам, наверное, утонет в горячем соленом море...
   Невкусная.
   - Что здесь творится? - голос, пробившийся сквозь пелену боли, походил на яркую солнечную вспышку.
   Тварь.
   Коннован.
   Она пришла спасти его...
   Стыдно.

Глава 8.

   База - Тени.
   Срочно. Секретно.
   Сообщить о настроении В. Оценить возможность переговоров.
  
   Тень - Базе.
   Срочно.
   Переговоры бессмысленны. В. крепость не сдаст.
  

Коннован.

   Черт! Нет, тысяча чертей! В первый момент я не узнала Вальрика. Даже тангр после многочасовых трудов Ратомирки выглядел более целым, чем княжий отпрыск, который из-за врожденного упрямства и несказанной дурости ввязался в драку с четырьмя здоровыми отморозками.
   Ну почему он никому ничего не сказал?
   А эти уроды в человеческом обличье здесь же, смотрят так... с вызовом. Ну, я - не Вальрик, быстро на место поставлю, и плевать на княжеский гнев. В конце концов, Володар сам приказал разобраться.
   Пауза затягивалась. Я не могу помочь Вальрику, пока они здесь - непременно ударят в спину. Не из-за ненависти, а потому, что разошлись, распробовали забаву и жаждут продолжения.
   - Предлагаю вам уйти.
   Стараюсь быть вежливой, а они принимают вежливость за слабость. Переглядываются, думают, оценивают, насколько я опасна. Вальрик-то молодец, кое-чему научился. Вон один, кажется, его Айвором зовут, руку баюкает - никак, перелом. А второй, который с ремнем, за колено держится. С двумя справился - уже прогресс. Ничего, когда-нибудь и четверых одолеет. И шестерых. Если выживет, конечно.
   - Иди отсюда, - велел Серж. Этого я хорошо знаю, еще тот урод моральный.
   - Только после вас.
   - Ты тут не больно-то!
   - Не больно что? - я шагнула вперед. Они попятились. Странно, обычно победа пьянит. Они не должны отступать, они должны нападать. И я хотела, чтобы это произошло. Они нападут - я отвечу.
   - Это видела? - самый крупный из четверых продемонстрировал кулак. Впечатляет. Особенно дворовых девчонок, которые, должно быть, при виде подобной силы млеют.
   - Силища.
   Он зарделся, точно маков цвет.
   - Кисуля, - вперед выступил Серж. - Шла бы ты отсюда. Зачем тебе лишние проблемы? На четверо, а ты одна... если вдруг что случится, то никто нас не упрекнет, что слегка нежить покалечили, когда от нее же защищались...
   - Слушай сюда, мальчик. Я - не Вальрик. Я вам руки ломать не стану, это непродуктивно. Я вам сразу шеи сверну. Понятно?
   - Не посмеешь.
   - Хочешь, поспорим?
   Я вытащила из-за пояса стилет, и зажав между пальцами трехгранное лезвие, переломила пополам. Фокус несложный, но впечатление производит.
   - А шею еще проще. Только звук немного другой. Ну да не мне вам рассказывать, с каким звуком кости ломаются. Вы же у нас в этом деле специалисты. Итак, с кого начать? С тебя, Серж? Или с тебя Айвор?
   Поединок можно было считать состоявшимся. Вернее, поединка не будет - неуверенные взгляды, которыми обменивались братья, свидетельствовали о наличии некоторого количества разума или скорее не разума, а здравомыслия. Но если начнут упрямиться, я охотно продемонстрирую теорию на практике, даже знаю на ком - Серж. Зуб даю - эта проделка его рук дело.
   - А ты наглая тварь. Я таких люблю, - он ощерился, вытер раскровавленную щеку рукавом. - Упрямых ломать приятее. Когда-нибудь я тебе покажу, обещаю...
   - Идет. А теперь убирайтесь.
   Они ушли, а я получила возможность заняться Вальриком, не опасаясь удара в спину.
   Дышит, но без сознания. Оно и к лучшему: обезболивающих в этом мире пока не придумали. В зал заглянул мальчишка, тот самый, что донес о потасовке князю.
   - Ты. Как тебя зовут?
   Он испуганно съежился, но ответил.
   - Али, госпожа!
   - Али, ты знаешь, где Ильяс живет? Или Фалько?
   - В угловой башне. Князь их вместе поселил!
   - Хорошо, Али. А теперь сбегай-ка туда и позови... скажи, мне нужны двое, пусть еще плащ захватят. Понял?
   - Да, госпожа. Двое и плащ! - Мальчишка метнулся исполнять поручение.
  
   Вальрика перенесли в общий зал. Оказывается, Володар от щедрот своих выделил группе отдельное помещение, где все и обитали. Все, кроме Вальрика, у которого имелись собственные покои. Ничего, пускай сначала выздоровеет, а потом переселяется, куда захочет. Если захочет.
   - Ильяс - принеси теплую воду. Край - чистое полотно. Ингар - сходи за отцом Димитриусом, скажи, чтобы травы свои захватит. Еще мне нужны ножницы, острый нож и тонкая игла. Быстро!
   Поняли правильно, и спустя минут пять у меня под рукой было все необходимое. Эх, отправить бы мальчишку в Орлиное гнездо, там у Карла такая лаборатория, что мертвого на ноги поднять можно. А тут - нож, корыто с водой, и травы с братом Димитриусом в придачу. Толстяк ахает, охает, путается под ногами и порывается применить местную панацею - кровопускание.
   - Брат Димитриус, вы пока присядьте. Нарем, подай его святейшеству стул.
   - Нет, ты не понимаешь! - сидеть монах отказывался, он нервно заламывал руки, и тянулся к ножу. - Дурную кровь нужно выпустить обязательно! Во избежание горячки!
   - Ему уже столько крови выпустили, что не понятно, как еще жив.
   - Дурная кровь... обязательно следует выпустить дурную кровь, а то горячка...
   - Брат Димитриус. - я изо всех сил старалась не сорваться на крик, вместо того, чтобы оказывать помощь парню, мне приходится возиться со священником, впавшим в истерику. - Сядьте, пожалуйста, вон туда, и побеседуйте с Наремом о высоком. Он в последнее время сильно о душе беспокоится, а Вальрика оставьте мне. Клянусь, если вы будете мешать, и он умрет, то, прежде чем князь открутит голову мне, я проделаю ту же процедуру с вами. Понятно?
   - Да.
   - Вот и хорошо.
   В целом, все оказалось не так и плохо. Пара сломанных ребер, двойной закрытый перелом левой руки, вероятное сотрясение мозга, сломанный нос, рваная рана на голове и ушибы. Очень много ушибов. Всякий раз, стоило мне прикоснуться к княжичу, как брать Димитриус тут же вскакивал со своей табуретки, и нерешительно потоптавшись на месте, снова садился. Нервный он, однако.
   А Вальрик молодец. Очнулся почти сразу, но, стиснув зубы, терпел. Даже когда рану зашивала, и то не пикнул. Упрямый.
   - Здесь пока поживешь.
   Он попытался кивнуть.
   - Князю сама доложу.
   Кивнул-таки.
   - Ильяс, пригляди за ним, я скоро вернусь. И еще. Никакого кровопускания! Понятно?!
   Оскорбленная физиономия брата Димитриуса стоило того, чтобы на нее полюбоваться. Он запыхтел - ни дать, ни взять, еж возмущенный - и, перекрестившись, благочестиво воздел глаза к потолку. Губы его шевелились, но наружи не прорывалось ни звука. Ох, святой отец, есть у меня такое нехорошее предчувствие, что в скором времени вам придется читать много заупокойных молитв. Дай-то Бог, в которого мы, да-ори, не верим, но продолжаем надеяться, чтобы я ошибалась.
   Князь ждал меня. Князь был зол. Нет, не так, князь кипел, переполненный яростью, и прямо-таки жаждал дать этой ярости выход. Похоже, его версия произошедшего несколько отличалась от моей. Зато монахи куда-то исчезли.
   - Ну? - Кустистые брови сошлись на переносице, а усы грозно встопорщились. - Ты можешь объяснить, как этот мальчишка посмел поднять руку на собственных братьев?!
   - Могу.
   Этот мальчишка лежит сейчас пластом и мучается от боли, а оскорбленные братья, небось, заливают горе вином из запасов заботливого папаши. Одна надежда - у его светлости хватит терпения выслушать мой вариант событий.
   - У него выхода не было.
   - Неужели?
   - Их четверо и с оружием...
   - Деревянные игрушки!
   - Оружие. Дубина тоже из дерева, а кости ломает. Они воины. Вальрик - мальчишка.
   - Он мог убежать!
   - А вы хотели бы, чтобы ваш сын бегал от неприятностей?
   Князь возмущенно фыркнул, отметая крамольную мысль, и задумался. И чем дольше он думал, тем спокойнее мне становилось. Володар - не идиот, сообразит, что Вальрик не стал бы затевать драку сразу со всеми, а, если бы и стал, то уж об оружии позаботился бы.
   - Сильно его?
   - Жить будет. Но... да, сильно.
   - И чего они не поделили? Я ж о всех пекуся, никого не бросил. Господь не велит детей своих бросать. Вот и я... пятеро, браться, а они... - Князь тяжело опустился на деревянный трон, и я впервые увидела, насколько он стар. Руки почти одного тона с темным деревом, глубокие морщины шрамами, а в волосах полно седины. - Вино будешь?
   - Буду.
   Мы пили молча, я рассматривала апартаменты, а Володар меня.
   - Ладно, можешь идти.
   Я поднялась.
   - А он не совсем пропащий, да? Двоих бы одолел, как ты думаешь?
   - И четырех. Но опыта пока маловато.
  
   Вальрик спал, а брат Димитриус, обеспокоено склонившись над ложем, шептал молитвы. Похоже, я ошибалась - не такой уж он и равнодушный, наш святоша, вон как беспокоится за мальчишку, почти как за родного сына.
   - Все в порядке?
   Ильяс кивнул.
   - Как бы лихорадки не было! - поделился своими опасениями брат Димитриус. Ох, и достал же он меня со своей лихорадкой. На всякий случай я пощупала лоб - холодный.
   - Святой отец, все будет хорошо.
   Он кивнул, хотя по глазам вижу - не верит.
   - Я умею лечить.
   Между прочим, чистая правда, Карл сам меня учил. Сначала лечить, потом убивать.
   - Вы бы лучше с братьями его поговорили...
   - Их души закрыты для меня. - Вздохнул монах. - Я еще посижу здесь?
   - Сидите.
   А я, пожалуй, отдохну. Лечь пришлось в общем зале, так спокойнее, а то кто знает, какая дурная мысль залетит в головы прибабахнутых братцев моего подопечного?
  
   Разбудили меня человеческие голоса. Нервный шепот, движение воздуха - должно быть говорившие жестами восполняли недостаток слов, и тихий свист.
   - Так, что воевать будем? - Это Селим, он тянет звуки и слегка шепелявит.
   - Будем, - Ингар. Или Край. Нет, скорее все же Ингар.
   - А она?
   - И она будет, куда денется.
   Надо же, какие мы категоричные. Куда я денусь... а и правда, куда я денусь?
   - А верно, что у них в войске одни вампиры?
   - Вот те крест! Своими глазами видел - здоровые, страшные, кожа синяя, а во лбу рога!
   Интересно, я бы тоже на такое диво поглазеть не отказалась бы.
   - Тогда это не вампиры, - огорчился Селим. - Вон у нее, глянь, рогов нету. И кожа белая.
   Ух, ты, какой наблюдательный.
   - А она не слышит?
   - Нет. Они когда спят, ничего не слышат и не видят.
   - Не может быть!
   - Может!
   - Вы еще подеритесь, - я села, ох, чует мое сердце, сегодняшняя ночь будет очень долгой. - Что тут творится?
   - Ну... - с Ингара моментально слетела вся его спесь. - Это... Война!
   - Давно?
   - Солнце село, так они и поперли!
   Спрашивать, отчего меня не разбудили, бесполезно. Приказа не было, вот и не разбудили. Сама виновата. Зато выспалась. И вообще, если бы Володару нужна была помощь, или хотя бы консультация, он стесняться бы не стал. Посему выходит, что пока люди справляются сами.
   - Как Вальрик?
   - Живой.
   - Без вас знаю, что живой. Чувствует себя как?
   По тому, как нахмурились, я поняла, что до пресловутого единства в отряде еще жить и жить. Вальрик не любит их, они отвечают взаимностью.
   - Чего с ним возиться? - пробурчал Селим, он ни к кому не обращался, сам с собой разговаривал, но я услышала.
   - Он один из вас. Понятно?
   По глазам вижу, не понятно. Вальрик слишком долго отделял себя от остальных, чтобы вот так просто было стереть границу. А я не находила слов, чтобы объяснить им, что скоро привычный мир рухнет, что тангры сословных различий не знают. Им все равно, кто - князья, священники, воины, крестьяне.
   Тангры пришли сюда жить и не отступят.
  

Фома.

   Приказа отдыхать Фома ослушался. Как можно думать об отдыхе, когда вокруг произошло столько всего! Даже если тот странный разговор Морли с князем опустить, то за какой-то час вампирша рассказало больше, чем Фома узнал за годы, проведенные в Храмовой библиотеке! А ведь память недолговечна, и кто знает, сколько важной информации пропадет навеки лишь потому, что один несознательный послушник, поддавшись лени, лег спать? Нет, не бывать тому. Анджей тихо сопел в кровати, а Фома, склонив голову над чистым листом бумаги, размышлял.
   Он скорее умрет, чем позволит хоть одной частичке драгоценного знания кануть в небытие. Итак, с чего начать? Про крепость он уже написал. И про князя тоже, а вот про вампиршу - нет.
   "Она есть порождение извечной Тьмы, существо, обделенное Господом, ибо душа ее умерла в тот миг, когда тело покорилось зову Диавола. И метка Рогатого видна каждому, кому открыт свет истинной веры..
   Ее кожа бледна, как лепестки ночной лилии, что зовется в народе вампирьей благодатью или вампирьим цветком. Если верить святому Дамоклу, известному глубиной своих познаний, лишь горячая человеческая кровь способно вдохнуть краски в белый мрамор ее щек...".
   Фома перечитал написанное, выходило красиво, но... не слишком правдоподобно. Вапмирша и в самом деле здорово отличалась от нормальной женщины, но никаких особых меток рассмотреть не удалось: ни отпечатка дьявольского копыта на челе, ни хвоста, ни раздвоенных копыт. Даже обидно.
   Единственно, что необычного разглядел: белую кожу да глаза, похожие на два колодца в бездну.
   Но про глаза уже писали до Фомы...
   Зато сколько всего она рассказала! Третья раса! Существа, подобные вампирам, но не вампиры. Проклятые повелители! Да, именно так. Фома попробовал словосочетание на вкус, и записал:
   "Без сомненья, на Земле остались люди, которых не коснулся еще свет Истины. Несчастные, забывшие о Боге, есть пример того, в какие бездны способен низринуть душу человеческую Сатана. Слуги его создали Империю, и, возрадовавшись, нарекли себя Повелителями овец Господа нашего, а людей же сделали пищей. Имя проклятым повелителям - Тангры..."
   - Как ни гляну - ты все пишешь. - брат Анджей зевнул, - поспал бы лучше, а то, глядишь, и вправду завтра воевать придется...
   Воевать? Воевать Фома не хотел. Да и князь же говорил, что бояться нечего. С Божьей помощью и пушками, упрятанными в толстых стенах Вашингтона, можно спать спокойно. Или не спать, тем более, что ему еще работать и работать.
   И Фома снова склонился над пергаментом.
   А вот про разговор тот непонятный помеж Морли и Володаром записывать? Наверное, следует упомянуть, тем паче, Святой отец отдельно подчеркнул, что записывать нужно все.
   "Однако не могу умолчать престранную беседу, невольным свидетелем которой я стал..."
  

Карл.

   Первым признаком приближения ночи остывала земля. Скорей бы. Вынужденное бездействие угнетало, да и в целом в дневных стоянках мало приятного. Корни, черви, холод и вода, а сверху неукротимое солнце, как призрачный меч.
   На лирику потянуло... сейчас и стихи напишутся. Что там с мечом рифмуется? Свеч? "Сверху меч, игра не стоит свеч..."
   Стоит, более чем стоит. А пока время есть надо ни вирши писать, а восстановиться, выйти из полусна. Сначала дыхание - воздуха почти нет, но он и не особо нужен. Теперь кровь, основное сердце начинает биться чуть быстрее, два других включаются в ритм... Мышцы... Органы чувств...
   Люди и сами до конца не поняли, насколько совершенную машину им удалось создать.
   Кажется, солнце село. Карл выждал еще с полчаса - рисковать он не любил, потому дожил и до этой войны. Все. Можно. На то, чтобы пробить тонкую полоску земли, отделявшую его от поверхности, ушла доля секунды. Ночной лес зашелестел, приветствуя нежданного гостя. Ночной лес выражал свое беспокойство и негодование - слишком много чуждых существ собралось нынче на берегу реки. Они рубили деревья и отравляли воздух запахами металла, оружейной смазки и пороха. Ночной лес жаловался единственному, кто был способен его слышать.
   Армия Кандагара двинулась в наступление.
   Карл ласково погладил морщинистый ствол. Под толстой корой, укрывающей нежное нутро, подобно тому, как стальная кольчуга защищает тело, билась жизнь. Люди, самоуверенные существа, считавшие себя хозяевами мира, не умели чувствовать жизнь так, как да-ори, созданные для того, чтобы убивать.
   - Потерпи, скоро это закончится.
   Дерево не ответило, и Карл двинулся дальше. Его путь лежал вглубь леса и еще дальше, туда, где лес заканчивался, и открывалась степь. Если, конечно, за две тысячи лет здесь еще осталась степь.
   Те, что на берегу не слишком интересовали его, как, впрочем, и те, что в крепости.
   Пускай сами разбираются.
   И чем дольше будут разбираться, тем оно лучше.
  

Вальрик.

   Мир сузился до одной яркой точки. Никогда еще боль не была такой острой. И обида... Он снова проиграл. Струсил. Не нашел в себе сил подняться и продолжить бой. Следовало плюнуть в лицо врагу, как поступали герои древних баллад, а он лежал, прикрывая голову руками, и молился, чтобы следующий удар не оказался последним.
   Тварь сказала, что Вальрик поправится. Тварь спасла его. И Вальрик теперь в долгу у нее, и от этого втройне больнее. Он снова не оправдал надежд, пускай даже это надежды существа, проклятого Господом. Она долго учила Вальрика, а все без толку.
   - Открой глаза, я знаю, что ты не спишь, - она была рядом. Сейчас она скажет, что Вальрик безнадежен. Все его учителя в конце концов произносили это слово, и отец им верил.
   - Не притворяйся.
   Пришлось подчиниться.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Нормально. - Болело все, руки, ноги, голова, но Вальрик скорее умрет, чем признается.
   - Завтра будет еще хуже, - пообещала она. Хуже? Куда уж хуже.
   - Ты - молодец.
   - Что? - Вальрику показалось, что он ослышался. Она не может хвалить его. Его никто никогда не хвалил, тем более за неудачи.
   - Молодец, говорю. Не растерялся. У Айвора вывих, второму, извини, лично не знакома, ты коленную чашечку выбил.
   - Чего?
   - Хромать теперь до конца жизни будет, при вашей-то медицине.
   - Я проиграл.
   - Ну, - тварь улыбнулась, не так, как она обычно улыбалась, приготовив очередную пакость для десятки, а нормально, почти, как человек. Она и есть человек, неожиданно подумал Вальрик, только с клыками.
   - Победа - понятие относительное. Ты не отступил, хотя мог убежать - это победа. Вступил в бой с противником, который заведомо сильнее тебя - и это победа. Нанес ощутимый урон - это тоже победа.
   - Но они сильнее.
   - Естественно, сильнее. Я в таких случаях предпочитаю ретироваться. Отступление само по себе есть маневр, а не трусость. Трусость, когда ты, смирившись с поражением, превращаешься в раба - забывать о врагах не следует. Равно как и переть напролом. Бетонную стену головой не прошибешь. Зато, если у тебя в руках окажется веревка, то через стену можно перелезть. А если взрывчатка, то стену можно взорвать.
   - А, если нет ничего?
   - Тогда подожди, когда появится. Или придумай, как обойтись голыми руками.
   Вальрик прикрыл глаза: смотреть было почти так же больно, как и лежать, но он не думал о боли. Коннован говорила странные вещи. Важные вещи. Правильные. В другой раз он не попадется так глупо. Нет, лучше, если другого раза вообще не будет. Стену можно взорвать. Или обмануть. Или убить.
   - Собираешься мстить? - на минуту Вальрик испугался, что она, невзирая на все заверения брата Димитриуса, все-таки умеет читать мысли, но потом понял - тварь просто догадалась.
   - Ты сама говорила...
   - Сейчас другая ситуация. Мы воюем.
   Война? С кем? Наверное, с теми, из леса. Пленник говорил, что за него будут мстить. И еще угрожал. Угрозы Вальрик еще слышал, а, вот, когда дело дошло до настоящей информации, он не выдержал. Слишком страшно там было. Безумный Ратомирка, жаровня на ножках, запах паленого мяса, и крики... Еще один признак его неполноценности - ни один из братьев, даже Грег, который тайком от отца сочиняет стихи, не блевал от отвращения. А Серж вообще не упускал случая отточить знания, переданные Ратомиром. Отец даже как-то сказал, будто еще немного, и можно будет обходиться и без карлика, Серж и сам все умеет.
   - Хочешь, - вдруг предложила тварь, - я сделаю так, чтобы ты не чувствовал боли?
   - Как тот парень, на поляне?
   - Да.
   - Не хочу.
   - Если вдруг... говори. Терпеть боль из-за упрямства глупо.

Глава 9.

   База - Тени.
   Срочно. Секретно.
   Обеспечить безопасность объекта. Приоритет формы А.
   Определить, возможно ли сотрудничество с людьми из окружения В.? Приоритет формы Б.
  
   Тень - Базе.
   Срочно. Секретно.
   Принято.
   Дополнительно: предположительно жизнедеятельность объекта связана с жизнедеятельностью В.
   Дополнительно: учесть данный факт при разработке операции проникновения.
   Дополнительно: сотрудничество возможно. Веду разработку. Прошу допуск третьей формы для согласования условий контракта.
  

Фома.

   Анджей был прав, предлагая поспать. И Фоме бы послушаться, глядишь, тогда чувствовал бы себя человеком, а не куском пережеванного мяса. Но кто мог знать, что ночью спать не придется?
   Она.
   Она ведь предупреждала. И князь, несмотря на всю свою самоуверенность, прислушался к словам вампирши. Ворота замка закрылись задолго до того момента, как последний луч солнца растаял в вечерней дымке.
   - А что с теми людьми, которые не в замке?
   - Ничего, - его светлость отмахнулся от вопроса, как корова от мухи.
   - Но они ведь погибнут!
   Похоже, судьба жителей окрестных земель волновала лишь Фому. Даже брат Рубеус оставался поразительно равнодушным, чего уж про остальных говорить.
   - Может, да, а может, и нет.
   - Но замок! Они могли укрыться в замке!
   - Фома, мальчик мой, - Морли, положив руку на плечо, заговорил ласково. - Замок - не безразмерный. В крепости ровно столько народу, чтобы выдержать длительную осаду и с голоду не подохнуть.
   Толстяк ткнул пальцем вниз.
   - Эти постоят здесь месяц-два и уйдут. Если же собрать в крепосте люд с окрестных деревень, то провиант закончится уже через неделю. И тогла наступит голод. Понятно?
   Фома кивнул. Морли знал, что говорил, но разве от этого легче? Почему одни должны умереть, а другие будут смотреть на это, укрывшись за толстыми стенами крепости?
   - На все воля Божья. - Пробормотал Морли, отворачиваясь. Бог? Разве он, в милости своей, допустит войну?
   Допустит. Уже допустил. Отсюда, со смотровой башни все выглядело совершенно иначе, люди внизу крошечные, точно муравьи, и ведут себя так же, бегают, суетятся, тащат что-то... а здесь, вверху спокойно, сюда не доносятся ни стоны, ни крики о помощи, ни чужая речь...
   Интересно, а Господь, который стоит еще выше, слышит ли молитвы, к Нему обращенные?
   Правда, пока войны вроде бы и не было. Есть люди в замке, и люди снаружи. Поэтому Фома продолжал надеяться, что Ог остановит грядущее безумие. Еще поражала спокойствие, с которым люди готовились к предстоящей осаде, они даже не давали себе труда задуматься над тем, что война - суть зло.
   - Много их. Эй ты, - палец Володара уткнулся в грудь ближайшего воина, - скажи остроухой, чтобы сюда шла. Пусть глянет.
   - Не дело это к демону прислушиваться, - в голосе командира прозвучало брезгливое неодобрение, хорошо, хоть не ненависть.
   - А ты меня не учи, чего мне делать! Я, может, и не решил еще, отдавать вам ее или нет! Самому нужна. А ты только и знаешь - мечом по шее и на костер!
   - Святой престол придерживается твердых убеждений - с нечистью следует воевать, а не обедать!
  

Коннован.

   Вальрик то ли задремал, то ли потерял сознание. Упрямый он парень, другой бы обеими руками ухватился за возможность избавиться от боли, а этот отказался. Посмотрим, как он завтра запоет. Но до чего же не вовремя... Еще недели две лежать будет, если не больше. И это при условии, что крепость выстоит две недели.
   - Тама эта... князь кличет! - Стражник, среднего возраста мужчина в начищенной до блеска кирасе, осматривал зал с нескрываемым любопытством, должно быть пытался разглядеть, в каком из углов я трупы невинносъеденных прячу.
   - Раз кличет, тогда веди.
   Глоток свежего воздуха и в голове прояснилось. Во внутренних покоях замка душно - камины, факелы, люди. Теснота и вонь.
   Мы поднялись на стену, а оттуда по бесконечной витой лестнице - на каменную плешь Смотровой башни. Кроме князя на площадке находились трое монахов, присутствие которых не слишком меня обрадовало.
   - Ваша светлость! - Стражник открыл рот, желая доложить о выполнении приказа, но князь жестом велел ему заткнуться.
   - Иди сюда. Гляди.
   Куда глядеть я не спрашивала, и так ясно. Вниз. Смотровая Башня на то и смотровая, чтобы все окрестности были как на ладони. Князь был мрачен.
   - Ну? Что скажешь?
   - Силы подтягивают.
   - Откуда их столько?
   - С того берега. Основная база. Хватились поста, поняли, что случилось, и решили не терять время. Оперативно.
   - Что еще? - Вопрос задал не князь, а Меченый, но я ответила - не стоит раньше времени портить отношения с будущим начальством.
   - Те, что впереди идут - люди.
   - Уверена?
   - Более чем. Зачем танграм рисковать собственной жизнью?
   - Нечисть, - презрительно бросил монах. - Вечно норовите чужой жизнью расплатиться.
   Можно подумать, он всегда и за всех своей платит. Благородный воитель креста и кадила. Да ни один да-ори не бросит тысячи своих собратьев на смерть, как сделал князь с молчаливого одобрения этих новоиспеченных крестоносцев.
   - А командиры где? - князь сделал вид, будто не слышал монаха.
   - Там, - я не видела тангров, и не ощущала их присутствия - ошейник мешал, но точно знаю - там они, внизу, в копошащейся людской массе. - Они не покажутся на глаза до тех пор, пока не начнется бой. Но и в бою мы увидим лишь солдат или младших командиров. Советники слишком ценные фигуры, чтоб воевать. Матка тем более.
   - Смотрите! - мальчишка-монах с мечтательными глазами, указывал вниз. - Белый флаг!
   В его глазах сияла надежда: вдруг, повезет и войны не будет. Вдруг удастся договориться. Вдруг я солгала и там, внизу, совсем не враги, а друзья.
   Он искренне верил в эту чушь, и мне не хотелось бы его разочаровывать.
   - И что делать? - Володар повернулся ко мне.
   - Говорить. Я пойду с вами.
   - Думаешь, боюсь? - ничто так не злило его светлость больше, чем подозрение в трусости.
   - Думаю, вам понадобится переводчик.
  
   Конь подо мной нервно пританцовывал и то и дело оборачивался на странного седока. Или у него сам по себе характер дурной? Безотносительно меня? Вон и у Володара жеребец тоже неспокойный, фыркает, головой трясет.
   На переговоры князь взял только меня: не то знак особого доверия, не то нежелание рисковать жизнью нужных людей. Внешние ворота открывались медленно, с тягучим скрипом, а поднятая решетка внушала некоторые опасения. Одно движение и рухнет... ох и неприятные мысли.
   А нас уже ждали. Двое. Тангры. Советники? Похоже. В смысле не похоже, что они похожи на нашего давешнего гостя. Невысокие, сухопарые, темношкурые. Черепа массивные с покатыми лбами, глазами-монетками и тонкими прорезями ртов. Этакие выродки могли бы появиться на свет от горячей любви человека к комодскому варану.
   Мерзость.
   - Пятый улей третьего домена приветствует князя Володара от имени верховной матери всех ульев! - Советники поклонились. Его светлость соизволили кивнуть в ответ. Я не шелохнулась - обойдуться. А тангр знает язык, значит, поход готовили давно и основательно.
   - Я, - продолжил старший, - есть советник нашей матери. Это - Верховный командир нашего улья.
   Что-то я не поняла, в Хрониках нет упоминания о такой должности. Либо тангры эволюционировали, либо это ошибка перевода.
   - Я - князь Володар, хозяин крепости и окрестных земель. Это - моя... советница.
   - У вас все советники носят на шее Аркан? - тангр позволил себе улыбнуться.
   - Все. - Не моргнув глазом, ответил Володар. - Так надежнее. Мне хотелось бы узнать, зачем вы пришли на мои земли.
   - А разве твоя советница не дала тебе исчерпывающего ответа? В таком случае, советую избавиться от нее. Мы пришли сюда, чтобы жить. Великая Мать желает нести счастье и благополучие. Но люди не понимают, что добро может исходить и от существ иного вида.
   Володар только крякнул и оборвал соловьиную песнь вопросом.
   - Ваше предложение?
   - Вы сдаете крепость и сохраняете троне. Вы отдаете ее. Получаете взамен технику. Еду. Людей.
   - А, если нет?
   - Крепость будет уничтожена. Люди будут уничтожены. Вам будет предъявлено обвинение в убийстве подданных Кандагара в числе трех представителей человеческой расы и одного тангра...
   - Вы пришли на мою землю и отдаете приказы? - На удивление, князь выслушал советника спокойно.
   - Ты не понимаешь, человек. Если мы пришли сюда, то земля наша. Но мы согласны предоставить тебе время на раздумье. Четверть часа. Я сказал.
   Ну да, он сказал, мы послушали и разъехались. А в князя я верю, не такой он человек, чтобы крепость сдать.
   - Ну, остроухая, что скажешь? - Володар окинул критическим взглядом серую стену замка.
   - Бежать поздно.
   - Значится, воевать будем. Поехали, а то еще приготовиться надо.
   Ворота за спиной захлопнулись. С оглушительным лязгом опустилась на место решетка, и снова ворота... а все равно ненадежно.
   Как и предполагала, его светлость отказались уступать родовой замок без боя, и ворота оставались закрытыми и через пятнадцать минут, и через двадцать, и через полчаса, когда взорвался первый снаряд.
   - Эй, остроухая, - в одной из башен Володар устроил штаб, - что у них за пушки?
   Канонада длилась уже второй час. Замок дрожал всем своим каменным телом, но разваливаться вроде бы не собирался.
   - Без понятия.
   Я не настолько большой специалист, чтобы определить модель на слух. Что-нибудь из старых запасов, расконсервированных, разрытых археологами складов, или же новое, свежесобранное. Вспоминая о пистолете и рации, я склонялась ко второму варианту. Это было неприятно.
   Если тангры производят оружие сами... черт, даже думать не хочется.
   - И долго они так собираются? - его светлость бухнулись на деревянный трон, который по его приказу перетащили в башню.
   - Всю ночь. И день, скорее всего тоже. И снова ночь. И так, пока стена не рухнет.
   - Не рухнет, - пообещал Володар. - И не жалко им снарядов?
   - Выходит, не жалко.
   С учетом того, что снаряды они производят, а потому имеют возможность тратить, не особо задумываясь над вопросами, каким таким волшебным образом пополнить запасы в оружейной. У тангров вообще особая психология. По-моему, они еще дальше от людей, чем мы. Слово матки - закон, любое ее желание выполняется моментально, и, если матка сказала, что в случае отказа от капитуляции, замок будет уничтожен, то тангры не успокоятся, пока не разнесут крепость по камушку. И плевать на потраченное время, экономические или человеческие ресурсы. Пускай у стен Вашингтона поляжет сто тысяч людей, двести, триста... количество значения не имеет, главное, выполнение поставленной задачи.
  
   Осада затянулась. Люди стали привыкать и к круглосуточному обстрелу, и к ночным атакам, когда противник предпринимал очередную безнадежную попытку взобраться на гладкие стены Вашингтона, и к заупокойным молитвам... С каждым днем жертв становилось все больше, а ненависть к существам, осадившим крепость, все сильнее.
   Я впервые участвовала в войне. Я не предполагала, сколько за этим словом грязи. Шепот, недовольство, ненависть, слухи, что все началось по моей вине, потому что я полезла на тот берег... обманула князя... втерлась в доверие.
   И не объяснишь же, что война началась бы в любом случае. Да и кому объяснения нужны? Тем, у кого семьи по ту сторону крепостных стен? Или тем, кто тела в подвал стаскивает? Или тем, кто подыхает от полученных ран и заражения крови?
   Пускай подыхают. Пуская бесятся. Пускай воюют. Это же люди, низшие существа, обделенные разумом и силой. Разве мне нужно их признание? Конечно, нет. Карл бы от души посмеялся над моими терзаниями. Карлу проще, у него за плечами опыт многих войн...
   Карл даже не пытался узнать, что со мной произошло.
   Не хочу ни о чем думать, лучше буду вино пить - спасибо князю за подарок - и прислушиваться к тому, что творится за стенами. Слишком уж спокойно, как-то особенно спокойно. И готова клыки заложить - грядет очередная атака. Косвенным подтверждением грядущих неприятностей является ледяная игла, возникшая где-то в области затылка. Предчувствие? Голос кого-то из Ветров? А я, из-за ошейника, не могу правильно истолковать послание?
   В общем, когда голоса пушек смолкли, хотя время только-только за полночь перевалило, я отчетливо поняла - началось!
   - Тревога!
   - Что? - Тилор и Тилар, увлеченно резавшиеся друг с другом в карты, переглянулись. Черт, похоже, ребята порядком расслабились за прошедшие пару недель. Неужели они ничего не чувствуют? Нет, не чувствуют. Удивлены, но спокойны.
   - Тревога!
   Вот сучьи дети, сидят и глазеют. Для кого я тут глотку деру?! Пинком опрокинув низкий столик с картами, я заорала во все горло:
   - Тревога, мать вашу! Оружие и за мной! Бегом!
   Именно в этот момент захрипела, прочищая глотку, труба. Тревога, тревога, тревога! Но вот инструмент, захлебнувшись очередным переливом, замолчал. Мне некогда было думать о судьбе музыканта - я неслась вперед, к покоям князя. Тысяча чертей! Я столько раз желала Володару долгой и мучительной смерти, а теперь, когда мое желание вот-вот исполнится, спешу на помощь. Умрет он - умру и я. Тварь на шее предупреждающе кольнула холодом.
   Плевать на нее. Плевать на всех.
   Наперерез ринулся человек. Взмах и он падает на пол, зажимая руками разорванное горло, а я несусь дальше... когти в крови, пахнет вкусно... еще один воин - еще один труп. Удалось разжиться кривым коротким ножом. На первое время сойдет. Автомат не трогаю - с ним возни много. Из-за поворота выскочили двое, первый умер сразу, а второй успел-таки выстрелить, но пуля ушла в потолок, а лезвие трофейного ножа - в левый глаз.
   Но вперед, не отвлекаться! С каждой секундой язва-прорыв расширяется, и число чужаков в крепости растет. Спасти Володара, заделать брешь, сквозь которую твари лезут в замок, а потом уже и поохотиться можно будет.
   Крови, крови, крови... Запах пьянит, сводит с ума, и сердца радостно стучат, приветствуя честный бой. Снова взвыла труба.
   Я бегу вверх по крутым ступеням. Успею ли?
  

Карл.

   Граница пятна пружинила, растягивалась день ото дня, отторгая Карла. Он шел-шел, и меж тем оставался "по эту" сторону незримой водяной пленки.
   Странное ощущение, когда разумом понимаешь, что уже там, но все чувства твердят - неправда, не там, но здесь.
   Измененный лес? Иллюзия. И черные, словно обернутые бархатом стволы, которые светятся в темноте, тоже иллюзия. И бревно, что легло на пути, но стоило приблизиться - исчезло - еще одна иллюзия. И дыра в хитросплетении корней, из которой огненным бисером пялились глаза, очередная иллюзия.
   И небо. И звезды. И ты, Карл Диттер, переживший один мир и желающий уничтожить другой - тоже иллюзия.
   - Я не собираюсь никого уничтожать! - Карл остановился, переводя дыхание. Каждый шаг отнимал силы, словно их пила сама земля, выбирая жизнь, чтобы отдать другим. - Не собираюсь.
   Молчаливые деревья качнули ветвями, лунный свет, разрезанный кромками листьев, посыпался наземь. Забликовала трава.
   И пущенной стрелой свистнул воздух. Нет. Никого здесь нет. И ничего. Чудится.
   Аномалия, мать ее.
   И разговор с самим собой - чем не средство от расстроенных нервов?
   - Даже если Молот существует, не факт, что работает.
   ...работает-работает-работает, - вздохнуло эхо.
   - Марек мог ошибиться.
   ...тогда зачем? - уже не эхо. Но кто?
   ...никто.
   - Так не бывает.
   ...бывает-бывает, - снова эхо. Треклятый лес лепил рожи из лунной тени. Издевался? Нет, спокойнее надо быть. Вот сесть на пенек...
   Нет. Пень вдруг поплыл, растекаясь лужей битума, а она ушла под землю.
   - Затем, что это шанс. Для всех. Не обязательно применять, достаточно иметь доступ и пригрозить...
   ...неужели?...
   ...ели-ели... деревья на мели. Ты и вправду, Карл, веришь, что достаточно иметь доступ? Что хватит угрозы и никто никогда не нажмет на кнопку? Ядерное равновесие? Оно однажды покачнулось.
   - Пока я жив, я отвечаю.
   А это решение. Единственное возможное. Он ведь пережил катастрофу и недопустит повторения. И ободренный новым знанием, Карл сказал:
   - А я бессмертен.
   ...смертен-смертен - возразило эхо.
   И в этот момент граница лопнула. Аномалия проглотила добычу.
  
  
  

Вальрик.

   Наверное, следовало послушаться тварь и лежать, но как лежать, когда тревогу трубят?! Он - воин и должен быть там, со всеми. Гнев помог подняться. Злость придала сил. Вальрик двигался настолько быстро, насколько мог. Несколько раз останавливался, переводя дыхание. Ильяс терпеливо ждал рядом. Спасибо, что ждал молча, ехидных замечаний Вальрик бы не перенес.
   Скорей бы убить кого-нибудь! Где же враги? Или твари почудилось? Но нет, не почудилось, в коридоре Вальрик с Ильясом наткнулись на трупы, и один из нападавших еще дышал, точнее сипел, затыкая пальцами дыру в брюхе.
   - Стой! - Приказал Вальрик, останавливаясь. Тугая повязка на груди мешала дышать, а сломанные ребра отзывались болью во всем теле. И рука, зажатая между двух дощечек, раздражала, хоть и не болела.
   - Мы отстали, - позволил себе заметить Ильяс.
   - Без тебя знаю. Куда она идет?
   - К князю. Наверное.
   - Точно. - Вальрику было обидно, что он сам не дошел до такой очевидной вещи. Ну, естественно, тварь боится за отца, ведь, если того убьют, то и она умрет. Интересно, а без ошейника она стала бы защищать крепость? Вряд ли. Не ее война. А уроды из леса именно из-за нее пришли! Из-за нее! Растревожила гнездо... вызвала... таких же как сама, нелюдей...
   Правда, сейчас речь не о ней, а о том, чтобы не быть обузой. И Вальрик усилием воли заставил себя отлипнуть от стены. Если не делать резких движений, то все не так и плохо...
   Он справится. Он - воин. И сын князя.

Глава 10.

   База - Тени.
   Секретно.
   Рекомендации учтены. Приоритет сохранен.

Фома.

   Фома молился. На этой войне ему только и оставалось, что молиться. Развернувшееся вокруг действо было неправельным, невозможным, отвратительным по сути своей! Да, Фоме доводилось читать хроники, повествующие о великих сражениях прошлого, но там все было как-то красиво: героические деяния, великие подвиги во имя веры, страдания и истинные чудеса, вроде явления ангела с мечом огненным. А на этой войне не было ни чудес, ни подвигов, ни деяний, одни лишь мучения: дым, взрывы, сотрясающие крепость от фундамента до флюгера на Охотничьей башне, стоны и кровь. Всюду кровь, она даже по ночам снилась.
   Впрочем, в сошедшем с ума мире ночь и день поменялись местами. Люди, поправ установленный Господом порядок, сражались ночью, сражались днем, сражались на закате и рассвете. Спать приходилось урывками, хотя брат Морли и утверждал, будто бы такое на всякой войне случается, но Фома уже и ему не верил. Люди не воюют с людьми. Люди воюют с тварями, порожденными злой волей Дьявола, такими, как те, что осадили замок, такими, как белшкурая советница князя...
   Где-то далеко хриплым басом завывала труба.
   - Фома, подымайся давай! - Морли рявкнул это прямо в ухо, заглушая и трубу, и мысли. - Давай, шевелись! Оружие твое где?
   - Что случилось?
   Подзатыльник привел в чувство, и в самом деле вокруг что-то происходило, шум, лязг, выстрелы какие-то и труба ревет не просто так, а...
   - Тревога. - Спокойно объяснил Морли, проверяя пистолеты. - Они в замке.
   И, странное дело, если прежде приходилось буквально разжевывать все, что касалось военного дела, на этот раз сразу понял - они в замке! Но это... это же конец! Если замок падет, то...
   - Поздно молиться, - произнес Морли, отводя глаза, - драться надо.
   И пинком вытолкнул за дверь.
  

Карл.

   Аномалия затаилась. Она присматривалась и приценивалась, не решаясь, впрочем, трогать новую игрушку. И Карл был благодарен за передышку.
   Это ложь, что Пятна появились вследствие использования ядерного оружия, и вдвойне ложь, что главная опасность - радиоактивное излучение.
   Главная опасность Аномалии - сама Аномалия. Черт, а ведь как вышло, что за две с лишним тысячи лет их никто не исследовал? Карл даже остановился, настолько поразительной показалась мысль. Ну да, четыре пятна, размером от нескольких сот до нескольких сотен тысяч квадратных километров. Свободная территория, ограниченная горами.
   Почему горы? Откуда горы? Почему вообще все Пятна имеют естественные границы, словно кто-то нарочно отделил их. Или выделил?
   Был же, был проект по исследованию Аномалий, но... но Марек высказался против. Очень резко против. И Айша его поддержала, а Айшу - Давид, причем с видимым удовольствием. Понятно, молодой, а нашел, как кусануть побольнее.
   Но почему Марек был против? И почему передумал сейчас?
   Потому что знает что-то об Аномалиях, что-то весьма важное, но при этом информацией не поделился.
   Над ухом вдруг раздался стрекот рации и голос закричал:
   - Первый, первый вызывает! Гнездо, ответьте! Ответьте же, мать вашу...
   Карл упал на листву, перекатился, заворачиваясь в ковер скользкой листвы. Замер. Ничего. Никого. Живых нет, но сквозь шум помех пробивается голос, другой, раздраженный, требовательный:
   - Первый, я Гнездо. Прекратите панику и докладывайте...
   - ...положение... уйти... сбиты... объект уничтожен частично... прошу...
   - ...фантомы...
   - ...оставьте ваше сообщение после гудка... дорогой мой, если бы ты знал, как мы по тебе соскучились. Эллис начала ходить, она такая забавная и...
   - ...Гнездо, Гнездо. Докладываю. Объект доставлен. Прецедентов не было. Дальнейшие действия согласно инструкции. Но...
   Карл лежал, прижимаясь лицом к влажному корню, и слушал голоса тех, кто давным-давно был мертв.
   - Говорите, раз начали.
   - Но сдается мне, что твари чего-то удумали. Хоть убейте, Гнездо! Не верю я им! Вот не верю и все!
   - Ваш доклад...
   - Да засунь этот доклад себе в задницу, умник! Слушай, чего я тебе говорю...
   - Отставить, полковник! Держите себя в руках. Я все понимаю.
   - Да нихрена ты...
   - Послушайте, - с нажимом произнес скрипучий голос. - Если все получится, как надо, эта проблема тоже решится. Раз и навсегда. А потому постарайтесь...
   Карл поднялся, отряхнулся от грязи.
   - Первый, первый вызывает! Гнездо, ответьте! Ответьте же, мать вашу...
   Кожистые листья деревьев покачивались, играя словами в теннис. Трещала рация. Надрывались люди. Молчали птицы.
   Здравствуй, Аномалия.
  

Коннован.

   Мы застряли. Узкий проход, три ступени и широкая горловина с повисшей на одной петле дверью. Дальше коридор, ведущий к княжьим покоям, и солдат с огнеметом. Стоило высунуться, и мимо проносился вал бледно-желтого пламени, от которого плавились камни. Тянуло дымом и жареной плотью. Где-то рядом пересвистывались стрелки-автоматчики. Совсем уж далеко и совсем обреченно скулила труба. А треклятый огнеметчик продолжал испытывать мое терпение.
   - Может его того, - Тилар протянул пистолет. Ага, он что, думает, я затылком противника чувствую? Или удачливая больно? Да я уже две обоймы выпустила, едва под волну не попала, а огнеметчику хоть бы хны. Хорошо сидит, далеко глядит. Ничего, я его, суку этакую, рано или поздно, но достану. Баки-то у него не безразмерные!
   Одно хорошо - судя по тому, что я еще жива, с князем все в порядке. И эта скотина перестала коридор утюжить. Неужели...
   - Дай!
   Тилар сунул скользкую от пота рукоять пистолета. Выстрел. Два. Три. А огнеметчик молчит. Повезло? Или очередная хитрость? Ладно, была - не была, я прыгнула вперед и тут же откатилась назад. А коридор проглотил очередной ком пламени.
   Пока я думала, что делать, подошло подкрепление в лице святых братьев.
   - Вперед, - распорядился Меченый.
   - Стоять! Огнеметчик.
   Понял с полуслова. Задумался на долю секунды.
   - Обойти можно? К примеру, по стене?
   И на руки посмотрел выразительно. Соображает. Как-то слишком уж он хорошо соображает, не говоря о том, что самой сообразить бы следовало.
   - Фалько, где здесь окно?
  
   Ух, и давно я не баловалась подобными штуками. Пальцы привычно ощупывают стену, выискивая малейшие трещинки и выступы, когти с некоторым усилием - неприятно, однако, - пробивают цемент. Повисаю, пытаюсь выпрямиться. Еду вниз, запоздало вспоминая, что Ветер не подстрахует. А здесь высоко, если что, падать будет больно. Значит, падать не будем. Будем успокаиваться и действовать. Медленно. Аккуратно. И я поползла по стене, точно муха по крынке с молоком.
   Вниз лучше не смотреть. Все равно ничего не разобрать в мельтешении огней и теней. Стреляют. Кричат. Воюют. А вот и окно, будем надеяться, что нужное. Стекло разлетелось колючим дождем, осколки ужалили руки. Перед глазами мелькнула серо-голубая лента клинка, которую я просто выдернула из руки князя, а уж потом сообразила, что передо мною Володар. А он сообразил, что перед ним я. Княжьи слова повторить не решусь, но палаш я вернула, и Володар, ухватившись за эфес обеими руками, спросил.
   - Что тут творится?
   Он был изрядно пьян, похоже, одним кувшином вина дело не обошлось. Понимаю, но не принимаю: правитель обязан сохранять спокойствие в любой ситуации.
   - Кто меня запер? Почему пушки молчат?
   А вот это уже интересно. Если появление тангров на территории крепости поддается объяснению - подкоп, подрыв, десант... то Володар, запертый в собственных покоях, - это уже явное предательство. Кто-то не только открыл танграм ворота, но и позаботился, чтобы князь оказался отрезан от войска.
   Мысли излагаю осторожно, и князь говорит:
   - Отобьемся.
   Разочаровывать его не хотелось: по моим прикидкам стоять Вашингтону осталось пару часов, сопротивление продлит агонию, но крепость не спасет. Ладно, будем разбираться с проблемами по мере их возникновения. Что там на очереди? Дверь? Хорошая, толстая, из цельного дуба сделанная и железными полосами укрепленная. А огнеметчик в случае прорыва успеет развернуться, тогда от нас с князем останется небольшая кучка золы.
   - Сможешь выбить? - мрачно поинтересовался Володар. Дверь же хранила на себе следы княжьего гнева - глубокие царапины, оставленные палашом, уродовали поверхность, но не приближали к долгожданной свободе. Выбить дверь я не сумею, не таран все-таки, вот если бы...
   - Эту штуку, - я дотронулась до ошейника, - можно ослабить?
   Володар нахмурился, судя по всему, идея не понравилась.
   - Сбежать удумала?
   Все-таки, люди - параноики, куда мне бежать? К танграм? Нет уж, мне дорога моя шкура. А в следующий момент существо, ограничивающее мою свободу, вдруг исчезло. Нет, не совсем исчезло, а отползло куда-то далеко, настолько далеко, что я почти и не ощущала его присутствия. Зато слышала, как поют Ветра.
   Ну же, помогите мне! Пожалуйста! Не могу приказывать - ошейник лишил меня этого права - я прошу о помощи! Первым отозвался Истер, потянулся было ко мне, но в последний момент отпрянул, точно от зараженной. А вот Яль оказался смелее и сильнее, здесь его территория, его дом, а тангры нарушают границы этого дома. Горячее дыхание южного ветра согрело меня, князь попятился, правильно, нам нужно место, нам нужно много места... сейчас... Сила переполняла, оставалось лишь направить... Правильно, к двери, смести, убрать негодную деревяшку, осмелившуюся встать на пути песчаной бури...
   Яль уничтожил преграду и... больно, как же мне больно. Нельзя так резко разрывать контакт, но изрядно побледневший Володар пробурчал.
   - Ты это... не думай, что... вставай, остроухая.
   Вставать? А я что, лежу? Точно, лежу. Пол горячий, словно песок Южной пустыни, а в теле не осталось ни капли силы. Сволочь он все-таки.
   - Ты не подохни тут, - Князь дружелюбно пнул меня, это стало последней каплей. Мало того, что едва не убил, так еще и пинается, скотина неблагодарная. Здоровая злость вернула силы.
   - Так-то лучше. А вы, твари, все-таки приколдовываете, - похоже, сие открытие несказанно обрадовало Володара. - Может, ты и этих вышибить сподобишься?
   - Нет.
   - А, если прикажу? - Князь нехорошо прищурился.
   - Все равно.
   - Понятно, значится, любую силу силой переломить возможно.
   Как оказалось, Яль уничтожил не только дверь, но и огнеметчика, в противном случае, наша содержательная беседа прервалась бы гораздо раньше. У мертвеца - кстати, топлива у него осталось от силы на два-три выстрела - я разжилась не только ножом, но и аптечкой.
   Аптечка - это хорошо, не мне, так людям пригодится.
   - Чего копаешься? - Володара гораздо больше занимала смятая ветром труба огнемета. - Ишь, чего придумали. Ну, где, ты говоришь, тут люди?
   Все складывалось почти удачно, и в какой-то момент я расслабилась.
  

Вальрик.

   По замку пронесся ветер, самый настоящий, дикий южный ветер, который сшиб Вальрика с ног и, лизнув на прощанье горячим шершавым языком, унесся прочь.
   - Магия, - Ильяс перекрестился. - Это Они вызвали.
   Спорить с ним Вальрик не желал, тем паче, что и сам не до конца понял, откуда и зачем взялся ветер. И какая разница, ветер и ветер, ничего страшного. Вальрик поднялся и, отдышавшись, жестом приказал двигаться дальше. Нужно спешить, они уже порядком отстали.
   - Если тут пойти, то короче будет. - Ильяс указал на узкий темный коридор. - Сюдою слуги ходят.
   Слуги так слуги, Вальрик и по крысиной норе пополз бы, если бы это помогло выиграть время. Коридорчик петлял, точно ручей на каменистом поле, но в конце концов вывел на центральную галерею.
   - Погоди. - Вальрик решил отдышаться. Ну почему он не может залечивать раны так же быстро, как тварь? Или убивать с такой же легкостью... или хотя бы быть столь же быстрым.
   На центральной галерее было тихо. Неужто опоздали? Выломанная дубовая дверь - это ж какую силищу иметь надо, чтобы так, вместе с косяком и запором вынести? Мертвяк, судорожно сжимающий черную трубу. Голые стены коридора. Странные стены, выглаженные, вылизанные, потемневшие. И потеки кое-где, точно камень, не выдержав солнечного жару, поплыл.
   А вот в покоях отца был относительный порядок. И тела не видать. Значит, жив. Может, уже и противника удалось выбить из крепости? Вальрик выглянул в окно. Нет, сражение кипело ведьминским котлом. Метались по двору люди-крошки, бухали белыми вспышками взрывы, птицами стрекотали пулеметы.
   Откуда появился туман, Вальрик не понял. Сперва ему показалось, будто ночь вдруг загустела, чтобы тут же поплыть речнм туманом. А уж он превратился в мохнатое одеяло ядовито-желтого цвета. Одеяло медленно ползло через двор, накрывая сражающихся с головой, в этом его движении Вальрику почудилась угроза.
   Отец! Нужно предупредить отца, прежде, чем туман доберется до замка! Но Вальрик не успеет. Зато успеет Ильяс.
   - Приказано за вами смотреть, - невозмутимо заявил стражник.
   - Я здесь буду, со мной ничего не случится. - Вальрик тихо сатанел, времени осталось чуток, а этот солдафон пререкаться вздумал. Потешается, небось, над его, над Вальриковой беспомощностью. Ильяс, точно догадавшись о мыслях княжича, вздохнул. А в следующий момент одним движением закинул Вальрика на плечо и побежал.
   Каждый шаг Ильяса болью отдавался в сломанных ребрах, но Вальрик терпел, хотя больше всего в жизни ему хотелось заорать от боли и осознания собственной беспомощности. Чтобы его, младшего сына князя тащили, словно какого-нибудь оленя, добытого на охоте?! Или, хуже того, похищенную девку, - позор! Подобное унижение кровью смывается.
   Но, самое главное, они успели.

Глава 11.

   База вызывает Тень. Код желтый... База вызывает Тень. Код желтый... База вызывает Тень...

Карл.

   Минула неделя, прежде, чем Карл четко понял: случилось невозможное. Он заблудился.
   Это было немыслимо, недопустимо, противоестественно, но... глубокая яма меж корней полуживого дуба - убежище, вырытое им два дня тому. А в трех шагах вторая яма. Ее он выкопал для первой дневки. Чуть дальше - третья.
   - Невозможное возможно? - Карл тщательно обследовал все семь ям, вытянувшиеся рядом разрытых могил. Только крестов для полного сходства не хватает.
   - ...невозможно предвидеть последствия использования... - отозвалась Аномалия уже знакомым голосом. Сорокой затрещала несуществующая рация. - ...первый уровень секретности...
   Ирреальности происходящему добавили глумливые звезды: Южный крест полоскался в ковше Медведицы, а Полярная звезда яркой каплей повисла на поясе Ориона.
   И стрелка компаса виляла, точно собачий хвост. Ладно бы только внешнего, но внутренний, который уж точно никогда не ошибался, утверждал, будто Карл находится сорока километрами южнее этой поляны.
   - Вот значит как? - Карл спрыгнул в яму, подумав, что один плюс в случившемся все-таки есть - не придется копать новую лежку.
   Листья на дне успели слежаться и явно попахивали гнильцой. Заменить бы, но лень, да и времени в обрез. Под листьями пряталась влажная, горячая земля, зарываться в которую было неприятно, да и каждый раз Карл испытывал сомнения в надежности убежища, впрочем, ему проще, чем Коннован.
   Замок уже должен был рухнуть... С другой стороны, плох тот замок, выйти из которого можно лишь через одни ворота. Да и князь не глуп. С глупым договориться не вышло бы, а значит, шанс на выживание есть. Использует? Или не использует?
   А ведь задумка была хороша: идеальное государство, где каждый находится на своем месте. Утопия для двух компонентов. Паразитизм? Симбиоз? Что бы там ни говорили, потенциал человечества нельзя недооценивать. Как и переоценивать возможности да-ори.
   Марек первым предложил соединить одно с другим. Вырастить новую цивилизацию, как дитя, в пробирке. И ведь получилось бы. Начни они эксперимент лет на сто-двести раньше и к сегодняшнему дню имели бы не выводок княжеств, а одно крепкое и индустриально развитое государство. Единая армия, единое руководство, единый правитель: сильный, бессмертный и хорошо управляемый. Буфер между двумя видами.
   Но стоит ли плакать об упущенных возможностях? Тогда казалось, что время не имеет значения.
   - Ничто не имеет значения, кроме...
   - Раз-два-три-четыре-пять...
   -...цели...
   - Вышел зайчик погулять...
   А если голосов не существует? И со звездами все в порядке. И с миром. Если проблема в самом Карле? Сумасшествие тоже своего рода аномалия.
   - ...решение проблемы требует...
   -...вдруг охотник выбегает...
   -...те, кто желают остаться чистыми, долго не протянут.
   Карл заткнул уши. Голоса стали тише, но не исчезли. Как понять, что ты сумасшедший, если ты сумасшедший? Или наоборот.
   - ...действовать нужно быстро.
   - ...прямо в зайчика стреляет...
   - ...при положительном результате испытаний... действовать согласно инструкции... зачистка по...
   Совсем рядом заревел зверь. И голоса исчезли. Карл закрыл глаза, пытаясь заснуть. В голове крутилась считалочка. Над головой возился кто-то крупный и, судя по вони, хищный.
   В конечном итоге, сумасшествие - лишь один из способов восприятия мира.

Коннован.

   Я поклялась выпороть Вальрика, как только этот бедлам закончится. Мало того, что мальчишка ослушался приказа, так он еще и Ильяса геройствовать подбил. С такими темпами до порки княжич просто не доживет. От злости сбивчивый рассказ мальчишки про туман и исходящую от него опасность я пропустила мимо ушей. А секундой позже в голове что-то щелкнуло. Туман? Желтый? Откуда посередине ночи туману взяться, да еще желтому?
   Газовая атака? Но в замке кроме Володаровых людей есть и солдаты тангров. Всех положат? А собственно говоря, чему тут удивляться - нормальная тактика. У них в языке даже понятия такого нет "жертва", есть другое - "затраты", которые бывают полезными и бесполезными.
   Если замок будет захвачен и приказ Матки выполнен, то все затраты автоматом превратятся в полезные.
   Черт, черт, черт. Только газов здесь и не хватало для полного счастья. Думать и быстро. Допустим, старый вариант... долгий срок хранения, желтый цвет это... "Сон", "Логдон" или "Ра" - услужливо подсказала память. Это если они ничего нового не изобрели. Будем надеяться, что не изобрели.
   - Желтый какой? Темный или светлый?
   - Как... Как... Вот. - Вальрик ткнул пальцем в висевший на стене гобелен. Цвет был густым, насыщенным. Значит, не "Ра", что радует - этот газ смертелен и для меня.
   - А тяжелый или легкий?
   Вальрик задумался.
   - Тяжелый. Он ползет... ну, так, как будто к земле тянет. И лохматый, будто перья из подушки повыпускали.
   "Логдон". Смертельная для людей штучка, правда смерть наступает не сразу. Сначала безумие и агрессия, которая позже сменяется радостью, потом дикой болью в глазах. Зато теперь понятно, отчего у огнеметчика на поясе висела маска. Они и в самом деле планировали захватить князя живьем, вот только немного не рассчитали.
   Ладно, что я еще знаю? Ох, Карл, спасибо за науку! Отравление происходит при попадании газа в легкие. Соприкосновение с кожей не опасно, даже если имеются раны. Значит, нужно каким-то образом сделать так, чтобы газ в легкие не попал. Запретить людям дышать? Вряд ли в замке имеется запас противогазов. Возвращаться за маской? Но она всего одна или две - предполагаю, что огнеметчик не собирался умирать. Значит, как минимум две. И что это дает? Ровным счетом ничего.
   Думай, Коннован, думай. И поторопись. Какое у чертова газа слабое место? "Логдон" устойчив при стационарном хранении, но после расконсервации распадается в течение... нет, выждать не выйдет. Стоп. Вода. Универсальный растворитель как катализатор. И нейтрализатор. И пепел из камина, как дополнительный фильтр.
   Вот и замечательно. Мокрая грязная тряпка за противогаз? Хоть какой-то шанс.
   Долго объяснять не пришлось, люди соображали быстро, а действовали еще быстрее. В ткани недостатка не было, в пепле тоже, а вода нашлась у монахов - запасливые ребята.
   У газа оказался приятный яблочный запах...
  

Вальрик.

   Туман, как и предполагал Вальрик, оказался вовсе не туманом, а какой-то опасной штукой, которую Коннован назвала "газом". Что такое газ, Вальрик знал, но виденное во дворе мало походило на газ, скорее на плотный клубок гусиного пуха, к которому хотелось прикоснуться, чтобы проверить, вправду ли он такой мягкий, как кажется. Коннован утверждала, будто трогать газ можно, а вот дышать следует лишь через смоченную водой тряпку. И велела следить, чтобы тряпка не высыхала. Еще тварь заявила, будто газ не сможет подняться, а значит, в башне можно будет переждать атаку.
   В башню, так в башню. Шли быстро. От помощи Ильяса Вальрик отказался: не хватало показывать свою беспомощность отцу. Было жутковато, особенно, когда туман догнал их, и отряд с головой погрузился в густое, желтое облако. Оно и в самом деле было очень мягким. Глаза моментально заслезились, потекли не то слезой, не то гноем. И Вальрику пришлось ухватился за чей-то рукав, кажется, это снова был Ильяс.
   - Скорее! - голос твари тонул в желтом облаке. - Бегом! Тряпки...
   Держать. Прижимать мокрую ветошь. Дышать и надеятся, что поможет. Бежать. Еще немного и Вальрик сдохнет. О ступеньки он споткнулся, но тряпку не выпустил.
   - Давай. - Чья-то рука подняла его за шиворот, затем последовал тычок в спину. - Поднимайся.
   Вальрик поднимался, считая ступеньки про себя. Десять. Восемнадцать. Двадцать три. Двадцать четыре... На сорок пятой он понял, что сейчас упадет и задохнется, или от боли, или от тумана. А сзади требовали двигаться вперед, и он двигался, превозмогая боль. Пятьдесят одна. Пятьдесят две... Три... Когда же они закончатся.
   - Немного осталось. - Это Коннован. Сочувствует? Не нужно ему сочувствие. Он дойдет.
  
   Он и в самом деле дошел. Самостоятельно преодолел все сто тридцать четыре ступеньки. Правда на последнем десятке Вальрик думал лишь о том, что скорее сдохнет, чем сделает еще шаг. Но не сдыхал. Делал. Зато теперь, на узкой площадке Орлиной Башни, уж точно ляжет...
   - Нельзя, - тварь, больно вцепившись в плечо - кажется, ее когти до самой кости достали - заставила встать. - Тебе пока нельзя садиться, плохо потом будет.
   Да какая разница, что будет потом? Вальрику было плохо сейчас. Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, настолько было больно.
   - Постой, а еще лучше походи.
   Будь у него силы, Вальрик бы рассмеялся. Походить! Да он шевельнуться не способен. Хорошо еще, что в этой суматохе на него никто не обращает внимания, не так стыдно.
   Коннован открыла небольшую - ладони две шириной - сумку, украшенную красным полумесяцем, и с задумчивым видам принялась рыться в ней.
   - Вот! - обрадованно провозгласила она, извлекая прозрачный цилиндрик с бурой мутью внутри. - Давай руку.
   - Зачем? - Вальрик следил за тем, как ловко тварь содрала с цилиндра упаковку. Что она собирается делать?
   - Легче станет. Не бойся.
   Он и не боится. Вальрик поспешно протянул руку, пока остальные не заметили его колебаний. Штука, которую Коннован приложила к коже, была холодной. А потом ко всему еще и уколола, не больно, но от неожиданности Вальрик дернулся.
   - Вот и все, - Коннован продемонстрировала пустой цилиндр, - сейчас полегчает.
   И точно, боль ушла, вместе с ней исчезла и усталость, Вальрик с наслаждением задышал полной грудью. Да с чего он вообще взял, что сейчас упадет? Да он полон сил! Кровь кипит, требует вниз пойти и драться!
   - Вальрик! - Грозный оклик отца вернул на землю. - Подойди ко мне, сын мой.
   И Вальрик, леденея сердцем, выступил вперед: отец никогда не был столь торжественен. Сейчас произойдет нечто важное.
   Володар говорил долго, о чести, долге, достоинстве и великой жертве, которая была принесена во имя человеческой свободы. О том, что невозможно допустить, чтобы существа с другого берега реки, завоевали весь мир. А в завершение речи снял бледно-золотой браслет и торжественно одел его на руку Вальрика.
   - Твой долг передо мной, братьями, предками и людьми, которые верно служили нам, твой долг - донести весть до Святого престола!
   - Зачем?
   По выражению лица Володара, Вальрик сообразил, что ляпнул глупость и в очередной раз все испортил.
   - Лишь Святой престол способен объединить всех верующих в одну армию, один кулак, который сокрушит врага! Пусть же Патриарх, воззвав к народу, начнет новый Крестовый поход! Ты вместе с братьями-инквизиторами и... - Володар обернулся на людей, которых готовила тварь, - и прочими воинами, немедля выступишь в путь. Ты будешь двигаться настолько быстро, насколько это возможно. Она идет с вами.
   - А из замка мы по воздуху выберемся? - Сварливо поинтересовалась "она", отвлекшись от копания в коробке. Отец потянулся было к запястью, но вспомнив, что отдал браслет Вальрику, буркнул:
   - Болтаешь много. По подземному ходу выйдете. Аккурат под башней начинается.
   Сердце ёкнуло, и Вальрик не удержался от вопроса:
   - А ты?
   - Это мой дом, и не одна сволочь не ступит на его порог до тех пор, пока я жив! Да и не окончено еще тут... поглядим, кто кого...
   - Я тоже остаюсь.
   Он-таки получил подзатыльника, обыкновенного и привычного даже, но обидно, что при всех. Вальрик едва не расплакался от злости - ну почему с ним обращаются, как с ребенком? Он ведь взрослый, он имеет право решать.
   Дальнейшие события он запомнил плохо. Князь втолковывал, как управлять тварью при помощи браслета, а Вальрик думал лишь о том, что его снова прогоняют.
   Обида некоторое время грызла изнутри, а потом выплеснулась в логичную и понятную мысль - отец снова отослал его прочь! Вся эта болтовня про подвиги, долг и обязательства перед человечеством - ложь от первого до последнего слова. Его снова отсылают прочь. А это не честно! Все сражаются, а он должен бежать. А он - не трус и никогда не был им!
   Но цепкие лапы костлявого монаха с изуродованным шрамами лицом держали крепко. Тянули. Вальрик шел. Все равно куда... его прогнали... снова прогнали.
   И лишь увидев дыру, в которую надлежало спуститься, Вальрик понял, что следует делать. Отец отдал ему власть над Коннован? Что ж, теперь у Вальрика имеется оружие, способное спасти всех. И он не побоится оружие применить. И сбросив руку с плеча, Вальрик приказал:
   - Мы возвращаемся.
   Он был готов к возражениям, спорам, к чему угодно, но только не к тому, что произошло: на голову обрушилась тяжелая и болезненная темнота.
  

Фома.

   Было страшно. Никогда прежде Фоме не доводилось испытывать такого животного, стыдного страха, когда тело цепенеет, а в голове на месте слов молитвы образуется гадкая пустота, которая моментально заполняется ужасом. Если бы не брат Морли и брат Рубеус, Фома бы погиб в первые минуты боя. Ничего. Выжил. Но, Господи всемилостивейший, как же ему было страшно!
   Больше всего Фому поразило хладнокровие, с которым братья-монахи ввязались в схватку. Они нажимали на спусковой крючок без малейших колебаний, абсолютно не задумываясь над тем, что отнимают чужую жизнь. Мало того, брат Морли, отправляя очередного нападавшего в преисподнюю, весело хохотал. Потом был рывок через желтый туман и новый страх - безумия.
   Он не хотел уподобляться тому несчастному, который выскочил навстречу, хохоча и воя, размазывая по лицу кровь. Из черных глазниц его на Фому взирал ад.
   Короткая передышка лишь дала страхам время разрастись. А когда князь Володар повелел уходить из замка, Фома готов был заплакать от облегчения. И даже теперь едва сдерживал слезы.
   Здесь, под землей было тихо и спокойно, никакого хохота, никаких выстрелов, лишь шлепанье ног по полу, тяжелое дыхание соратников и невнятная брань Морли.
   - Тысяча чертей, - толстяк, испустив очередное проклятие, тут же покаялся, - прости Господи, но этот мальчишка весит столько, словно отлит из чистого золота.
   - Скоро он очнется, - безо всякой радости произнес Фома.
   Теперь ему было стыдно за свой страх, тем паче, что Вальрик, которому было столько же лет, сколько и Фоме, выказал завидную отвагу. Подумать только, нарушить приказ отца! Приказ брата Рубеуса! Повернуть назад! Фома восхищался и... завидовал. А зависть порождала злость. Хотелось фырчать и плеваться искрами, как факел, который Фоме поручили нести.
   - Эт навряд ли. Рука у Рубеуса тяжелая, так что тащить мне его и тащить. Ну, оно и к лучшему, уж можешь мне поверить. Мальчонка - самодур, мало его батька порол, ох мало... - И, поправив ношу, толстяк прибавил шагу. - А ты, давай, свети, а то темень, как у беса под хвостом, прости Господи. Держи факел, кому сказал, а то не видно ни черта!
   Фома подчинился, хотя и обидно, он же не виноват, что факел такой тяжелый, руку вниз тянет. А на шее сумка с пистолетом, к которому Фома так и не прикоснулся, и книгой. Не отсырела бы. А, если желтый дым страницы повредил? Как бы глянуть? Попросить Морли факел подержать? Он разозлится, значит, придется ждать привала, должен же быть привал! А пока, дабы отвлечься от мрачных мыслей, Фома решил сочинить новую главу.
   "Подземный ход был на удивление широк и просторен, словно великие титаны древности вознамерились построить в глубине недр земных чудесный град, однако же сгинули, не доведя задуманное до конца. Даже темнота, коею не способны разогнать слабые огни наших факелов..." - на этом месте Фома покосился на влажную стену, по которой медленно ползло рыжее пятно. Какими словами описать ее?
   "...даже темнота не в силах сокрыть величие стен из неведомого материала, похожего на камень, и вместе с тем гладкого, точно стекло".
   Дальше нужно написать про прошлое, про то, что на этом месте могли цвести дивные сады и бродить звери, как написано в Священной книге, это был бы настоящий рай на земле...
   Тут Фома споткнулся и, едва не упав в отнюдь не райскую воду, выпустил факел из рук, тот обиженно зашипел. Господи, только бы не погас, только бы не погас...
   - Под ноги смотри! - Рявкнул Морли. - А то и сам шею свернешь, и мы с тобой тут подохнем.
   - От чего?
   Теперь Фома держал факел обеими руками. К счастью, просмоленное дерево выдержало купание в воде, огонь не погас. А вот раздражение брата Морли росло с каждым шагом.
   - От голода, жажда и дурости твоей.
   - Стой, дальше нельзя. - Из темноты перед самым носом Фомы вынырнул человек: высокий, крепко сбитый парень из княжьих.
   - Почему?
   - Она не велела. - Парень, чье имя Фома не помнил, лениво потянулся. - Сказала ждать здесь.
   - А сама где? - Морли оттеснил Фому и двинулся на говорившего. Тот не шелохнулся. Тоже смелый. Морли, когда так движется, на быка похож. Или на гору ожившую. Поди останови такого. На всякий случай Фома отступил, уповая на то, что скоро появится брат Рубеус и все решит. Вон, рыжие пятна факелов совсем уже близко.
   - Впереди что-то есть.
   - Да ни черта там нету! Сбежать ваша мамочка решила, а ты дурак, и поверил!
   - С дороги, ты, ублюдок, променявший род людской на одну кровососку...
   - Что здесь происходит? - Холодный тон брата Рубеуса подействовал на спорщиков подобно хлысту.
   - Да тут... Этот... - Толстяк выплюнул такие ругательства, что Фома поежился.
   - Дальше идти нельзя, пока Коннован не вернется, - спокойно повторил парень. Фома вдруг вспомнил его имя - Ильнар, нет, Ильяс. Точно, Ильяс... Рубеус думал недолго.
   - Привал. - Скомандовал он.
   - Проклятье. - Рыкнул Морли. - И ты туда же.

Глава 12.

   База вызывает Тень... База вызывает Тень... База вызывает Тень...

Коннован.

   На первый взгляд пресловутый подземный ход показался мне обыкновенной кроличьей норой, не залитой бетоном исключительно по недоразумению. Из дыры тянуло сыростью и холодом.
   Но спустившись, я обнаружила, что нахожусь в тоннеле. Метров двадцать в поперечнике. Гладкие, несмотря на возраст, стены с темными жилами кабелей и редкими бельмами ламп. Естественно, нерабочих. Пластик потемнел и скукожился, кое-где пророс плесенью, но в целом все выглядело прилично. Клык на спор даю, что сие великолепие осталось с прошлых времен.
   Из недостатков - темнота, непроницаемая даже для меня, и запах плесени, прочно перебивший остальные ароматы.
   - Вальрик разозлится, - шепотом произнес Ильяс, который держался рядом. Близнецы отстали. Прочие же и вовсе плелись сзади, предоставив нам функции разведки.
   - Пускай, я здесь не при чем.
   Кстати, истинная правда. Мальчишку я и пальцем тронуть не посмею, не то, что в ухо дать. К счастью, на Меченого сие ограничение не распространяется.
   Тут пол пошел вниз, а в воздухе отчетливо запахло водой. Странно, по моим прикидкам мы еще под башней, до реки идти и идти. Но вот к запаху добавился и звук: едва различимый шелест, словно ветер гонит кучу сухих листьев. Ох и не понравился мне этот звук. Было в нем что-то неправильное, от чего волосы на затылке дыбом встали.
   - Ильяс, ждите здесь. Вперед ни шагу.
  
   Как я ни старалась, но проклятые сапоги громко хлюпали, пришлось разуться. Холодно, конечно, но потерплю. Лучше немного померзнуть, чем заработать пулю в голову. Тоннель вдруг вильнул, угол наклона увеличился, а насторожившие меня шорохи, превратились в отчетливый гул. И мелкий ручей под ногами с каждым шагом становился все глубже. Определенно, впереди река, другой вопрос - только ли она.
   Очередной резкий поворот и вот оно, непрозрачное покрывало воды, белесые бурунчики у берегов - если бетонные ограждения, возвышавшиеся над водным потоком, можно назвать берегами - и возмущенный рев. А течение здесь быстрое, вплавь реку не пересечь, придется идти вдоль, а еще лучше не идти, а плыть, намного быстрее выйдет. Правда, другой вопрос, куда мы приплывем.
   Людей я услышала намного раньше, чем почуяла. Громкие. Пугливые - ощерились в темноту стволами, хорошо, палить не начали. Идиоты.
   Толстяк, тащивший княжича, меня обматерил. Мальчишка-послушник спрятался за факел. Мои же остались неподвижны. Ну хоть что-то.
   - Впереди река.
   Обращалась я к Меченому. Он выглядит достаточно разумным, чтобы на время отодвинуть наши с ним разногласия. Вальрик же, во-первых, без сознания. Во-вторых, слишком молод, чтобы командовать. Ладно я, у меня и выбора нет, но люди ему подчиняться не станут. Рубеус - другое дело, опытный, надежный, а главное - свой до мозга костей.
   И слушаются его, даже толстяк возмущенный под взглядом умолкает. Все-таки интересная личность брат Рубеус, но мне лучше держаться от него подальше.
   Рубеус пришел к тем же выводам, что и я. Опробовав на прочность отмостки, он сказал:
   - Выдержат.
   Еще бы. Бетон-то измененный, коррозионно-устойчивый, сверхтехнологичный и варенный по давно забытым рецептам. Он еще тысячу-другую лет простоит.
   - Вверх или вниз по течению? - Поинтересовался Морли, выбираясь на берег.
   Меченый ответил однозначно:
   - Вниз. Должна ж река куда-то выходить.
   Ну это еще не факт. Если ход - часть старых коллекторов, бродить мы можем долго. Но информацию сию малоутешительную я оставила при себе.
  

Фома.

   Мрачное место. Фома готов был поклясться - хотя клясться это великий грех - что сия подземная река несет свои черные воды к сердцу земли, а, может даже в преисподнюю. Не даром же святой Гринпис писал: "бойтесь черных вод, ибо они суть яд для души". Но брат Рубеус, да и брат Морли, шагали вперед безо всякого опасения.
   На всякий случай Фома повторял про себя слова молитвы, а еще опирался рукой на скользкую стену. Он многое бы отдал, чтобы увидеть солнечный свет. Интересно, а вампирша скучает по солнцу? Для них свет смертелен, но ведь она когда-то была человеком. Философский вопрос настолько увлек Фому, что тот и про страх забыл, и про реку, и, самое печальное, про тварь, идущую впереди. Опомнился лишь, уткнувшись носом ей в спину.
   - Я...Я споткнулся!
   Фома поспешил выставить вперед факел, поскольку все источники утверждали, будто нечисть боится огня.
   - Под ноги смотри, - посоветовало она, отводя руку с факелом. Нападать тварь не собиралась, и Фома, оправдываясь, что вопрос вызван не его, Фомы, любопытством, а весьма и весьма важен для истории, спросил.
   - А ты скучаешь по солнцу?
   - По солнцу? Не знаю, а что?
   - Людям тяжело без солнца. Ты же была человеком, пока не отреклась от Бога.
   - Ну, допустим, отречение, душа и прочее здесь не при чем, но ты прав. Я была человеком. Только давно.
   - Давно?
   - Очень давно. Около пятисот лет назад.
   От неожиданности Фома в очередной раз споткнулся, но вампирша не позволила упасть, и даже упрекать в неуклюжести не стала. Фома же пытался осознать услышанное. Пятьсот лет?! Подумать только! Это же... Это... Она старше их всех, вместе взятых! Да она, наверное, видела, как строились эти подземелья. Нет, конечно, многие источники упоминали, что нежить живет дольше людей, но не настолько же! И ко всему вампирша не выглядела старой.
   - По сравнению со многими своими сородичами, она еще ребенок, - пояснил Рубеус. Видимо, они разговаривали достаточно громко, чтобы он услышал.
   - Это правда?
   - Правда. - Тварь, похоже, ее возраст совершенно не смущал. - Моему наставнику около двух тысяч лет, а Марек еще старше, но таких мало.
   - Не так мало, как хотелось бы.
   - А вас гораздо больше, чем хотелось бы, - не осталась в долгу вампирша. А в следующую секунду земля вздрогнула. Раз, и еще раз. Фома упал бы, если бы не тварь, которая крепко держала его за рукав. Даже когда непонятная дрожь прекратилась, она не разжала лапу.
   - Что это?
   - Замок. Замок рухнул. - Вампирша сделала знак замолчать. Несколько секунд стояла, вслушиваясь в тишину, а потом вдруг заорала: - Весь груз на землю!
   - Что?
   Фома не понял, какой груз, зачем на землю, и вообще, она ошибается, такой замок не мог просто так взять и рухнуть!
   - Река!
   Вампирша быстро стягивала сапоги. И брат Рубеус последовал ее примеру. И брат Морли тоже. Про людей, которыми командовала нежить, и говорить нечего. Фома тоже наклонился, чтобы расшнуровать ботинки, но получил тычок в спину.
   - Раздевайся, а то утонешь.
   Брат Морли повторять не стал и попросту содрал сутану, едва руку не вывихнув. Да что происходит-то? В следующую минуту Фому оглушил рев.
   - Господи, спаси и помилуй, - пробормотал Морли. Фома хотел перекреститься, но руки сковало страхом.
   Вода налетела черным валом, накрыла, припечатала о стену, выдавливая из тела воздух. Закружила, протянула по дну. Выплюнула, разрешая вдох, и вновь рванула вниз. Фома больше не понимал, где он находится, он барахтался из последних сил и молился. Господу, Пречистой деве, Пророку-Спасителю и всем Святым сразу.
   Когда воздуха в легких почти не осталось, бурлящий поток вдруг вырвался на свободу и...
   Первое, что увидел Фома - звезды, неправдоподобно крупные звезды на черном-черном небе, а еще слабые огоньки далеко впереди.
   Фома забарахтался, пытаясь высвободиться из цепких лап, и вроде бы даже получилось. Течение тянуло прочь от этих огоньков, но уже без былой ярости, как-то лениво, словно через силу. Водяной вал без остатка растворился в утробе реки.
   Некоторое время он пробкой болтался на поверхности, отплевываясь, откашливаясь и пытаясь понять, куда плыть.
   - Эй... - Собственный голос в окружающей тишине показался очень-очень громким, но никто не откликнулся.
   - Морли... Морли! Брат Рубеус! Вальрик! Кто-нибудь! - С каждым именем возвращался былой страх. Даже ужас: все утонули, все-все, и княжич, и толстяк-Морли, и суровый Рубеус и даже вампирша.
   Святой Доминик утверждал, что для нежити вода - яд и предлагал окружать города каналами. Неужто был прав?
   Ноги коснулось что-то холодное и большое.
   - Морли!! - Завопил Фома что было мочи. - Кто-нибудь!!!
   - Заткнись, - прошептал в ухо знакомый голос. Вампирша? Она жива? Жива и свободна, значит... От ужаса ноги свело судорогой и Фома пошел бы ко дну, если бы не холодная - да что там, ледяная - рука, ухватившая его за шиворот.
   - До берега доплывешь? - поинтересовалась нежить.
   - По-постараюсь.
   - Постарайся.
   Она плыла рядом, и странным образом присутствие дьявольской твари успокаивало: если уж вампирша не убила его сразу, то, значит, и на берегу не убьет.
  

Вальрик.

   Вальрик очнулся от холода. Вокруг было мокро. Вокруг была вода. Вода вместо земли, вода вместо воздуха, вода... одна вода... Вальрик хотел вдохнуть, но захлебнулся, а в следующую минуту его подбросило вверх. Секундная передышка на воздухе - господи, как же его мало, не надышаться - и снова вниз, в дьявольский водоворот. Руки не слушались, сапоги мертвым грузом тянули на дно - если здесь было дно, в чем Вальрик сомневался - а мышцы сводило судорогой.
   Наверное, пришло время умереть.
   Вальрик не сопротивлялся, почему-то ему совершенно не хотелось сопротивляться. Смерть - это не так плохо...
   Смерть... нет, не о такой смерти он мечтал. Утонуть, как беспомощный щенок в сточной канаве. Разве это достойная смерть для сына князя? И Вальрик из последних сил - мало, слишком мало, чтобы выжить - стал пробиваться туда, где, по его мнению, был воздух.
   Воздух - это жизнь.
   Но до него еще нужно добраться... холодно... тяжело... больно... сдаться и позволить воде забрать душу... это легко... вот сейчас... только еще немного...
   Вальрика потянуло вверх с неудержимой силой, будто сама река отказалась от жертвы и желала теперь избавиться ото всякого напоминания о людях. Воздух горьким лекарством врывался в легкие, и от избытка его голова шла кругом.
   - Держись... - слова тонули в бурлящей воде.
   - Что? - Вальрик попытался обернуться, чтобы увидеть говорящего, но вместо этого едва не ушел под воду.
   - Держ... Уж... немн... ост...
   Немного? Немного - это все равно больше, чем он может себе позволить. Но Вальрик держался и чувствовал, что его держат. Держат и тянут вперед, точно рыбу на крючке.
   Он пропустил тот момент, когда под ногами появилась твердая поверхность.
   - Давай, давай, вперед.
   Его толкали, заставляя двигаться. Ноги подкашивались от усталости, грязь липла к сапогам, а высокий лес из камыша казался бесконечным...
   - Кто здесь? - Из темноты выступила фигура, огромная и неуклюжая. Она говорила голосом одного из монахов. Да, точно, в отряде был один здоровяк. Морли. Его звали брат Морли.
   - Кто, спрашиваю, идет?
   - Свои.
   Вальрик обернулся, чтобы поблагодарить за помощь, но сзади никого не было. Пустота. Камыши, небо, слабый отблеск реки и пустота. Черт побери, неужто показалось?
  
   Лагерь устроили на берегу. Впрочем, назвать это лагерем язык не поворачивался. Вокруг заросли, под ногами вода с грязью или грязь с водой - в темноте затруднительно определить, чего больше - над головой звезды и луна. Разводить огонь запретил брат Рубеус, который как-то незаметно прибрал к себе командование отрядом, но Вальрик не возражал. Он слишком ослаб, чтобы возражать.
   - Холодно, - пожаловался толстяк Морли, отжимая одежду. Вальрик кивнул - на большее его не хватило. Холодно. Чертовски холодно, а ни вдохнуть, ни выдохнуть. Люди сбились стадом больных овец. Совсем рядом хрипло дышал молодой послушник. Как же его зовут? В голове каша, полная, совершенная каша. Вальрик понятия не имел, как и почему оказался в воде, последнее, что он запомнил - черная дыра тайного хода и собственный приказ возвращаться...
   Приказ, которому не подчинились!
   - Ты двигайся, парень, - дружелюбный тычок в бок заставил Вальрика согнуться от боли, - а то в конец замерзнешь.
   - Ушли, - раздался довольный голос Селима. - Тысяча чертей в задницу! Ушли!
   - Заткнись! - Ответили ему.
   - Нет, ну ушли же!
   - Только из замка, - холодный, как речная вода, голос Рубеуса действовал отрезвляюще. - Во-первых, нужно узнать, все ли здесь. Во-вторых, решить, куда идти. Морли? Фома? Анджей? Силко? Айвор?
   - Край? Фалько? Ингар? Тилор? Тилар? Масуд?
   К тихому бормотанию монаха добавился еще один голос, который заставил Вальрика скорчиться от ненависти. Тварь! Проклятая тварь, которая отказалась выполнить приказ. Его, Вальрика приказ. Она должна подчиняться.
   А она проигнорировала. Его все игнорировали, считали слабаком и ублюдком, и тварь тоже...
   - Масуд? - повторила она вопрос. - Кто-нибудь, посмотрите, где Масуд.
   - Мы тут, - ответил за двоих Селим, - Масуд со мной.
   - Почему мы здесь? - Говорить было больно.
   - Что?
   - Как мы здесь оказались? - Вальрик выпрямился. Жаль, в темноте не видно выражения лиц, они, наверное, удивились. Они, наверное, думали, что он забыл.
   - Я приказал вернуться...
   - Ну началось, - пробурчал Морли. - Мальчик, ты сам не понимаешь, чего требовал.
   - Я приказал... Я приказал вернуться. И мы вернемся. - Вальрик отступил назад. - Мы возвращаемся, слышишь, тварь? Мы возвращаемся...
  

Карл.

   Он не верил в сны, особенно в вещие. Более того, он уже чертову уйму лет не видел снов, даже подзабыл, о том, насколько яркими могут быть.
   И насколько отвратительными.
   Графитовые скалы и небо, нависающее до того низко, что, кажется - еще немного и рухнет, разломившись под собственной тяжестью. Но не страшно, наоборот, весело; только веселье это какое-то пьяное, полубезумное и отчаянное, потому как противостоять тому, что грядет, невозможно.
   А под ногами скрипит мелкий камень. И место незнакомое, замок, но не Орлиное гнездо. Другой. Чужой. И в то же время Карл собирался его защищать.
   Защищать чужой дом? Какая чушь, особенно теперь, когда проснулся, и видения чуть поблекли, но не исчезли вовсе. Все ж таки странно. А странности нарушают равновесие, и Карл принялся вспоминать дальше.
   Камни были зеленые. А горы не черные, скорее уж серые, скользкие в лунном свете, и полнолуние... хотя нет, насчет полнолуния он поспешил, с небом творилось что-то неладное, оно ползло, вернее, оползало, скатывалось на замок, грозилось снести стену.
   Стена? Ни в одном из четырех замков нет стены. Да и зачем, когда горы служат защитой, куда более надежной, чем стены. Но во сне стена была, и безумное небо, которое, кажется, удалось-таки остановить.
   Или не удалось? Он же умер, там во сне, умер. И пережил собственную смерть, до того яркую, что не поверить в нее невозможно. Рассыпавшаяся стена, уничтоженный замок, но чудом сохранившийся двор... и боль, сменяющаяся вялой, ватной телесной немочью. Как тогда, когда он еще был больше человеком, чем да-ори, первый этап... парализованное тело, беспомощность и обида.
   Обиды во сне не было, скорее уж наоборот - успокоение.
   Вот тут Карл очнулся окончательно. Выходит, он радовался тому, что умирал? Выходит... да нет, глупости все. А сон - влияние Аномалии. Главное, чтобы не повторился, умирать, пусть и во сне, чертовски неприятно.
   И все-таки он безумен или нет?
   - Раз-два-три-четыре-пять... - детским голоском звенело небо. И полноликая луна издевательски ухмылялась с небосвода, разводя звездные хороводы.
   А за кустом больной сирени обнаружилась дорога. Интересно, приведет она куда-нибудь? В любом случае попробовать стоило.

Глава 13

   База вызывает Тень... База вызывает Тень... База вызывает Тень...

Коннован.

   Я чувствовала, что вот-вот взорвусь. После купания я чувствовала себя преотвратно, отряд потерял троих человек - двое монахов и Фалько, а мальчишка требовал вернуться.
   Проклятье.
   - Мальчик, - Морли примиряющее положил руку на плечо княжичу. - Некуда возвращаться.
   - В замок. Мы возвращаемся в замок. - Вальрик стряхнул руку.
   - Нету больше замка.
   - Как нету?
   - Просто нету. - Морли разговаривал с княжичем ласково и терпеливо, как с душевно больным. - Был и нету. Взорвали.
   - В-взорвали?! - Вальрик сделал шаг назад. Теперь он стоял по колено в воде и растерянно озирался по сторонам. - Как взорвали? Не подходи ко мне! Стой!
   - Стою.
   Морли поднял руки, показывая, что ничего такого не задумал. Плохо. Тот трюк, который Меченый провернул в замке, следовало бы повторить во избежание глупых вопросов и неуместных пререканий. Нашли время отношения выяснять: да в любой момент сюда патруль подойти может. Или сразу несколько сотен и тогда прощай, призрак свободы.
   - Мальчик, - вперед выступил Меченый, от которого за милю несло раздражением. Понимаю: вместо того, чтобы двигаться и отрываться от возможного преследования, он вынужден тратить время на истеричного мальчишку.
   - Я не мальчик. Я...
   - Ты - князь. Твой отец доверил тебе важное дело. А ты, вместо того, чтобы исполнить предназначение, пытаешься умереть.
   - И что?
   - Если ты умрешь: воля твоего отца останется не исполненной. Таким образом, выходит, что ты обманешь его доверие. Подумай, князь. Прежде, чем что-то делать - подумай. У тебя есть время. Скоро мы уйдем. Ты можешь пойти с нами, а можешь вернуться в Замок и умереть. Но боюсь, твои люди не пойдут за тобой.
   - Она пойдет.
   Ненавижу, когда обо мне говорят так, будто меня рядом нет. С другой стороны, в нынешнем положении лучше молчать. Пусть проблему уладит Меченый, у него неплохо получается. Но до чего же холодно, черт побери!
   - Кто? Вампирша? Пойдет. Вас будет двое. Против тысяч. Ты умрешь раньше, чем успеешь отомстить, князь.
   - Не называй меня так, - Вальрик все-таки сделал шаг к берегу, и я облегченно выдохнула. Кажется, пронесло.
   - Почему? Ты - сын Володара. Единственный выживший. Титул твой. И Святой Престол подтвердит твое право на титул и эти земли. И благословит тебя на месть слугам Нечистого.
   - Благословит... - эхом отозвался Вальрик. - А Грег? Серж? Тилли? Айвор? Отец?
   - У тебя будет еще возможность отомстить за них, - мягко сказал Рубеус, протягивая руку княжичу. Вальрик дружеский жест проигнорировал. По-моему, он окончательно утратил связь с реальностью, ох, чуют все три моих сердца, добром это не кончится.
   Вальрик молчал. Долго, очень долго. Невысокий, угловатый, растерянный и несчастный. Мне было жаль этого человека. Все-таки быть да-ори намного проще.
   - Я отомщу. - Пообещал княжич. - Я обязательно отомщу. Всем. Тварям. Дьявольским.
   Тут он, наконец-то увидел меня.
   - Тварям. Диавольским... отомстить...
   Небо тысячей осколков рухнуло на плечи.
   Больно. До чего же больно. И холодно.
   Серебряное поле и длинные тени-предвестники рассвета. Кажется, я все-таки увижу солнце.
  

Фома.

   Фома плохо понял, что произошло на берегу: его гораздо больше волновала мокрая одежда - по вине брата Морли он остался в одной рубахе и подштанниках - и мокрая сумка, которая уцелела только благодаря чуду. Фоме не терпелось заглянуть вовнутрь, убедиться, что рукопись цела, что бумага не разлезлась, а чернила не расплылись. Вообще по-хорошему книгу следовало просушить, но брат Рубеус запретил разводить огонь.
   Плохо-то как... Фома даже попрыгал на месте, чтобы согреться, но тепла от этого не прибавилось, только вода из-под ног полетела в стороны мелкими брызгами. На сухое место бы выйти... а они все чего-то ругаются, ругаются.
   Княжич странный. Его спасли, а он, вместо того, чтобы спасибо сказать, умереть желает. В замок вернуться. Да нету больше замка, небось, одни развалины остались. И людей нету.
   Господи Всемилостивый, что за испытание ниспослал ты детям своим? Фома вспомнил толстые стены крепости и запоздало ужаснулся, представив ту силу, которая сумела их обрушить.
   - Умри! - Вдруг заорал Вальрик, да так, что Фома подпрыгнул от неожиданности, поскользнулся и упал в грязь. Проклятье!
   - Пусть умрет! Пусть... умрет... тварь... все твари! - Вальрик вырывался из могучих объятий брата Морли и посылала проклятья в адрес... в общем, Фома заткнул уши, чтобы не слышать непотребных слов. Как только Господь не поразил богохульника молнией?
   В роли молнии Господней выступил кулак Морли. На этот раз княжичу - вернее, уже князю - Фома не сочувствовал: слишком замерз и устал.
   - Крепкий гад. И не скажешь, что пацан совсем, да еще раненый. - Морли привычным жестом перекинул князя через плечо. - И тяжелый к тому же. Слушай, Рубеус, может его того... оставить? С этим мальчишкой проблем не оберешься. Ладно, ладно, не смотри ты так, я ж просто сказал. Я ж понимаю, что своих тварям оставлять нельзя. Я и не собирался, просто... просто всю дорогу до Ватикана я его на своем горбу волочь не собираюсь! И вообще, пусть тварь этим князем новоявленным занимается...
   - Морли, помолчи.
   - Я и так все время молчу, а кроме меня, кто ж тебе правду-то скажет?
   - Морли! Фома, посмотри, что с... нежитью. Фома! Черт бы тебя побрал!
   Фома вздрогнул и очнулся. От него требуют... господи, что же от него требуют? И вообще, что происходит?
   - Посмотри. Что. С. Вампиром. - Четко повторил приказ брат Рубеус, судя по тону, он начал терять терпение.
   - Живая, - ответил ему кто-то из людей князя. - Только того, нести придется, но живая.
   - Я ее не понесу. - Сразу заявил Морли, - мне этого... князя... хватит. Чтоб его черти побрали. Баба психушная, а не князь.
   Последующие события прошли как бы мимо Фомы. Он вроде бы все видел, все слышал, но совершенно ничего не понимал. Все мысли вертелись вокруг промокшей рукописи и собственно нелегкой судьбы.
   Святой Доминик голодал в пустыне, и Господь явил ему чудо. Святой Адидас воевал во Славу Единого Бога. Святой Урук изводил себя жаждой, но никто из святых - а Фома знал их всех, ибо отличался старательностью в учебе и пытливостью разума - никто из них не замерзал насмерть на берегу непонятной реки в окружении врага и в компании нежити.
   Он и сам разговаривал с вампиром, следовательно, грешен и, если умрет без покаяния, то попадет в ад.
   Брат Рубеус приказал идти. Фома шел. Мокрая сумка весила, кажется, целый пуд, ветки царапали голени, а зубы клацали от холода. Если он выживет... если Господь благословит грешного послушника, дерзнувшего сравнивать себя с великими святыми прошлого, то напишет следующее:
   "И токмо милостью Бога нашего спаслись мы из чрева земли. Чудом великим сие было, доказывающим силу Слова Божия, без коего человек - червь слабый".
   В ногу впился острый сучок, и Фома взвизгнул от боли.
   - Тихо ты, - рыкнул Морли на ухо. - Еще один звук и в рот портянку запихаю, понятно?
   - Да.
   Глупый он, Морли, хоть и принадлежит к Ордену. Разве можно быть таким грубым и равнодушным, когда они только что чудом выжили? Испытания очищают и облагораживают душу, а Морли каким был, таким остался. Но на всякий случай Фома стал смотреть под ноги - бесполезно, слишком темно, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь. А все спешат, подгоняют, тут не до осторожности, тут лишь бы не отстать.
   "И демоны мести, овладевши разумом молодого князя, нашептывали ему мысли тяжкие, и послушен им, взбунтовался князь, отрекся власти брата Рубеуса, стал уговаривать воротиться, дабы кровью и смертью отомстить порождениям Тьмы. И уговаривал брат Рубеус князя словами ласковыми, ибо числом малым неможно одолеть рать великую..."
   Фома даже остановился: до чего складно получается! Вот бы сесть и записать, пока память держит. Эх, придумать бы такую машину, в которую мысли вкладывать можно, чтоб хранились до тех пор, пока время свободное не появится.
   - Не спи, замерзнешь, - мрачно пошутил Морли, подталкивая в спину. А потом, смягчившись, добавил. - Недалече ужо осталось. Тут местные про пещеры говорят, дойдем, там и отогреемся.
  

Вальрик.

   Вальрику было стыдно. Нечеловечески, невыносимо стыдно, а жесткий тон брата Рубеуса увеличивал чувство стыда в сотни, если не в тысячи раз. Он, сын князя, человек, которому доверили важное дело, повел себя точно девчонка при встрече с мародером. А хуже всего, что он совсем ничего не помнит. В голове вертелись жалкие ошметки воспоминаний: холод, вода, пробирающаяся в легкие, страх утонуть и ненависть.
   - Твое желание отомстить понятно и даже похвально. Нет дела более угодного Богу, чем изничтожение тварей ночных, - брат Рубеус сидел прямо на камнях и, казалось, не замечал неудобств, вроде мокрой одежды и твердого пола. Наверное, он и сам сделан из камня, во всяком случае, в данный момент Вальрик не видел в нем ничего человеческого. Хотелось уйти. Там, в глубине пещеры развели костер - Вальрик слышал, как Селим доказывал монаху, что снаружи огонь не заметен, а без костра не обойтись -люди замерзнут насмерть.
   - Князь, король, воевода, любой из властителей прежде всего обязан заботиться не о себе, своих потребностях и желаниях, а о людях, от него зависящих. Господь в равной мере наделяет властью и ответственностью.
   - Я понял.
   Вальрик опустил голову, силясь избежать колючего взгляда. У брата Рубеуса глаза похожи на гвозди, того и гляди, продырявит насквозь. Лучше уж смотреть на землю. Собственные мокрые сапоги неприятно сжимали ноги, их бы сейчас стащить да над костром повесить, чтобы как следует на дыму просохли, тогда и запах дурной выветрится, и кожа только мягче станет. И вина бы, горячего красного, с душистыми травами и свежей крольчатиной. В животе заурчало.
   - Тебе только кажется, что ты понял, на самом деле редко кому из людей, особенно людей, наделенных властью, удается понять простую истину.
   - Какую?
   - Чем больше власть, тем больше ответственность. Ты командуешь отрядом из пяти человек, значит, отвечаешь за пятерых, если у тебя под началом сотня - то и отвечаешь за сотню. Если страна, то...
   - Отвечаешь за страну, - перебил Вальрик. Чего тут сложного-то? Рубеус улыбнулся, но как-то совсем невесело.
   - Ты умный мальчик, но командовать тебе слишком рано. Твой отец соверши ошибку: ему следовало отправляться с нами самому...
   - Это из-за нее, да? Из-за этой твари? Потому, что я чуть не убил ее? Ну и что? Она же просто нежить и...
   - Она - воин. Да-ори. Она способна убить нас всех прежде, чем кто-либо из присутствующих успеет позвать на помощь. Но твой отец нашел способ обуздать это существо и из врага сотворил оружие. Идеальное оружие, которое ты едва не уничтожил.
   - Но...
   - Ты поддался эмоциям, что является недопустимой роскошью для князя. Вальрик, отдай Аркан и тебе станет намного легче. Тогда ты сможешь позволить себе ненавидеть, не опасаясь причинить вред тем, кто от тебя зависит.
   - Нет.
   Вальрик еще раньше, когда разговор только начался, решил: браслет он не отдаст. Во-первых, отец в него верил, иначе не поручил бы это задание. Во-вторых, не известно еще можно ли доверять монахам. В-третьих... в-третьих, он, Вальрик сын Володара, достоин быть князем, а тот случай у реки - ошибка. Все ведь ошибаются. Наверное.
   Нет, с браслетом он не расстанется.
   Рубеус на отказ не разозлился и настаивать на своем не стал.
   - У тебя есть время подумать. Я не тороплю. Просто помни, что отныне от твоих решений зависят наши жизни. Каждый из тех, кто умрет, будет проклинать тебя, ибо людям свойственно ненавидеть тех, чьи приказы обрекают на смерть. Подумай, Вальрик, по силам ли тебе эта ноша?
   - Я постараюсь.
   - Постарайся, постарайся, - здоровенный монах, похожий на дикого вепря, присел на корточки рядом с Рубеусом. - Мне до чертиков надоело таскать тебя на своем горбу. Я, чай, не лошадь. И вообще, командир, не понимаю, чего ты тянешь? Хорошая порка, и мальчишка сделает то, что ему говорят, а языком чесать и до заката можно...
   Рубеус вспыхнул, и вовсе он не равнодушный и невыдержанный.
   - Морли, ты...
   - Я дело советую. Забери игрушку, коли она так уж тебе нужна, а мальчишка под твоим командованием только целее будет.
   Вальрик вскочил. А если Рубеус согласится с этими доводами? Если они силой заберут Аркан? Что тогда? Это ж просто, тварь в отключке, и защитить его некому... остальные только обрадуются, они Вальрика ненавидят и...
   - Сядь, князь, - спокойно попросил Рубеус. - И успокойся. Отнять Аркан силой - не лучшее решение. Жизнь вампирши зависит от твоей, и глупый Морли умрет раньше, чем успеет нанести существенный вред твоей драгоценной особе. Это раз. Аркан знает хозяина. Это два. Полагаю, в некотором роде он живой. Это старые технологии, мне доводилось видеть нечто подобное в... одном месте. Сложно объяснить, просто поверь, что пока ты добровольно не передашь браслет другому человеку, он будет слушать только тебя.
   Вальрик с уважением коснулся желтой полосы на запястье. Теплая. Живая. Узнает хозяина, как собака, только лучше.
   Гораздо, гораздо лучше.

Глава 14.

   Тень - Базе.
   Не имел возможности выйти на связь ввиду сбоя оборудования.
   Дополнительно: объект цел. Подконтролен Княжичу.
   Дополнительно: захват объекта невозможен.
   Прошу инструкций.
  
   База - Тени.
   Срочно. Секретно.
   Доложить координаты.

Коннован.

   Солнце дразнило. Сыпало из-за горизонта жаром, но медлило взлетать над горизонтом, не желая дарить долгожданную смерть. А потом белое поле разом потускнело, съежилось и исчезло, уступая место благодатной темноте. Я чувствовала ее нежное прикосновение кожей, но некоторое время я не решалась открыть глаза и просто лежала, прислушиваясь к собственным ощущениям.
   Впервые смерть подступила настолько близко. Впервые меня хотели убить, а не подчинить. Не понимаю, за что.
   Холодно. Совсем, как в тот раз, в бане. Мышцы стекленеют, а пальцев вообще не чувствую. Безумно хочется крови. Она рядом: даже с закрытыми глазами ощущаю присутствие людей: ярко-алые, горячие пятна на темно-сером фоне.
   Кстати, где я? Придется, наверное, открыть глаза. Первое время не вижу ровным счетом ничего: смутные пятна, лиловые искры и дикая головная боль. Головная боль выглядит желто-зелеными звездами, а жажда окрашена в синие тона.
   - Очнулась? - Ильяс сидел на корточках у костра. Кто додумался развести костер? И почему позволили.
   - Мы где? - собственный голос казался сухим и колючим, как песок в пустыне. - Остальные?
   - Сокеновы пещеры, - Ильяс разговаривал в полголоса, правильно, орать во всю глотку, как Вальрик на берегу, глупо.
   Вальрик? Что с этим уродом? Жив - однозначно, иначе я бы не очнулась.
   От огня тянет теплом. Придвинуться бы поближе, но тогда придется шевелиться, а мышцы онемели. Пытаюсь сесть, голова кружится, но это пройдет... наверное...
   - Селим привел. Он прежде браконьерничал, места знает.
   - Эти пещеры, если точно не знать, где вход, в жизни не найдешь, - Селим довольно улыбался. Впрочем, за все время вынужденного знакомства я не разу не видела, чтобы он грустил. - Я тут однажды три дня сидьма сидел. Стражники лес гребенкой прочесали, а не нашли.
   - А попался как? - Я подползаю к огню: он достаточно живой, чтобы стало чуть теплее.
   - В медвежью яму. Глупый был, молодой.
   - И сейчас не особо поумнел, - вставил слово Ильяс.
   - Здесь все?
   - Ну да, и мы, и монахи - они ближе к выходу основались, не доверяют. А мы тут. С костром - оно не так холодно.
   Не могу не согласиться, пусть огонь и слабенький, но все лучше, чем ничего. Насколько могу судить, пещера находится довольно глубоко под землей - чувствую, как давят сумрачные земляные пласты, подсознание требует немедленно покинуть это место, способное в любой момент превратиться в ловушку. Правильно - стоит засыпать вход, и мы обречены.
   Стоп. Хватит паниковать. У входа обосновались братья-монахи, а Меченый, как я имела возможность убедиться, неплохой командир. Да и Селиму верить можно. Если говорит, что пещеру не найдут, значит... а ни черта не значит. У тангров техника, бесконечные человеческие ресурсы и время, которого у нас нет.
   Ладно, в любом случае, лучше пересидеть день здесь, чем провести его в яме, присыпанной сверху листьями. И людям отдых нужен. Здравый смысл убеждал пойти поговорить с Меченым о дальнейших планах, а инстинкты требовали держаться от монаха подальше. Шкурой чувствую: не любит он меня.
   Да и сил, чтобы вставать и куда-то идти нету. Я вообще не уверена, что смогу встать.
   - Вальрик с братьями остался. - Ильяс подбросил в костер веточку, и пламя благодарно сыпануло искрами. - А тот, который со шрамом, хотел, чтобы Вальрик браслет отдал. Вальрик не соглашался.
   - Ну и чем все закончилось?
   - Не знаю. Велели костер развести. Не верю я ему.
   - Кому?
   - Монаху. Святой престол мягко стелет, да жестко спать. Мы тут вот чего подумали... в общем, Селим тропинки, ходы-выходы знает.
   - Ага, - поддакнул Селим, подвигаясь ближе к костру. От живого тела веяло нестерпимым жаром, еще немного и... нет, я не животное, я сумею побороть инстинкт. И не потому, что привязалась к этим людям, а потому, что я - не животное. Я - да-ори.
   Стало немного легче.
   - Так вот, - продолжал Ильяс, - Селим нас мимо лагеря проведет, а в лесу и потеряться легко... монахи опытные, они прорвутся, только вот нам с ними не по пути.
   - А княжич знает?
   - Мальчишка? - Селим скорчил гримасу. - Пусть, если ему так монахи любы, с ними и идет.
   - Если ты касательно той штуки, которую Володар отдал, то мы кой-чего придумали... вот послушай, дождаться, когда он заснет, и...
   Идиоты. Форменные идиоты.
   Пришлось объяснять. Вроде бы поверили, но воцарившееся молчание было тягостным и задумчивым. А потом пришел Фома, сказал, что меня брат Рубеус видеть желает.
   Какой он мне к лешему брат? Хотя все равно уклониться от разговора не выйдет.
  
   Соседняя пещера была меньше, темнее и холоднее. Отсутствие огня сказывалось крупной дрожью. Утешало одно - мерзла не только я. Меченый походил на ледяную статую, такой же белый и неподвижный. Толстяк Морли съежился, пытаясь кутаться остатками плаща - где он откопал эту рванину? Вальрик сидел, прислонившись к стене, и клацал зубами. К костру не пойдет - слишком гордый. Гордый, но глупый: в его состоянии не следовало пренебрегать удобствами. К тому же огонь - не удобство, а жизненная необходимость. Вот прихватит завтра лихорадка, тогда что?
   Злилась ли я на Вальрика? Наверное, нет. Уже нет. Ту истерика можно было предвидеть, но я была слишком занята игрой в войну, чтобы думать еще и о чьих-то чувствах. А следовало бы. В один день потерять дом, отца, братьев... родная кровь, люди придают этому факту большое значение.
   Да-ори тоже ценят кровные связи.
   Мы с Карлом связаны кровью, только из-за ошейника он меня не слышит. Наверное. А я перестала слышать его еще раньше. Тогда было плохо, но ничего, привыкла. И Вальрик привыкнет. Со временем.
   Глаза у него виноватые.
   - Я не хотел тебя убивать.
   - А зря.
   Не хватало мне еще извинений, раскаяний и прочих соплей, так и привязаться недолго, а привязываться к людям глупо. Вообще привязываться к кому-либо значит обзаводиться слабостями, так Карл говорит.
   Вальрик обиженно запыхтел. На лице обида и гнев. Как же, решил помириться, а его носом о землю. Больно. Обидно. Ничего, переживет.
   - Зачем звали?
   - Садись, да-ори, - брат Рубеус указал пальцем на землю. Да-ори? Ну надо же, какой вежливый. Впрочем, отказаться от столь вежливого предложения было невозможно, и я присела. Жестко, зябко и компания не самая веселая подобралась. Вальрик смотрит исподлобья, Морли вообще к стене отвернулся, а Меченый спокоен как те камни, на которых я сижу.
   - Да-ори понимает, что ее дальнейшее существование связано с жизнью князя Вальрика?
   Какая вежливая формулировка. Понимаю ли я? Конечно, понимаю, можно сказать, шкурой чувствую.
   - Да-ори не желает разговаривать с людьми?
   - Ну почему же, можно и поговорить.
   - Тогда отвечай, дьявол тебя подери! - Рыкнул Морли. То ли оттого, что монах замерз, то ли из-за плохой акустики, рык вышел слабеньким и даже смешным. Но в чем-то толстяк прав: не следует злить господина князя и его новообретенного приятеля.
   - Я прекрасно осведомлена об особенностях своего положения, брат Рубеус может не сомневаться в моей преданности...
   - Чушь! Эта тварь предаст при...
   - Морли, будь добр, помолчи. Надеюсь, да-ори не оскорблена сомнениями в ее словах? Да-ори следует понять, что ситуация непростая и...
   - Послушай, человек, - мне безумно надоело выслушивать эту вежливую белиберду. Мне хотелось к костру и к людям, которые считали меня частью компании. Хотелось дремать, прислушиваясь к неспешному разговору, греться в дыму и ждать заката.
   Ночью я выйду на охоту...
   Если разрешат, конечно.
   А для того, чтобы разрешили, нужно хорошо себя вести и договорится с Меченым. И при этом еще постараться не задеть нежные чувства Вальрика.
   Ну и влипла же я.
   - Послушай, человек, я буду откровенна, ты ведь этого хотел?
   Рубеус кивнул.
   - Во-первых, ты правильно угадал: умрет князь, умру и я. Этого вполне достаточно, чтобы обеспечить мою лояльность...
   - Но не желание сотрудничать.
   Так вот что ему надо? Браво, Рубеус, ты умнее, чем я предполагала. Все-таки люди - удивительные существа: наступить на горло ненависти - а я знаю, что Меченый меня люто ненавидит - для того, чтобы врага превратить в союзника. Аплодирую, правда, мысленно.
   Но я не договорила.
   - Во-вторых, тангры - мои враги. Более того, они больше мои враги, чем ваши. Люди им нужны. Люди - это пища, рабочая сила, слуги, рабы и жизненная необходимость. А такие как я - конкуренты.
   - Одна волчья стая выживает другую, - понимающе заметил Морли.
   - Примерно.
   - А овцам-то какая разница?
   Хороший вопрос. Я попыталась вспомнить все, что слышала о танграх, и кажется, нашла ответ.
   - Мы не вмешиваемся в жизнь людей. Нас мало, много меньше, чем их, значит, и овец... - Морли поморщился, пускай, он сам выбрал подобную аналогию, - мы убиваем меньше. А еще за все время нашего существования мы не пытались установить контроль над вами.
   - Зачем контролировать дикий скот, когда есть домашний? - Спросил Меченый, глядя в пол.
   - Что?
   - Ничего. Пустой разговор, да-ори. Ты знаешь, кто такие тангры, я знаю, кто такие да-ори. Будь моя воля, извел бы и тех, и других.
   - Не сомневаюсь.
   - К сожалению, сейчас без твоей помощи не обойтись. Нам нужны твои знания и способности.
   - А взамен?
   - Взамен? Ты будешь жить, - Рубеус пнул носком сапога камень, тот, ударившись о противоположную стену, срикошетил и ударил меня по плечу. Не больно, но обидно.
   - Как щедро.
   - Подумай, да-ори. Жизнь - это ведь не просто существование рядом с людьми. А союзнику позволено больше, чем рабу...
   И я согласилась.
  

Фома.

   Пещера, куда их привел один из людей князя - подвижный, словно комар, парень по имени Селим - оказалась на удивление просторной. Целых два зала. Даже три, если считать тот, который выходит на поверхность. Правда, это не зал, а скорее нора, затянутая толстыми стволами плюща и широкими, влажными листьями. Селим сказал, что из-за плюща найти вход невозможно. А брат Рубеус, после того, как все забрались внутрь, велел поправить сбитые ветви.
   Брат Рубеус мудр, надо будет отметить это в рукописи. К примеру, написать: "И после долгих молитв снизошло на брата Рубеуса озарение. Было ему видение чудное: Дева Пречистая указала на скалу и раскололась скала...". Красиво, только неправда. С другой стороны, разве ж будет интересно читать про то, как они, замерзшие и уставшие, на четвереньках ползли в узкую щель, которую и разглядеть-то сложно? Или про то, как брат Морли застрял и ругался, а Рубеус велел заткнуться и меньше жрать? Или про то, как долго спорили, кому надлежит сидеть на страже у выхода?
   Какой человек захочет читать подобное непотребство? Да и Святой отец по голове не погладит. Нет, лучше уж про молитвы и чудеса.
   Нести стражу выпало Анджею. Фома ему сочувствовал: сидит, бедолага, согнувшись, словно старец юродивый, не повернуться, не пошевелится - у самого входа пещера узкая, что перстень на пальце Святого отца. Князевы же люди заняли самую дальнюю и развели огонек, благо запас дров имелся. Монахов к огню не приглашали, а в воздухе висело напряжение, точно не соратники собрались, а враги смертные.
   Морли говорит, что это от недоверия. Глупо, как могут простые стражники не доверять посланцам Святейшего? И князь - Фома все никак не мог привыкнуть, что Вальрика следовало величать князем - глупый. Брат Рубеус ему дело предложил, кому, как не Избраннику Папы, нести тяжкий груз ответственности, а Вальрик отказался, причем грубо.
   Фома хлюпнул носом.
   - Чего, совсем замерз? Иди к... этим, погрейся, - посоветовал Морли.
   - Я... спасибо, я лучше тут.
   - Замерзнешь тут в одних подштаниках. Лучше б сутану ловил, а не сумку свою, все равно от нее пользы никакой.
   - Не замерзну, - благодарность, которая было появилась по отношению к толстяку-Морли, исчезла. Ну как можно говорить, что от его труда никакой пользы нету? Есть польза, точнее будет. Обязательно будет! Например, он уже много знает про... вампира. Намного больше, чем остальные святые, а узнает еще больше. И вообще негоже ставит телесные блага вперед духовных.
   - Брат Морли прав, - неожиданно проронил Рубеус. - Если есть огонь, грех им не воспользоваться.
   Фома чувствовал себя крайне неловко. С одной стороны ему очень хотелось погреться у костра, с другой, страшно было отходить от Рубеуса и Морли. Кто знает людей Вальрика, они ж долгое время с тварью якшались, а вдруг и сами уже не люди?
   - Иди, Фома, считай, что я приказал. И посмотри как там... она. Когда очнется, скажешь, чтобы сюда пришла. Надеюсь, князь не возражает?
   - Нет, - князь опустил голову, точно стыдился чего-то. А может, и вправду стыдился, кто ж его знает?
  
   Третья пещера, самая дальняя и укромная, была и самой большой. Во всяком случае, места хватило и для костра, и для людей. Над огнем на палках сушились вещи - чьи-то сапоги, рубаха, даже штаны. Может и книгу так пристроить? А разрешат? Люди глядели на Фому с подозрением и приглашать к костру явно не собирались. Тварь же сидела, у самого огня, как ей только пятки не обжигает?
   - Добрый вечер, - Фома не знал, что следовало сказать, чтобы они перестали видеть в нем врага. Да и когда это Святая Церковь была кому врагом?
   - Добрый, - ответил Селим. И снова молчание. Нежить улыбается. Почему она улыбается? Уж не потому ли, что успела словами сладкими смутить разум этих людей? Уж не потому ли, что задумала недоброе?
   - Ну говори, с чем пришел, святой отец. - В голосе черноволосого прозвучала откровенная насмешка.
   - Я не святой отец. Я только послушник...
   - Послушник - значит послушный, так что ли? Значит, ты всех слушаться должен, может, и меня послушаешь, а?
   - Селим, прекрати, - велела тварь. - А ты иди сюда. Замерз?
   - Нет. То есть да.
   - Тогда садись.
   Селим скривился, но возражать не посмел. Так и есть, они держат нелюдь за главного, нужно будет непременно рассказать...
   - Садись, садись, - нежить подвинулась, освобождая место. Крохотный такой пятачок, на таком разве что таракан и уместиться. Но выбор невелик, или стоять, глядя на пылающий огонь, либо сидеть рядом с тварью.
   Ее кожа была настолько холодной, что у Фомы заняло дыхание. Ему вообще почудилось, будто к правой руке приложили кусок льда. Фома бы отодвинулся, но некуда.
   - Тебя... тебе брат Рубеус велел... - слова застряли в горле. А вдруг она разозлится на приказ? И решит сорвать злость на Фоме?
   - Он хотел, чтобы ты... пришла.
   - Куда? - она не разозлилась. Интересно, а вампиры вообще испытывают эмоции? Святые сходились на мнении, что вампиры, будучи одним из порождений тьмы, способны лишь на ненависть ко всему живому. Именно по этой причине они пьют кровь. Святой Доминик утверждал, что вампиры - существа, лишенные разума. Святой Ургул считал, что вампиры разумны, но темные инстинкты затмевают разум.
   Кому верить? В ее глазах - Фома лишь однажды заглянул в них - плескалась такая тьма, заглянуть в которую по собственной воле не решится ни один человек.
   - Итак, человек, куда мне идти?
   - Да он онемел со страху, - Селим засмеялся, очень обидно засмеялся, но именно смех привел Фому в чувство.
   - Туда, в... в пещеру, они рядом, тут рядом. Они ждут и...
   - Успокойся, - вампирша поднялась, Фома сделал было попытку встать, но она разрешила. - Сиди. Грейся, набирайся сил, они тебе пригодятся.
   - Еще как пригодятся, святоша, - хмыкнул Селим, - будешь за наши души молится.
  

Вальрик.

   - Верно, князь? - спросил брат Рубеус, и Вальрик, очнувшись, кивнул.
   Князь.
   Титул давил. Титул заставлял меняться. Титул сам менял Вальрика. Какой из него князь? Вот отец, тот да, был настоящим князем: сильным и храбрым. Вальрик не сомневался, что именно отец обрушил стены замка, чтобы не сдавать крепость тварям, и гордился: не каждый человек способен на такой шаг. Вот он бы...
   Он жив. В отличие от отца, братьев, воинов, слуг, рабов, погибших вместе с замком. Боль и стыд. Взойти на престол благодаря трусости? Позор. Правда, Рубеус утверждал, что высшее геройство не в том, чтобы умереть и настоящий герой живет наперекор смерти, но Вальрик понимал: его утешают. И не по доброте душевной, а из боязни, что Вальрик снова сделает что-нибудь не так. Например, убьет вампиршу.
   Стыдно, до чего же стыдно. А она еще и улыбается. Правда, улыбка не совсем искренняя - за время, проведенное около твари, Вальрик неплохо научился читать ее эмоции - но стоит ли ожидать от вампира искренности? Она едва не умерла по его вине.
   Тварь повернулась к Вальрику и подмигнула. Издевается? Выглядит она... выглядит она почти также, как всегда: бледная, съежившаяся и не к месту веселая. Если бы не белые, словно коровье молоко, волосы, сзади ее можно было бы принять за человека.
   Она была человеком. Когда-то давно, очень давно...
   Интересно, становиться вампиром больно?
   - Князь, значит, ты согласен?
   - А? - Вальрик вдруг понял, что пропустил весь разговор. А они обсуждали что-то важное, и спрашивали его совета. Впервые в жизни кто-то спрашивал его совета, а Вальрик был не в состоянии ничего посоветовать, потому как не знал, о чем шла речь.
   - Хотелось бы узнать твое мнение, - тварь с каждой секундой улыбалась все шире. Вальрик готов был поспорить, что она, догадавшись о его ротозействе, просто использует момент, чтобы отомстить.
   - Да князь, последнее слово за вами, - Рубеус, в отличие от вампира был вежлив.
   - Я... А напомните, пожалуйста, о чем шла речь?
   Получилось до невозможности жалко.
   - Речь шла о разведке. Я предлагала брату Рубеусу свои услуги, а он отказывался.
   - Почему?
   - Потому, что не доверяет. Просил о сотрудничестве, а теперь не доверяет. Но мы-то с тобой знаем, что убежать я не смогу. Выдать... Здесь, конечно, сложнее, но повторюсь - лично я танграм предпочитаю компанию чокнутых монахов. Странно, правда?
   А клыки у нее длинные, тонкие и чуть искривленные. Такими легко прокалывать кожу. Нельзя думать о ней, как о человеке или как о враге. Она - оружие. Меч. Автомат. И автоматом, и мечом управляет человек.
   - Поэтому решай: отпускаешь или нет.
   - Совсем?
   - Неплохо бы, - согласилась тварь. - Но сомневаюсь, что у тебя хватит духу на это. Глупости точно хватит, а духу вряд ли.
   - Ты меня нарочно злишь.
   - Нарочно, - она не стала отрицать. - Я вообще все делаю нарочно. Натура такая, Карл говорил...
   - Карл? - Брат Рубеус как-то странно посмотрел на тварь.
   - Карл - мой... вАли... боюсь, в вашем языке нет аналогов этого слова. Отец? Учитель? Он... все сразу и еще больше. Впрочем, вам вряд ли это интересно, лучше давайте вернемся к вопросу о разведке.
   После упоминания этого имени тварь растеряла весь свой задор. Теперь она выглядела грустной и даже слегка уставшей, наверное, скучает по дому и этому своему... Карлу.
   Вот бы взглянуть на ее дом. На что он похож? Говорят, вампиры селятся в пещерах, куда никогда не заглядывает солнце, дома они украшают золотом и человеческими костями, а после захода солнца вылетают на охоту.
   Страшно. Воображение нарисовало нечто похожее на смесь пыточной камеры и сокровищницы. Вальрик попытался представить Коннован в этой полусказочной пещере, но отчего-то сразу вспоминался Вашингтон и малый зал, в котором Вальрик провел две недели.
   Нету больше зала, и крепости нету, а сказочный замок вампира стоит...
   До чего же больно.
   - Я считаю, - сухой голос брата Рубеуса разрушил наваждение, - что отпускать ее одну неразумно. Во-первых, может понадобиться помощь. Во-вторых, я, безусловно, доверяю да-ори, но те существа сталкивались с ей подобными и вполне способны предвидеть, что да-ори не погибла, следовательно, они подготовятся к визиту. К визиту Воина, а не человека.
   - Именно поэтому следует идти воину, а не человеку, - возразила тварь. - Мне нужна свобода действий. Я не хочу думать, что где-то сзади будет болтаться человек, шумный и медлительный. Я не хочу думать о том, как защитить этого человека. Ввязываясь в бой, я должна знать, что отвечаю только за себя.
   А она и вправду справится одна, быстрая и смертоносная, как... как вампир. Люди ей помешают, к тому же люди могут увидеть кое-что, непредназначенное для человеческих глаз. Как Вальрик в тот раз.
   - Ей лучше пойти одной...
   - От дурак, - не удержался Морли, - в кого ж ты только такой уродился?
  

Карл.

   Дорога была прямой, как струна. Безусловно, древней, даже для последней войны. Не бетон, не асфальт, но панцирь розоватого камня. И стрелы травы, пробившие этот панцирь, увязли в нем, не находя сил расти дальше.
   В самом начале пути Карл сделал попытку выковырять бляшку-плитку, но зубило увязло, а когтями он не решился.
   Время от времени на дороге встречались машины. Некоторые почти целые, разве что слегка запылившиеся. Другие истлевшие до полупрозрачного, стеклянного состояния. Тронь такую и рассыплется. Этот же грузовик увяз в дороге, словно в болоте. Нос зарылся в розовый камень, днище село на колья-траву, а кузов раскололся пополам. Из него, как семечки из расколотого арбуза, рассыпались манекены в форме.
   Манекены выглядели очень реалистично. Особенно тот, у которого верхушку черепа осколком сняло. Видна была желтоватая прослойка кожи, толстая кость и серо-розовая мешанина мозга в черных пятнах спекшейся крови.
   На синей форменной куртке манекена-водителя - он пробил лобовое стекло и распластался на капоте - виднелась знакомая эмблема. И ниже, крохотными буковками, надпись: "База 13".
   У машины Карл задержался. Добычей стали путевые листы, карта, выцарапанная из внутреннего кармана манекена в полковничьих погонах, и пара автоматов.
   Для этих, не-мертвых, война все равно закончилась.
   И тут же память выстрелила забытым разговором:
   - Скажи, Карл, а ты не думал, что будет, когда война закончится? - на Мареке форменная синяя куртка, высокий воротник которой прикрывает ленту Аркана.
   - Если.
   - Нет, Карл. Не "если", а именно "когда".
   Пачка сигарет. Зажигалка. Бутылка виски. Попытка представить, что ты - человек. Психологи, чертовы сторожевые псы безумия, утверждали, что это важно. Да-ори не должен забывать, кем он был.
   Врали. Должен. Если забыть, становится легче.
   - Мир - это хорошо, - Карл помнит даже вкус виски. И то, что от сигарет мутит. А Марек, усмехнувшись, спросил:
   - Для кого хорошо?
   Наверное те, которые стали манекенами, сумели бы ответить на вопрос. Но они остались сзади, вечной экспозицией безумного музея под закрытым небом Аномалии.
   А ближе к рассвету пришлось отстреливаться: оказывается, в музее обитали не только мертвецы. И Карл, нажимая на курок, выбивая одну за другой мохнатых тварей невозможного вида, чувствовал себя счастливым.
   Эта война была понятнее прошлой.

Глава 15

   Тень - Базе.
   Нет возможности определить координаты. Нет возможности регулярно выходить на связь. Высока опасность раскрытия. Прошу инструкций и поддержки.
  
   База - Тени.
   Ждать. Информировать. Обеспечить безопасность объекта.

Фома.

   Когда вампирша ушла, Фома сначала обрадовался, а потом испугался, очень уж неприязненно на него глядели. Черноволосый подвинулся ближе и спросил:
   - Скажи-ка, послушник, как тебя зовут?
   - Фома, - на всякий случай Фома покрепче прижал сумку к груди. Если и в монастыре встречались личности, испытывавшие странное удовольствие, унижая других, то чего тут ждать?
   - А скажи, Фома, а чего это ты в сумке прячешь?
   - Н-ничего.
   - Как это ничего? Вон, какая толстая сумка. А знаешь Фома, что делают с теми, кто от товарищей своих еду или какие другие полезные вещи утаивает?
   - Что? - Фома заворожено смотрел в темные глаза Селима, выискивая признаки грядущей катастрофы. Как есть, спалит книгу. Им, Фомою, написанную книгу, где каждое слово, каждый знак от души шел!
   - На деревьях вешают.
   - Так ты ж не разбойник...
   - Верно, и деревья тут не растут, поэтому обойдемся без повешания. Я тебя просто вампиру скормлю. Знаешь, какая она голодная? Еще чуть-чуть и на нас кинется...
   - Правда?
   - Вот те крест. - Селим небрежно очертил в воздухе знак святого креста. - Она и меня однажды чуть не загрызла... как накатит, так все, пока человека не убьет, никакого сладу с ней нету...
   - Хватит, Селим, - приказал воин, сидевший по левую руку от Фомы. - Совсем стыд потерял. Когда это она кого из нас трогала?
   - Да ладно тебе, Ильяс, что уже и попугать нельзя?
   - Нельзя. Нам с этим парнем в поход идти, есть из одной миски, спать у одного костра, а ты его против всех нас настраиваешь. Глупый ты, Селим.
   - Зато ты умный.
   - Так, значит, она не станет убивать? - Влез в разговор Фома, но Ильяс только плечами пожал. И что бы это могло означать?
   - А правда, - подал голос бритоголовый тип с мягким подбородком. - Что когда Святой отец ступает на землю, то из нее цветы растут? А каждое утро на рассвете ангелы поют? А богослужение идут в храме такой красоты неописуемой, что простой человек от созерцания ее слепнет?
   - А тебе, Нерод, все неймется. Успеешь еще в свой рай...
   - Ангелов я не слышал, - вынужден был признаться Фома. Говоря по правде, на утренних богослужениях он спал и не видел в этом большого прегрешения. А как иначе, если по кельям отправляли заполночь, да еще уроками сверхмеры грузили, тут поневоле научишься спать стоя да с открытыми глазами. А ангелы... нет, не слышал Фома ангелов.
   - Храм и вправду красивый. Огромный, как крепость...
   - Врешь! - Не удержался кто-то.
   - Не вру. Огромный. Там пять тысяч человек единовременно стоять может. А если и на второй ярус пустить, то восемь. Два лета тому назад, в годовщину помазания Святого отца, со всего мира люд съехался, так за три дня все желающие в храме побывали. А мы записи вели и подсчитали потом, что приехало двести тысяч человек. Вот!
   - Двести тысяч? Этож сколько народу? - Поразился Селим. - Да как их только прокормить-то?
   - Тяжело, - признался Фома.
   Он хотел добавить, что послушником вообще тяжело быть: вся жизнь состоит из молитвы и работы. Правда тут Фоме повезло - его к библиотеке определили, а там работа легкая: книги расставлять, на отдельные листы названия переписывать, чтобы потом легко сыскать можно было. Пыль вытирать, полы мыть, да и вообще порядок блюсти, потому как грязь с плесенью книгам вредят. А еще - пожалуй, самое интересное - Фоме вменялось в обязанность разбирать новые книги, которые по указу Святого отца свозились в библиотеку со всего мира. Конечно, большей частью это были новые издания - Библии, жизнеописания святых, рекомендации по возделыванию земель, воинским наукам, травники, но порой попадались и такие, что дошли со времен Катастрофы. Эти приходилось прятать, ибо все старые книги надлежало передавать специальной комиссии, которая решала, полезны творения или нет. А уже дальше книгу ждал либо костер, либо закрытый фонд, куда Фоме доступа не было.
   Вспомнив дом, Фома вздохнул. В библиотеке всегда сухо, тепло и полно укромных закутков, куда можно спрятаться и полистать запретный труд. Последнее, что Фома читал - были страницы из странного трактата, рассказывавшего об отношениях мужчины и женщины... Эти страницы так и остались лежать, запрятанные в толстый том жизнеописания Святого Аграфа...
   - Не грусти, Фома, - Селим со всего размаху хлопнул по спине. Чем-то он похож на брата Морли, такой же взбалмошный и грубый. - Бог даст, выживем. Так что у тебя в сумке-то? Может, еда?
   - Книга.
   - Книга? - Селим был удивлен. - Какая книга?
   - Я... Я пишу книгу о нашем с братьями путешествии...
   - Зачем? - Заинтересовался Ильяс. - Да ты ближе садись, замерз, небось.
   - Замерз, - не стал противиться Фома, подвигаясь ближе к огню. Эти люди не так и плохи, как ему показалось вначале. Может, есть смысл показать им книгу? Хотя вряд ли они обучены грамоте. Но тогда хотя бы подсушить, пока бумага окончательно не слиплась.
   - Меня сюда отправил сам Святой отец, потому что я... я... я интересовался историей и... - Фома растерялся, ну как им объяснить свой совершенно неподобающий будущему священнику интерес к вампиру и прошлому, при этом не нарушив обещания, держать все в секрете. Даже брат Рубеус и тот не знает, что Фома пишет книгу по указанию Святого отца. Правда последний требовал отчет об экспедиции, но ведь книгу читать интереснее.
   - Я хочу узнать, откуда появились вампиры и кто они такие, и как с ними бороться. А знания эти будут полезны для всех людей, - пожалуй, такой ответ удовлетворит ненужное любопытство. - А еще я пишу про людей, которые встречались на нашем пути, про их обычаи и верования.
   - Все верят в Единого Бога, сотворившего мир, - с неудовольствием заметил Нерод. - Остальное -ересь. Отец Димитриус сжигал еретиков.
   - Ага, - добавил Селим. - И ведьм он тоже сжигал. И меня как-то хотел на костер отправить, за богохульство. А я ему говорю "брат Димитриус, да разве ж я богохульник? Я просто умом своим слабым пытаюсь понять, отчего это одним все с рождения дано, а другие до смерти в грязи ковыряются". Так где ж тут богохульство-то?
   - Всякая власть от Бога, - неуверенно сказал Фома. - А противиться этой власти - значит противиться воле Божьей.
   - Надо же, какой умный. Вот скажи, умный, за что Господь на наши земли эту напасть послал? За какие такие прегрешения?
   - Это... это не Господь. Господь милосерден. За тварями этими стоит Дьявол, он их отправил завоевывать мир. Дьявол желает создать царство тьмы на земле, и выпустил из ада легионы тварей...
   - Не хотелось бы вас разочаровывать, но к танграм Дьявол отношения не имеет.
   Фома так и не понял, как это у нее получается появляться из темноты. Вот вроде бы еще минуту назад за спиной никого не стояло, а в следующий миг затылком чувствуешь тяжелый взгляд. Успокаивало, что рядом с вампиршей стоял брат Рубеус, а чуть дальше и молодой князь. Видать решили погреться у огня. Фома встал, уступая место старшему. А где Морли? В пещере остался? Или Анджея на посту сменил?
   Точно, следом в пещеру, где и без того стало тесновато, протиснулся Анджей. А в тесноте, пожалуй, теплее, сбившись в кучу, совсем как куры в курятнике, люди делились теплом друг с другом, а не с холодным камнем. Только вампирша предпочитала держаться в сторонке.
   Сейчас, в присутствие людей, Фома не испытывал прежней робости, более того, он осмелел настолько, чтобы задать вопрос.
   - Тогда откуда они взялись?
   - Тангры? - переспросила нежить, словно речь могла идти о каких-то других тварях, уничтоживших замок. - Оттуда же, откуда и мы.
   - А откуда взялись вы?
   В пещере моментально воцарилась тишина, и Фома ощутил себя еретиком, выступающим на базарной площади. Запретное знание из прошлого, о котором предупреждал Святой отец. Оно не для людей, но люди... люди желают прикоснуться к этому знанию, в их глазах живет любопытство. И Фома, проклиная себя за длинный язык, повторил вопрос:
   - Откуда вы взялись?
  

Коннован.

   Этот мальчик желает знать, откуда появились вампиры? В принципе, а почему бы и нет? Спешить нам некуда, заняться нечем, самое время для разговоров. Вопрос, поверят ли мне. Скорее всего, нет.
   Вампиры появились незадолго до Последней войны. Впрочем, Карл утверждал, будто война уже шла, но не явно, поэтому вампиры - следствие войны, а не ее причина, как считают люди.
   - Около двух тысяч лет назад, - начала я. Люди окружили костер, ни дать, ни взять - дети собрались послушать сказки старого священника. Ильяс совсем рядом, он единственный, кто не боится меня. Еще Селим и Вальрик, но Вальрик принципиально сел возле Меченого. Пытается таким нехитрым способом установить дистанцию между собой и остальными.
   Правильно, он теперь князь, ему надлежит держаться особняком, в противном случае в чьей-нибудь глупой голове рано или поздно зародится мысль: а по какому, собственно, праву командует этот сопляк? Чем он лучше? Ничем. Просто он теперь князь.
   Впрочем, я отвлеклась. Итак, рассказ. Но с чего начать? Пожалуй, логичнее всего начинать сначала.
   - Две тысячи лет тому назад земля была совершенно иной. Шесть континентов, разделенные океанами. Южная и Северная Америки, Австралия, Антарктида, Евразия и Африка.
   - Сказки. - Фыркнул Меченый. - Земля одна.
   - Планета Земля одна, а континентов было шесть. Государств и того больше. К началу войны в мире сложилось три центра силы. Американский, Англо-Русский и Китайский. К этому времени Америка контролировала часть Африки и Дальний Восток, впрочем, с Востоком у нее не очень хорошо получалось. Россия при тесном сотрудничестве с Англией сумела подчинить страны Старой Европы, а Китай ничего не контролировал, но территорию занимал немалую.
   Благодаря моим стараниям на песке появилась карта мира, весьма схематичная, но понятная. А вот слушатели мои заскучали, оно и понятно, слушать о политических распрях далекого прошлого не интересно, один Фома внимал каждому слову.
   - Основных проблем было две. Первая - ресурсы, которые таяли буквально на глазах. Вторая - население, что увеличивалось с каждым днем. Людей становилось все больше, а места на планете меньше. Понимаете?
   Закивали, впрочем, сомневаюсь, что они и в самом деле поняли остроту проблемы. Я вот не понимала, пока Карл не посадил меня на голодный паек и не запер в комнатушке два на два метра, во имя осознания проблем глубокого прошлого.
   - Воевать, разрушая, стало невыгодно. Чтобы поднять уничтоженные города требовались деньги и силы, а вот если сделать так, чтобы, к примеру, все люди умерли, а здания остались, тогда...
   - Невозможно, - категорично заявил Меченый. - Даже вы на такое не способны.
   - Мы - не способны. Вы, люди, нашли средство. Бактерии и вирусы. Маленькая зараза, летающая в воздухе, живущая в воде, в почве, в крови, на одежде. Алая чума, к примеру.
   - Господь избавил своих чад от этой напасти.
   Господь... Карлу бы спасибо сказали, это он нашел средство, а не Господь.
   - Представьте, в крепость запускают не лазутчика, не снаряд, а крысу. Или воробья. Или вообще никого не запускают, а в речку, от которой начинается водохранилище, выливают маленькую-маленькую скляночку с жидкостью.
   - И что? - Спросил Вальрик, стараясь ничем не выдать интереса.
   - Спустя сутки, двое, трое, по-разному, люди начинают болеть, а потом умирать.
   - И крепость сдавалась, - подытожил Фома.
   - А разве те, кто приходил туда, не умирали?
   - Нет. Вирусы очень быстро теряли силу, не заражали больше. И те, кто приходил в города, как правило, имели иммунитет... ну, средство, - другого слова я не подобрала. - Против болезни.
   Можно было рассказать многое, например, про вымерший Токио, про Черный мемориал Лондона, про Парижскую лихорадку, про Нью-йоркскую ржавчину... К счастью, я не застала тех времен, но хватило и фотографий, чтобы понять - люди в своем стремлении к разрушению безумны. Впрочем, кажется, от меня ожидают продолжения рассказа.
   - Еще одним методом воздействия на врага было физическое устранение определенных лиц. Скажем, если бы князя Володара убили в самом начале осады, долго ли продержалась бы крепость?
   - Долго! - Запальчиво выкрикнул Вальрик.
   - Недолго, - возразил Меченый.
   - Недолго. Борьба за власть, растерянность, потраченное в пустых спорах время - все это идет на руку противнику, иногда смерть одного человека приносит больше пользы, чем гибель тысяч солдат. Так появился проект "Идеальный солдат". Вернее, не совсем солдат, а диверсант, лазутчик, человек, способный тайно проникнуть в охраняемую зону, сделать дело и незаметно уйти.
   - И нечестивцы, вступив в союз с Дьяволом, вызвали из преисподней ваше племя!
   Надо же, Нерод очнулся.
   - Благодаря нечестивцам, отринувшим слово Господне, Дьявол ступил на землю!
   - Ну да, нечестивцы... правители и ученые. Правители хотели получить идеальных воинов, а ученые любили сложные задачи. В результате получились мы.
   Не сразу, были неудачи, вроде людей, которые обладали настолько гипертрофированной мускулатурой, что не могли двигаться, или тварей, совершенно на людей не похожих. Да-ори - самый мягкий из вариантов, впрочем, нынешние люди навряд ли согласяться с данным утверждением.
   - То есть вас создали люди?
   - Да.
   - И вы, аки ангелы, восстали против своих создателей, низринув мир в бездну!
   Как у них все просто получается: взяли, восстали и низринули целый мир. Карл рассказывал, что восстания как такового не было. Какое восстание, когда окружающий мир вдруг превращается в бездну и все прежние политические разногласия отступают перед желанием выжить. Даже тогда людей было больше, чем да-ори. А весь мятеж заключался в том, что мы отказались подчиняться приказам тех, кто, невзирая на катастрофу, жаждал продолжения войны.
   А в том, что сейчас люди пытаются свалить на нас всю вину нет ничего удивительного, это племя просто не способно отвечать за последствия собственных игр. При этом они не задумываются, что так называемое Восстание позволило нам выжить и сохранить знания, которые в конечном итоге шли на пользу людям. Взять хотя бы эпидемии. Карл рассказывал о сотнях тысяч умерших, о кризисе, который испытали и люди, и да-ори. И о том, какие усилия пришлось приложить, чтобы люди расселились по всему континенту. Первые города, первые дороги, первые знания... но они не поверят, ни единому слову, привыкли считать нас порождениями тьмы и счастливы.
   А и пускай. Мне-то что?
   И вообще я слишком устала для разговоров, а перед вылазкой не мешало бы отдохнуть. Меченый намек понял и скомандовал отбой. Люди укладывались спать, а я все никак не могла выбросить из головы странные мысли о том, что мы с ними связаны. Намертво. Кровью. И все, что да-ори делали для людей, они делали для себя.
  

Вальрик.

   Вальрик не мог заснуть, не потому что холодно или жестко, и не потому, что и старые и новые ушибы болели, а потому, что браслет беспокоил. Нет, он не жал, не сдавливал, скорее уж успокаивающе прижимался к коже. Старая вещь, странная вещь, одна из тех, что приносили торговцы из дальних стран, коим изредка доводилось бывать в крепости. Торговцы рассказывали о пустынях и курганах, в которых спят великие воины, и о заброшенных городах, почти нетронутых войной, но по-прежнему пустых. А еще о смельчаках, что вскрывают курганы и грабят города, вывозя оттуда вещи, созданные еще до войны.
   Эти вещи стоили дорого: за кинжал из серебристого металла - не железо, не серебро, не медь - отец отдал табун лошадей. Интересно, сколько он заплатил за Аркан? И почему Аркан продали? В большом городе за подобную вещь можно было выручить гораздо больше, чем в приграничной крепости. А если предложить Аркан Святому престолу? Они заплатили бы любую, самую невероятную цену, причем не торгуясь.
   Но купец предложил Аркан князю Володару, тот купил, и буквально на следующую седмицу в замке появился новый узник. И это при том, что прежде вампиров в окрестностях не встречали.
   А брат Рубеус? Откуда ему столько известно о свойствах Аркана? Откуда он знает, как правильно обращаться к вампиру? Откуда он вообще появился такой?
   И купец тоже, он пришел в замок один, ни охраны вооруженной, ни каравана, ни слуг... Да и был ли купец вообще? Вот к примеру, Вальрик купца не видел и знал о нем только от Сержа. А Сержу соврать, что кружку вина выпить.
   Бледно-желтая поверхность браслета - металл-неметалл - вытаскивала на волю воспоминания, причем делала это как-то так, что Вальрик припомнил все, до мельчайших подробностей.
   Он снова прятался, потому что Айвор был не в духе и искал, на ком бы злость сорвать. И Вальрик благоразумно скрылся в маленькой комнатушке, где хранили всякое старье.
   Пахло пылью и ржавчиной, со стен свисала седая борода паутины, вокруг высились горы хлама. Вальрик подложил под спину круглый выщербленный щит. Кажется, он мечтал о подвигах...
   - ... предмет сей свойствами удивительными обладает... - Голос проникал сквозь каменную стену, и в первый момент Вальрику даже почудилось, что говорящий находится здесь же, среди полуистлевших гобеленов и проржавевших кольчуг. А потом понял, что стал невольным свидетелем чужого разговора. Вероятно в стене, разделяющей два помещения, имелся воздуховод или даже трубка, про которую Вальрик слышал, будто бы их нарочно в стены вмеровывают, чтобы чужие беседы подслушивать.
   - ... не надо денег, ваша светлость, я получил достаточно... просили передать, что договоренность остается в силе, и вы получите дальнейшие указания, относительно местонахождения объекта...
   То ли трубка была с дефектом, то ли по какой другой причине, но Вальрик слышал только один голос, который казался ему липким, неприятным, будто вытащенная на берег тина.
   - ... двадцать капель... подействуют через четверть часа... объект не устоит... голод плюс изменившийся запах жертвы... абсолютный аттрактант. Да, потом объект заснет. Как долго? Часов десять-двенадцать, достаточно, чтобы вы справились... к несчастью, человеком придется пожертвовать... ради великой цели... да, с объектом вы можете поступать так, как вам заблагорассудится... вторая сторона надеется, что вы в полной мере отдаете себе отчет в ценности полученного материала...
   Потом голос замолчал, Вальрик же, выбравшись из коморки, выбросил странный разговор из головы. А вечером того же дня он видел, как Серж провожал из замка человека в черном плаще. И не только провожал, но выйдя за ворота о чем-то долго с ним разговаривал, жалко, что подслушать не удалось. Вернулся Серж довольный и даже соизволил объяснить, хотя Вальрик не спрашивал, будто провожал заезжего купца, который привез одну очень важную вещь.
   А на излете недели в замке появилась Коннован.
   И вслед за ней святые отцы, один из которых чересчур много знает о вампирах...
   Непонятно. Браслет ободряюще сжал руку. И Вальрик для себя решил, что потом, попозже, обязательно разберется и с тем, откуда в крепости появился Аркан, и с тем, почему тварь позволила одеть на себя ошейник, и с тем, почему брат Рубеус так отличается от остальных монахов.
   Но это потом, завтра... или послезавтра... когда будет время.
  

Карл

   Времени оставалось все меньше и меньше. Ночь и еще одна, потом еще, и снова... бесконечная дорога, одинаковая на всем протяжении. Карл сходил с ума, Аномалия издевалась. Протягивала костлявые руки прошлого, подсовывала чертовы сны, где нет ничего, кроме смерти. Зато разная. Своя и чужая. И снова своя, на запертом между стенами пятачке двора, где мелкая отливающая зеленью галька. Чуть дальше скользкие горы, небо с трещиной, а напоследок его собственная агония.
   Снова и снова. Камни между лопатками и сесть не получается, но нужно дотянуться, до пистолета дотянуться и это желание заставляет превозмочь боль. Рукоять скользит в руке, и сил не хватает, приходится поддерживать второй... ползти к цели. К Мареку. Лежит ничком, а в светлых волосах мелкая пыль, во сне она блестит, отливая звездным светом. Во сне Карл, приставив дуло к затылку, с наслаждением нажимает на спусковой крючок.
   И снова. И еще. До сухих щелчков бойка.
   Иногда он просыпался со звуком выстрела, иногда позже, после собственной протяженной агонии, оттого, что капли крови, сползая по шее, щекочут.
   Он возненавидел эти сны, даже больше, чем треклятую яму, к которой возвращался с завидной регулярностью.
   А сегодня видел Айшу. Одна-единственная картинка, черно-белая.
   Черное и белое. Белое и черное. Любимое ее сочетание. Белая кровь на черной тафте, черные глаза на белом лице... белые розы, черные плиты...
   Где это было? Когда это было? Случилось? Случиться? Карл не знал. И не хотел такого знания.
   Всего лишь сон, навеянный Аномалией сон, забудется... не сбудется... будущего нет, значит, просто совпадение, экстраполяция затаенных желание, смешанных с глубинными страхами. Он ненавидит Айшу, отсюда смерть. И любит - отсюда цветы... вот именно, все так и обстоит.
   И крылья Мертвого ветра, опустившиеся на шпили Хельмсдорфа, тоже сон. Карл спокойно смотрел, как плавятся башни, отплевываясь огнем и расплавленным металлом. Как пропасть глотает осколки былой роскоши. Как стонет, умирая, Северный ветер.
   Карл радовался, что на сей раз смерть во сне чужая.
   Следующая ночь прошла спокойно. И еще одна... и еще... будто Аномалия, вдоволь позабавившись, отпустила жертву. Хотя жертвой он не был. И не будет. И в вещие сны не верит. Он ни в какие не верит.
   А потом дорога исчезла, словно нырнула под землю, только некоторое время отпечатками камней бугрились кочки.
   На небе же Большой ковш разошелся с Орионом, и луна стремительно похудела до узкой полосы. И что бы это могло значить?

Глава 16

   База вызывает Тень... База вызывает Тень... База вызывает Тень...

Коннован.

   Ночь дышала влагой и сырой землей, ноги по щиколотку утопали в траве. Эх, сейчас бы лечь и растянувшись во весь рост, наблюдать, как отмеряя время, медленно поворачивается ковш Большой Медведицы. Раньше я любила смотреть на звезды. Правда, Карл считал это пустой тратой времени.
   К слову о времени, это только кажется, что впереди у меня целая ночь. На самом деле чертовски мало. За эту ночь нужно разведать обстановку, выяснить расположение патрулей, придумать, как эти патрули обойти и, в качестве награды, поесть.
   Меченый позволил поступить с врагом так, как мне будет удобно. Очень любезно с его стороны.
   Ветер донес запах дыма и жареного мяса, и одновременно где-то впереди залаяла собака.
   Мир разворачивался полотном, по которому плыли знакомые узоры. Сумбурный клубок, переплетение жизни и слабого, на грани восприятия, тепла - лес; холодная полоса, похожая на отлинявшую змеиную шкуру, - река; и четыре ярких пятна впереди - трое людей и собака. Бедный пес заливался лаем, а люди не обращали внимания - слишком заняты едой и разговором.
   Они сидели на поляне, беспечные, довольные жизнью и совершенно не готовые к бою. Полноватый мужичок, похожий на замкового кастеляна, словно родной брат, стоял над костром и деловито помешивал кашу. Еще двое бросали на доску кубики, причем один после каждого броска радостно гоготал, а второй все больше хмурился. Собака - крупная угольно-черная тварь, привязанная к стволу, уже охрипла и только рычала. Я ей подмигнула в ответ. Бедный пес аж заскулил от обиды.
   - Да заткнешься ли ты когда-нибудь? - Один из игроков, тот, который хмурился, подскочил к собаке и с наслаждением пнул ее в бок. Этого я убью первым: не люблю, когда издеваются над слабыми.
   - А я тебе говорил, не садись с ним играть, - укоризненно произнес кашевар. - Я тебя предупреждал, Люм.
   - Иди ты... И вообще, какого мы тут торчим, а? Все ушли вперед, а мы, как обозники в полной ж...
   - Мы и есть обозники...
   - А Люму хочется воином стать, - заржал второй игрок, сгребая в карман кубики и какие-то бумажки. - Люм прям спит и видит, как он, впереди отряда, да со знаменем, да на стене крепости... награду получает, а потом, глядишь, и и в Повелители. Правда, Люм?
   - А вам охота всю жизнь в обозе сидеть, кашу жрать да копейки получать? Другие вон, берут чего душе угодно. Улуй, свояк мой, в третьей сотне служит, да, да, в той самой сотне, которой замок отдали. Они теперь, небось, на мягких перинах спят. И домой пошлют не жалованье, а обозы с золотом и серебром. Знаешь, сколько в замке золота? Одной посуды на целый обоз будет!
   - Скажешь тоже, - с сомнением произнес кашевар, - от золотой посуды толку мало, тяжелая, неудобная и гляди постоянно, чтоб не сперли.
   - А варварам-то что? - Бедолага Люм, мечтавший стать воином, нервно расхаживал по поляне. - У варваров все из золота. У них чем богаче, тем знатнее! А этот князь не из последних был, значится, добычу сотня неплохую возьмет. Так-то Мар, это тебе не в кости играть, в жизни столько не заработаешь, сколько они за день в том замке.
   - Зато жизнь у меня подлиннее будет. Тебе твой свояк не говорил, сколько их под стенами полегло?
   - Ну и что? Он-то живой и при деньгах.
   - Пока живой, - Мар был практичен, как всякий шулер, его я оставлю напоследок, думаю, он охотно поделится информацией. Или лучше оставить кашевара? Судя по всему он тут за старшего и знать должен больше. - Это только первый замок, а будет и второй, и третий, и десятый. У каждого кто-то да умрет.
   - Чтоб ты язык проглотил! Повелители не станут попросту рисковать силой, видел, как они замок обрушили?
   - А я слышал, - кашевар погладил усы, - будто замок сам князь взорвал, чтоб не стдавать.
   - Брешешь, - с сомнением в голосе произнес Люм.
   - Это пес брешет, а я дело говорю.
   - Сам посуди, неужто, если б они могли взорвать замок сразу, не взорвали бы? - кашевар перешел на шепот. - Да мне Оська, обозчик, баил, что его в Кандагар специально посылали, за желтым газом. А после этого газа, поверь моему опыту, крепость взрывать не надо - там в живых никого не остается.
   - Враки.
   - Я под Арутом был, когда там горожане бунт учинили. Пятую сотню улья мигом вырезали, а командиров, значит, в заложники. Думали, что Повелители договариваться станут, - кашевар замолчал. Самое время атаковать, но я медлила - очень уж интересная история, значит, не все спокойно в Кандагаре, бунтуют люди...
   - Ну и чем закончилось-то? - Люм от нетерпения приплясывал на месте. Ответил ему не старший, а второй игрок, Мар.
   - А то не знаешь, чем? Подогнали повозки, обстреляли гранатами с газом и все, не осталось в Аруте ничего живого, тараканы и те померли. А ты говоришь, взорвать... Зачем взрывать, когда можно целым? Не, я тебе говорю, что варвары это. - Мар замолчал, подкидывая на ладони пустой стакан. У костра воцарилась тишина, которую нарушало лишь тонкое поскуливание собаки.
   Так теперь закрыть глаза, сосчитать до пяти - хватит, чтобы тело подготовилось к бою - и вперед.
   Первый нож, как и обещала, Люму. Лезвие вошло в левую глазницу, и тело медленно осело на доску, а кубики разлетелись в стороны... Теперь старик - удар по шее, неприятный хруст и одним противником меньше. Третий оказался достаточно умным, чтобы убежать. Попытаться убежать. Подножка и он покатился по траве, поднялся на карачки - упрямый - но, встретившись со мной взглядом, осел на траву.
   - Убьешь? - почему-то он говорил шепотом.
   - Посмотрим, - я знала, что убью его, мне нужна кровь и не нужен свидетель, но стоит ли говорить об этом человеку? Пусть надеется на то, что сотрудничество обеспечит ему жизнь.
   - Убьешь, - повторил он, - обязательно убьешь... они бы тоже убили... я не боюсь!
   - И не надо, - я присела рядом, так удобнее разговаривать. - Расскажи мне о них.
   - Что?
   - Все.
   - Я не знаю. Я - обозник, а тебе нужен солдат, а лучше десятник или сотник.
   - Я сама решу, кто мне нужен. Сколько вас в обозе?
   - Трое.
   - Не может быть, - даже я понимала, что три человека - это не обоз, а так, веселая компания.
   - Нас расформировали. Половину отдали пятому улью, а еще часть третьему, а у нас повозка сломалась, поэтому тут оставили и сказали ремонтников ждать, а они не едут и не едут. Все в замке.
   - Что с замком?
   - Ну так... говорят, одни камни остались. Воевода приказал раскапывать, чтобы стены восстановить. Форт третьему улью отойдет, они отстроят и одну из семей переселят. А остальные дальше пойдут. Советник рассказывал, что впереди незаселенные земли, где только варвары бродят, там каждому по наделу будет...
   - Основные силы где?
   Странный получался допрос. Я плохо представляла, о чем спрашивать, пленник же рассказывал обо всем, что по его мнению могло предоставлять интерес для меня. Знать бы еще, что из этого потока откровения пригодиться в будущем.
   - Основные? Так... Пятый улей и третий вокруг замка, ведут восстановительные работы, а четвертый подходы контролирует, первый - занимается доставкой оборудования.
   Ничего не поняла.
   - Там, у Кивара за поясом карта должна быть - подсказал пленник, - правда, только восьмой уровень допуска, там только дороги отмечены и куда нам ехать, когда починимся.
   Кивар? Кивар, это надо полагать, старший. Обыскивать тело было неприятно - теплая, неподвижная куча плоти. Дико захотелось есть.
   Нет, кровь потом, сначала дело. Я развернула карту перед лицом Мора - сбежать бедолага и не пытался. Жизнь бок о бок с танграми накладывала отпечаток, и скорее всего Мор знал, что сопротивляться бесполезно.
   - Показывай.
   - Что показывать?
   - Для начала, где мы находимся.
   Он нерешительно ткнул пальцем в желтую точку на берегу реки - я разумно предположила, что жирная синяя линия - это река. Замок обозначался черным квадратом, дороги - ниточками-паутинками, настолько тонкими, что разглядеть их удавалось с трудом. С расположением патрулей, правда, вышла заминка. Пленный тыкал пальцем в карту и лопотал про секретность.
   Разговаривали мы долго, я старательно вникала в мелочи и мысленно проклинала себя за самоуверенность, все-таки настоящий допрос и описание допроса - вещи разные.
   Но вот и я, и пленник поняли: дальше говорить не о чем.
   - Это все, да?
   - Да.
   Убивать его было тяжело, слишком долго мы говорили, и беседа эта странным образом уравняла нас. Он - разумное существо. Я - разумное существо. Он испытывает страх, я - угрызения совести. Его нельзя оставлять в живых, а мне нужна кровь. И заглянув ему в глаза, я сказала:
   - Не бойся, я покажу тебе небо... белое, белое небо...
   В тот момент, когда сердце его остановилось, Мор не ощущал ни боли, ни страха, ни отчаяния. Он был абсолютно счастлив, но отчего тогда кровь казалась горькой?
  

Вальрик.

   - Значит, основные силы впереди? - брат Рубеус склонился над картой, будто пытался на бумажной поверхности рассмотреть вражеские войска. - То есть, предположительно вот здесь, - палец коснулся черного квадрата.
   - А еще здесь, здесь, здесь и здесь, - Коннован очертила широкий полукруг и довольно добавила: - Дороги перекрыты.
   - Ну и чему ты радуешься? - Вальрик чувствовал себя лишним, и от этого раздражался.
   - Хотя бы тому, что пока жива. И тебе не мешало бы порадоваться, пока есть такая возможность.
   Вальрик окончательно разозлился: да как она смеет разговаривать с ним таким тоном? Наглая, дерзкая... отцу она бы не посмела дерзить... думает, что у Вальрика духу не хватит снова воспользоваться Арканом?
   - Не надо, - вдруг сказала Коннован, - не надо, князь.
   На этот раз в ее голосе не было насмешки, и злость ушла, Вальрику даже на какой-то момент стало стыдно за собственную несдержанность, Рубеус говорил, что хладнокровие и умение обдумывать свои действия - важнейшие качества для князя. А получатся, что Вальрик этими качествами не обладает.
   И ко всему еще он не умеет быть благодарным. Тварь принесла не только карту, но и серый ящик с красным полумесяцем, снова что-то колола, отчего боль и холод прошли, а в голове появился приятный туман. Тварь сказала, что эти лекарства - стимуляторы, смешное слово - лучше тех, которыми Вальрика лечили прежде, и через пару-тройку дней он окончательно выздоровеет.
   Но у них не было пары-тройки дней в запасе, и Вальрик смотрел на принесенную карту, понимая, что ничего в ней не понимает. А раз не понимает, то и решить не может, и само его участие в совете - дань внезапно обретенному титулу.
   Обидно.
   - Идти напролом смысла нет.
   - А если тропами? Я вас такими дорожками мимо замка проведу, что ни одна ворона не каркнет! - Селим с надеждой посмотрел на Рубеуса. - Нет, честное слово, мышами прошмыгнем!
   - Нет.
   - Почему? - Селим, кажется, обиделся, он искренне хотел помочь, а ему отказали. Вместо Рубеуса ответила вампирша.
   - Потому что в лесу вокруг замка военных будет больше, чем деревьев. Идти нужно в обход, чтобы обойти не только замок, но и войско, и патрули и даже обозы. Причем выходить нужно немедленно. Стоит кому-либо обнаружить трупы, и за нами начнется такая охота, которой ни одна лисица в этих краях не видывала.
   - И что ты предлагаешь?
   - Если нельзя обойти спереди, нужно обойти сзади, - палец Коннован уперся в земли за рекой. - Аномалия. Туда за нами не сунутся.
   - Почему?
   - Проклятые земли, - ответил Фома. - Вотчина диавольская, людям там нет места.
   - Да-ори туда тоже не заглядывают, но если идти быстро, то... Пятно начинается на противоположном берегу Чаруши и в виде подковы вытянуто на юго-запад, с одной стороны его ограничивают Каменные холмы, через которые эта часть Святой Руси поддерживает торговые связи с основными территориями. Далее, с запада Пятно прикрывает Серая гряда, с юга - Кальмовые горы, а с севера - Чаруша.
   Коннован быстро чертила на песке карту.
   - Кандагарцы пришли с юга. Вряд ли они переправлялись через горы, скорее обошли гряду и спустились вниз по течению Чаруши. Заходить в Пятно они не станут, поскольку подобная тактика лишена смысла. Если же мы выйдем отсюда, - тварь положила камень на линии, изображавшей реку, - и пойдем строго на запад, то пересечем пятно в самом узком месте. При некотором везении выйдем к Серой гряде, а там берет начало Лана, которая затем впадает в Нияр.
   Подковообразную фигуру - то самое Пятно - пересекла черта, соединившая две реки - Лану и Чарушу.
   - Если же идти традиционным путем, то придется спускаться вниз по течению Чаруши к озеру Ленно, оттуда - к Каменным холмам и верхом к Нияру. Сколько времени у вас заняла дорога?
   - Больше месяца, - ответил Рубеус, а Вальрик с ужасом посмотрел на вторую линию, которая огибала Пятно с севера и даже на глаз была раза в три длиннее.
   - Месяц, если ехать быстро, но тангры не дураки, скорее всего додумаются заблокировать единственный перевал и таким образом отрежут Южную Русь от остальных земель, и уже спокойно начнут заселять земли.
   - А почему никто раньше не пользовался коротким путем?
   - Потому, что никто не знает, что творится на территории Пятна. Даже мы туда не заглядываем без острой на то необходимости.
   - А ты там бывала?
   - Нет.
   - Но предлагаешь пойти всем, - закончил Рубеус. - Что скажешь, князь?
   Решение пришлось принимать Вальрику. Видит Бог, он и не предполагал, что командовать так сложно. Даже не командовать - командиром его признала пока лишь вампирша, да и то потому, что у нее выхода другого не было - а убеждать. И кого убеждать? Вчерашних стражников, позавчерашних крестьян, холопов, которым по рождению надлежит подчиняться князю? А они не подчинялись. Переглядывались, перешептывались, и смотрели так, словно Вальрик занял чье-то другое место.
   Длинный путь займет много времени и вероятнее всего блокирован. Короткий... короткий грозит опасностями, про которые никто ничего не знает толком, даже тварь, а уж она-то знает обо всем на свете.
   Итак, короткий или длинный?
   Вальрик посчитал бы за счастье просто промолчать, пусть они, опытные и знающие, принимают решения, пусть они же потом и отвечают за это решение, но люди и тварь ждали.
   - При удаче выиграем с неделю, а то и больше, - добавил Рубеус.
   - Тогда... - Вальрик сглотнул и, надеясь, что никто не заметит его волнения, произнес - Тогда выступаем утром.
   - Утром? - переспросила тварь.
   - Вечером. Как стемнеет, так сразу.
   Отчего-то его решение восприняли спокойно, никто не пытался спорить, протестовать, и Вальрика это спокойствие удивляло. А тварь, не позволяя передохнуть, продолжила:
   - Ладно, с этим решили. Следующий вопрос: как через Чарушу переправимся? Плот, лодка, что-нибудь. Там течение такое, что вплавь никак.
   - Ну... - Селим заерзал. - Есть одно место... там, короче, дно поднимается, и берега пологие, ну в это время Чаруша и разливается во всю ширь, а потом, после брода, снова закипает. Если что, то вплавь можно, там не глубоко...
  

Фома.

   "И зверям диким уподобившись, скрывались мы в самом сердце горы..."
   Нет, некрасиво, во-первых, вряд ли дикие звери скрываются в сердцах гор, во-вторых, звучит как-то трусливо. Но ничего получше на ум не шло: Фома слишком устал, чтобы думать. Последние силы уходили на борьбу со сном. Наверное, можно было бы свернуться калачиком - так теплее - и поспать, как Анджей, но Фома боялся пропустить что-нибудь важное. Например, возвращение вампира.
   И как это брат Рубеус решился отпустить ее одну? А если убежит? Или хуже того, приведет в пещеру тех тварей, которые захватили замок? Она-то утверждала, будто они - враги, но всякому ведомо: слуги дьявола легко договариваются между собой...
   Определенно, брат Рубеус чересчур беспечен и слишком уж доверяет князю, а следовало бы подумать, что князь практически является воспитанником вампира. Кто может поручиться за его душу? Написать о сомнениях или не стоит?
   После долгих раздумий Фома решил еще некоторое время понаблюдать за поведением князя: время либо развеет сомнения, либо укрепит их. А все ж таки ненормально это, что люди вампиру доверяют. Фома вздохнул и закутался поплотнее в старый плащ - спасибо Ильясу, отдал свой. Без сутаны холодно и неудобно, но что жалеть о невозможном... хорошо, хоть книга уцелела...
   Фома и сам не заметил, как заснул. Кажется, во сне он разговаривал со Святейшим, тот требовал подробного отчета, а у Фомы в сумке оказалась кипа совершенно чистых листов. Брат Рубеус и князь смеялись, а вампирша скалила клыки.
   Страсть, что за сон!
   Пробуждение принесло боль во всем теле и бурчание в животе, которое не стихло даже после того, как Фома съел сухарь. Сухарь от долгого хранения в пещере затвердел до состояния камня и вонял плесенью, но от добавки Фома ни за что бы не отказался. К несчастью, добавки не предлагали.
   А возвращение твари он все-таки пропустил, зато на совет его позвали. Вернее, совет устроили в большой пещере, дав возможность высказаться всем. А чего высказываться? Фома не воин, он скромный послушник, и во всем полагается на Господа. Ну и на брата Рубеуса, конечно. А когда постановили идти через Проклятые земли, то Фома, признаться, обрадовался - теперь он сам увидит и напишет истинную правду про то, что скрывается на землях, испытавших гнев господень.
   Дальше было совсем неинтересно. Фома совершенно не понимал, какая разница, когда выходить: сегодня или завтра, и почему сегодня здесь безопасно, а завтра уже нет, и кому надо их искать. Откуда танграм знать, что кто-то выжил?
   Лучше думать о рукописи, к примеру, можно написать о Проклятых землях. "И после споров долгих и рассуждений постановили мы идти в Земли Проклятые. Многие опасности ждут на пути этом, но благословением Божиим и оружием в руках братьях святых преодолеть сумеем зло..."
   Получалось нескладно, но на всякий случай Фома записал пока так, потом переделает.
   Интересно, а поверят ли Фоме, что он не только побывал в Проклятых Землях, но и вернулся оттуда живым. Отчего-то у Фомы не было сомнений, что он непременно вернется.
   Он ведь должен закончить книгу, и Святому отцу доложить...
  

Карл.

   К остаткам города Карл подошел на рассвете, потому и на дневку устроился в лесу - было глупо соваться в развалины без предварительной разведки. Привычная полудрема, настороженное ожидание очередного сна и почти облегчение, оттого, что на этот раз обошлось.
   И снова ночь, мягкая, почти ласковая, почти дружелюбная. Впрочем, в дружелюбие Аномалии Карл не слишком-то верил. Особенно после снов.
   Странно, но уровень радиации здесь был меньше, ощутимо меньше. А развалины, как и дорога прежде, представляли несомненный интерес для науки, уже хотя бы потому, что уцелели. За прошедшие годы лес должен был поглотить остатки города. Карлу доводилось бывать в городах гораздо более крупных и менее древних. Везде одно и то же: разбитые молодой порослью дороги, выщербленные водой, морозами и корнями стены, рассыпающийся ржавчиной металл и оседающие под собственной тяжестью дома. Еще немного времени и единственной памятью прошлому - горбы курганов, полуискусственные холмы да редкие "зачищенные" зоны.
   А здесь? Лес не решался переступить невидимую черту. Деревья возмущенными призраками толпились у самой границы, к могучим стволам робко жался кустарник и лишь редкие лианы позволяли себе наглость выползти на поляну. Это настораживало. Карл даже подумывал над тем, чтобы обойти подозрительное место стороной, но останавила мысль, что в городе может обнаружиться что-нибудь полезное. Скажем, карта... или бункер. Или еще что-нибудь. Если сохранились здания и дороги - черная лента асфальта нагло пересекала поляну - то отчего не сохраниться пластбумаге, которая практически не подвержена коррозии?
   И Карл ступил на поляну.
   Ничего не произошло. Он не почувствовал ни сопротивления, ни раздражения, ни каких-либо иных проявлений возможного поля, которое защищало город от леса. Значит, это не поле...
   В следующую секунду Карл обратил внимание на тишину. В лесу ночь полна жизни: насекомые, птицы, мелкая и крупная живность, кто-то стрекочет, квакает, посвистывает, пищит или рычит, а здесь... тишина. Даже в Орлином гнезде невозможна столь сокрушительная, мертвая тишина.
   Присев на корточки, Карл пощупал траву: вялые сухие стебли, скорее мертвые, чем живые... Радиация? Вряд ли. Значит, яд. Какая-нибудь особо хитрая гадость с широким спектром действия и долгим периодом распада.
   СС-235, "Силиконовое солнце"? Похоже на то. Японская игрушка, разработчики в свое время хвалились, что "солнце" хоть тысячу лет можно хранить - свойств не утратит. Молодцы японцы, а срок хранения можно смело увеличить вдвое.
   - Мы воюем? Нет, Карл, мы работаем. Все. Погляди, - Марек повис на перилах, словно собирался прыгнуть в улей из стекла и бетона. Под крышкой его суетились огоньки-люди, ворочались туши техники, стрекотали цикадами заводские линии. - Они и те, которые с другой стороны. Люди кормят войну, а она кормит людей. Парадокс. Только что будет, когда кормилица скончается?
   Желтый мячик на ладони. Марек подбрасывает и ловит, чтобы, разозлившись, зашвырнуть в скопление огней.
   - Сейчас у них один враг, а потом...
   Потом не наступило.
   Застыло силиконовым чудом в памяти, чтобы подловив момент, кольнуть иглой в бок: ты же знал, Карл, что у него на уме. Промолчал, а значит тоже участвовал.
   Жалеешь?
   - Нет, - ответил Карл той, чье незримое присутствие ощущалось рядом. На границе слышимости детский голос завел знакомую считалочку. Ну ее. Делом лучше заняться.
   Город создавал ощущение полной стерильности, в центре даже травы не было. Единственное проявление хоть какой-то жизни - серая, слабо фосфоресцирующая плесень на стенах. Она выглядела настолько отвратительно, что Карл не решился прикоснуться.
   На то, чтобы отыскать здание городской администрации ушел без малого час. Против обыкновения оно располагалось не в центре города, а на одной из боковых улиц. Два этажа, местами обвалившаяся крыша, тонкие трещины в стенах, серые вазы-клумбы у входа и даже остатки стекла в окнах. Совсем неплохо.
   Заходил Карл с опаской - все-таки столько времени минуло, и любое неосторожное движение способно было обрушить все здание. Но постепенно расслабился: дом оказался крепким, то ли строили хорошо, то ли "Силиконовое солнце" так странно влияло на вещи, то ли не "Солнце", а Аномалия... в общем, повезло.
   Спустя три часа Карл покидал здание с довольно подробной картой района, планом города, на котором был отмечен "Объект N13" и ощущением, что жизнь налаживается.
   До рассвета оставалось еще время, чтобы взглянуть на "Объект N13", и если что, вернуться в город. Лучшего места для дневки и представить невозможно, "Силиконовое солнце" - превосходная защита и от животных, и от людей, буде таковые появяться.
   Хотелось бы знать, на тангров оно действует? Хотя, что танграм делать в такой глуши?

Глава 17

   Тень - Базе
   Срочно. Секретно.
   Пересекаем Чарушу. План - рывок через Пятно. Выход в устье Ланы.
   Дополнительно: покинуть отряд не имею возможности.
   Дополнительно: уничтожить Княжича не имею возможности.
   Дополнительно: прошу блокировать продвижение вглубь Пятна.
  

Коннован.

   Я собираюсь сунуться в Аномалию в компании десятка недоучившихся воинов и нескольких монахов, которые только и ждут подходящего момента, чтобы снять с меня шкуру.
   Это безумие.
   Но идти вперед тоже безумие.
   Кстати, рисковали мы и оставаясь в пещере еще на день. Вроде бы исчезновение трех человек не такое уж событие для многотысячной армии, но если кто-нибудь обнаружит тела... Нет, я конечно спрятала трупы, но всегда остается вероятность, что...
   В общем, по-хорошему следовало бы убираться из пещеры и поскорее, но за оставшиеся до рассвета два часа мы бы далеко не ушли. А с восходом солнца я из оружия превращаюсь в обузу. Пожалуй, впервые за долгое время я в полной мере ощутила собственную уязвимость. Неуютное чувство.
   - Расскажи про Проклятые земли, - Фома, набравшись смелости, сел рядом. Смешной он. Одного возраста с Вальриком, а характеры совершенно разные. Вальрик ершистый, болезненно самолюбивый и подозрительный. Живет, постоянно оглядываясь на других, и мучается, потому как эти другие не желают его уважать. А монашку плевать на других, у него есть Цель, и все остальное неважно. Вон как глаза горят.
   - Правда, что в Проклятых Землях находятся врата в ад?
   - Не правда.
   - А что там находится?
   - Действительно, что? - поинтересовался самый толстый из монахов. Морли, его зовут Морли и он крепко меня недолюбливает. Хотя чего еще ждать от монаха? - Хотелось бы, знаешь ли, подготовиться.
   - Разве что морально.
   Шутку не оценили.
   - Аномалии... проклятые земли - это закрытая территория. Считается, что когда-то там располагались военные базы, которые детонировали... взорвались во время Первой Волны, в результате чего и вознилки Пятна. Всего их четыре. Самое маленькое - Северное, самое крупное - Юго-Восточное. Все пятна окружены горами, это как бы естественная защита. От взрыва или удара Молота центр опустился, а края поднялись. Центр пятна - ядерная пустыня.
   - Что такое ядерная? - не преминул поинтересоваться Фома.
   - Ядовитая, - читать лекцию про радиоактивное излучение, высокие температуры и влияние ядерных взрывов на экологию было лень, поэтому я подыскала ближайший по сути синоним. - Но в пустыню мы не пойдем, она должна быть южнее. Думаю, если не сильно углубляться и идти быстро, то радиация... яд нам не сильно повредит. Он опасен только для тех, кто решит поселиться на проклятых землях.
   - Люди, нарушившие волю Божью, будут наказаны. Дети их рождаются больными, а на внуках печать дьявольская лежит. Правнуки и вовсе облика человеческого не имеют, рогатыми да хвостатыми появляются на свет. Вместо ног - копыта козлиные, во рту - клыки, аки у волков, а шкура толстая, что ни ножом, ни пулей пробить невозможно. В стаи сбиваются они и, яростью звериною влекомые, убивают они всякого, кто встретится на пути, - процитировал Фома, красиво так, с выражением, даже я заслушалась, чего уж говорить о людях. Разве что Меченый остался равнодушен к яркому рассказу, только поинтересовался:
   - Это правда?
   - Ну... Частично. Я сама не видела, но...
   Но Карл рассказывал про существ, обитающих на запретных территориях. Были среди них и люди. Давно были, еще до начала Последней Войны. И во время Войны были. И первые бомбы разорвались задолго до Катастрофы. А уж во время ее склады с ядерным оружием хлопали, как сухие грибы-дождевики под сапогом.
   А потом как-то так получилось, что четыре Аномалии стянули на себя вся остаточную радиацию. Во всяком случае, нигде кроме Пятен не осталось следов былых войн. Что касается людей, то те, кому посчастливилось выжить после взрывов, уцелеть под ударной волной и не сдохнуть от лучевой болезни, предпочли убраться подальше. Но чуть позже их дома заняли другие: беженцы, браконьеры, просто те, кому некуда было идти. И радиация тогда не ограничивалась территорией Аномалий.
   На примере одного из подобных поселений Карлу удалось восстановить полную картину превращения людей в... других существ. Это даже не мутанты, это был совершенно новый, неизвестный прежде вид.
   - Когда же голод приходит на Проклятые земли, твари дьявольские сбиваются в стаи и идут в поселения человеческие, где сильный разор учиняют, - завершил рассказ Фома.
   - Помню, - подхватил Ильяс. - Пару лет тому из-за реки зверье какое-то полезло, попыталось, значится, переплыть, но дозорные князя упредили. А он десятка два стражников привел, ну и всех тварей на берегу и положили. Князь потом в Святой город одного такого отправил в бочке с солью. С тех пор больше не нападали, должно быть с голоду передохли.
   Ну это вряд ли. Те существа, которых отыскал Карл, отличались поразительной всеядностью, хотя предпочитали мясо, поэтому ослабевших членов стаи попросту сжирали. Кстати, и охотниками они были неплохими, вроде волков, только умнее. Скорее всего, существа, описанные Ильясом, просто правильно оценили силы противника, и поэтому нападение не повторилось, а вот за нашу безопасность я не поручусь. Полтора десятка человек для крупной стаи - это...
   Это проблема. Черт, ну безумие же туда лезть!
   А что делать?
  
   Сутки, проведенные в пещере, были самыми длинными в моей жизни. Я каждую минуту ждала, что нас обнаружат, и тогда... честно говоря, понятия не имею, что было бы тогда, но ясно, что ничего хорошего. Люди же вели себя совершенно спокойно, то ли не осознавали опасности, то ли не воспринимали всерьез. Странные они существа, чем больше наблюдаю, тем больше удивляюсь. Взять хотя бы Меченого. Он ненавидит меня, но в то же время позволяет если не командовать, то хотя бы участвовать в советах, и даже не задумывается над тем, что я могу заманить их в ловушку. Это доверие пугает.
   Или Вальрик. С одной стороны презирает всех остальных, с другой из кожи вон лезет, чтобы заслужить их признательность. Фома не видит ничего, кроме своей драгоценной книги. Не понимаю.
   Вопреки опасениям, день прошел спокойно. То ли нас не искали, то ли искали, но не нашли, в общем, обошлось без неприятных сюрпризов. Покидать убежище, ставшее за два дня почти родным, не хотелось. Разумом я понимала, что каждый час, проведенный в пещере, уменьшал наши шансы вырваться из оцепления, но... здесь было безопасно и спокойно, толстые стены защищали от солнечного света, а буйная растительность укрывала вход. Наверное, при желании здесь можно было бы просидеть неделю...
   Селим браконьерскими тропами вывел отряд к реке, которую предстояло пересечь быстро и по возможности незаметно. Кстати, Чаруша и гипотетический брод были самыми слабыми местами в плане. Впрочем, с учетом того факта, что сильные места отсутствовали вообще, все шло очень даже неплохо.
  -- То место, про которое я говорил, милей ниже. Сверху оно вроде такое же, как везде, волны, течение, только глубины нету и в самом топком месте воды разве что по грудь.
   В качестве проводника Селим был великолепен, жаль, что его знания заканчивались на этом берегу.
  -- Брод - это хорошо, - Меченый жестом приказал остановиться.
  -- Так и охранять не должны... - Селим переминался с ноги на ногу. - Это того... секретный брод... о нем никто не знает. Я бывало, только так от стражи уходил. Дорожка узенькая да между ямами, я-то знаю, куда идти, а эти как полезут, так враз тонуть начнут.
  -- Все равно на разведку надо, - сказал Вальрик, который до этого момента держался в стороне от обсуждения. Еще одна дикая человеческая привычка: время поджимает, ситуация требует быстроты и тишины, а они вдруг устраивают военный совет. В пещере, блин, не наговорились.
  -- Злость - чувство иррациональное и совершенно бесполезное в данной ситуации, поэтому я постаралась засунуть ее поглубже - потом позлюсь, в более спокойной обстановке - и предложила.
  -- Мы с Селимом вперед, вы за нами.
  -- Осмелела... - пробурчал Морли. - Подмяла мальчишку и вертит, как вздумается, того и гляди сожрет...
   Пожалуй, в другое время и в другой обстановке я бы согласилась, что в словах монаха есть определенная логика. Вальрик предоставил мне удивительную свободу действий, еще немного и... нет, никаких мятежей, слишком дорого обходятся, слишком свежи еще воспоминания о том, на что способен мой личный сторож, и о том, что вся моя свобода умещается в руке княжича. Захочет - отпустит, захочет - и...
   Ночь сегодня выдалась сырой и неуютной. От реки тянуло холодом, а ноги скользили по мокрой траве. Мелкий занудный дождь был неплохим союзником: размоет следы, уничтожит запах, а мерный шелест капель нагонит сон. Такой погодой тяжело стоять в охране, такой погодой хочется сидеть у костра, пить что-нибудь горячее или на худой конец согревающее, слушать дождь и дремать...
  -- Костер, - удивленно прошептал Селим. - Там люди? - Надо же, он и вправду верил, что его брод не обнаружат.
  -- Люди. - Сквозь дождь пробивались запахи, слабые, размытые, но вполне узнаваемые. - Люди и животные. Много животных. Лошади. - В подтверждение моих слов откуда-то из темноты донеслось лошадиное ржание. Плохо. Лошади - неплохие сторожа, во всяком случае, не хуже собак, и вполне способны поднять тревогу.
  -- Я посмотрю? - то ли спросил, то ли сказал Селим. - Я быстро.
   Время тянулось неправдоподобно медленно. Дождь усилился, переходя в настоящий ливень, и я поглубже закуталась в куртку. А чего кутаться, если куртка насквозь мокрая, хорошо, хоть простуда мне не грозит, но вод холод... Господи, почему в дождь так холодно? Я едва не пропустила появление отряда: размытые силуэты, бредущие в дожде. Мокрая гора - Морли, дрожащий и несчастный Фома, прижимающий к груди сумку с драгоценной рукописью, Вальрик, который где-то умудрился измазаться и теперь вонял речной тиной...
  -- Что? - одними губами спросил Рубеус.
  -- Впереди стоянка. Селим смотрит. Ждем.
  -- Господи, ну за что такое наказание? - Морли ругался тихо, но от души, его возмущение могло бы позабавить, но мне самой было холодно, мокро и хотелось ругаться. А Селим пропал, и лошади больше не ржут, а если этот обалдуй вляпался в неприятности? Если поднял тревогу и сюда идет отряд, который положит конец этому безумному путешествию? Если... недаром Карл говорил, что самое тяжелое - это ждать.
   Селим объявился, когда я уже почти дозрела до того, чтобы пойти ему навстречу.
  -- Трое. - Сказал он, плюхаясь в мокрую траву. - Это в схроне возле стада, а у костра палатка, сколько там - я не знаю. Табун крупный, почти полсотни, а лошади... какие там лошади! Да я за такую душу продам!
  -- Богохульник! - возмутился рыжий монах.
  -- Простите отче, - без тени раскаяния пробурчал Селим. - Но там такие лошади!
  -- Значит, они не брод сторожат. - Меченый хмурился, видимо думал, каким образом перебраться на другой берег, не потревожив ни табун, ни людей, его охраняющих. Признаться, я не была уверена, что табун охраняли только люди...
  -- Ага, место больно удобное, берег низкий, вода близко, и травы вокруг много, милое дело лошадок пасти, на ночь загнал на косу и отдыхай себе...
  -- Собаки?
   - Не видел. Наверное, нету, а то б залаяли, конечно. Собаки - это ж не люди, им что дождь, что снег, а все службу несут.
   Крайне ценное замечание.
  
   На этот раз обошлось без меня. Не знаю, чем руководствовался Меченый, поручая мне охрану Вальрика и Фомы, но не скажу, что этот приказ сильно опечалил. Чего не скажешь о Вальрике: княжич расстроился несказанно, хотя после пешего перехода он с трудом держался на ногах. В отличие от юного князя, Фома к приказу сидеть на месте отнесся с явным облегчением. О воинской славе он не мечтал, мстить за разрушенный замок не собирался, а потому съежился мокрой кочкой и тихо дрожал. Кстати, Вальрик, несмотря на праведное негодование, тоже оставался на месте.
   В общем, устроившись под развесистым деревом - хоть какая-то защита от дождя, мы ждали. И снова ожидание тяготило, пробуждая в душе былые страхи.
   А если засада? Если в лагере больше людей, чем предполагал Селим? Если там, на берегу Чаруши, в данный момент времени убивают наших...
  -- Там ведь люди? - вдруг спросил Фома.
  -- Где?
  -- Ну там, возле костра.
  -- Наверное, люди. Если Селим не ошибся и это действительно всего лишь пастухи. Тангры не пасут лошадей.
  -- А что они делают?
  -- Командуют. Руководят. Принимают решения. Воюют.
  -- А люди? - Как обычно, любопытство взяло верх над страхом, и мальчишка пересел ближе, чтобы удобнее было доставать меня вопросами. Вымокший до нитки, он походил на заморенного воробья, только глаза горели жаждой знаний. Ну, это образно.
  -- Люди... лошадей пасут. Возделывают землю. Строят.
  -- Служат едой, - добавил Вальрик.
  -- Не без этого. Им тоже нужна человеческая кровь.
  -- Брат Рубеус сказал, что, таких как вы нужно выжигать железом, что если уничтожить всех до единого, то люди станут свободны. Что вы - существуете за наш счет, а взамен ничего не даете.
   В словах княжича звучала полная и абсолютная уверенность в правоте старшего товарища. Конечно, куда мне до Меченого, я всего-навсего тварь ночная, враг рода человеческого, воплощенный ужас и далее по списку. Нет, можно было бы долго рассказывать о той роли в возрождении человечества, которую сыграли да-ори, но зачем? Во-первых, Вальрик все равно не поверит, он твердолобый, в папочку. А во-вторых, время для беседы не самое подходящее. Что-то они долго возятся... Нет, не умею я ждать, лучше бы с ними пошла, а то сиди тут в компании двух человеческих детенышей и мокни. Фома дрожал всем телом и, видать для того, чтобы отвлечься, снова спросил.
  -- Их убьют, да? Ну, тех людей, которые табун сторожат?
  -- Скорее всего.
  -- Почему?
   Только мальчишка, свято уверенный в том, что добро непременно победит, способен задать настолько идиотский вопрос.
  -- Они враги. - Вальрик, позабыв про гордость, придвинулся вплотную к Фоме. - Если мы не убьем их, они убьют нас.
  

Фома.

   Все равно непонятно. Фома хорошо понимал и про врагов, и про то, что проявлять милосердие к неприятелю глупо. Но ведь там не солдаты, а простые пастухи, крестьяне, которые не виноваты, что их господину вздумалось пойти войной на Южное княжество. Убивать таких грешно. Но отчего-то предложение Фомы тихо пройти мимо вызвало лишь усмешки и снисходительное замечание Морли:
  -- Они ж не столпы пограничные, чтоб молча стоять. Заметят, тревогу подымут. Да и лошади нам нужны.
   Лошади... вот, значит, какова цена жизни человеческой. Думать об этом было грустно, не думать - зябко. Фома с тоской вспоминал пещеру, вот где было тепло, сухо и хорошо. Костер, опять же, можно было разложить, а тут... ну отчего было бы ни остаться? Сидели в тепле и сытости, Селим сам говорил, что отыскать вход почти невозможно...
   Больше, чем о покинутой пещере, Фома тосковал лишь о своей келье. Страшно подумать, что когда-то она ему казалась тесной и неуютной. Да за одно стеганое одеяло Фома готов был совершить любой подвиг: хоть великий пост в сто дней выдержать, как святой Януарий, хоть на коленях по всем улицам Святого города проползти, как святой Агдам, хоть... да что угодно. А ведь кроме одеяла в келье была еще свеча, запасная сутана и набитая опилками подушка... И горячая похлебка, по праздникам приправленная ромом.
   При воспоминании о похлебке в животе громко забурчало. Вампирша вздрогнула и понимающе улыбнулась:
   - Проголодался?
   Фома кивнул. Конечно, проголодался, который день кряду одни сухари грыз, да и то не вволю, не досыта, а только, чтобы ноги не протянуть. Интересно, а ей каково? Фома не видел, чтобы она ела. Правда, святой Януарий утверждал, будто твари ночные человеческой пищи не приемлют, и более того, хлеб для них - почти что яд, ибо в зерне - благословение Божие. А питаются они только кровью человеческой, и коль случится так, что вампир долго крови не пьет, то он слабеет и даже умереть способен, буде как человек от голода. И как люди же, от голода долгого умирающие, вампиры без крови человеческой разум теряют и тогда нападают на всякого, лишь бы жажду утолить.
   Интересно, а как проявляется безумие? И как угадать момент, когда тварь станет опасной? А князь? Справится ли он?
   Говоря по правде, князь не вызывал у Фомы доверия. Несерьезный он, молодой, да к тому же задиристый слишком, князю надлежит степенным быть, повелевать со строгостью в голосе, и с тварями всякими бесед не вести.
   В книге он напишет, что "не всяк человек способен правителем быть. Князь Вальрик юн и слаб,и страдает душа князя от власти непомерной, а разум с искушениями справиться не способен. И в замке отцовском слыл подменышем, ибо другие сыновья Володара силой да храбростью отличалися, и разумностью превеликой..."
   Хотя, насчет разумности, это преувеличение. Фома вспомнил квадратные рожи старших братьев князя - разума в них было не больше, чем в волах, которых в плуги впрягают. А один из слуг, который очень любил поговорить и не любил князя, поведал про рабыню из дальних краев, которая очаровала князя, и родила ему сына, да только родив, подменила настоящего княжича на другого младенца, хилого и болезного. Дескать, Володара полонянка ненавидела и хотела отомстить то ли за честь поруганную, то ли за крутой князев характер, то ли еще за что...
   Дождь усилился, и Фома совершенно пал духом. Теперь они точно потеряются, да и как не потеряться, если из-за дождя в двух шагах ничего не видать.
  -- Все. Готово.
   Человек, вынырнувший из мокрой пелены, плюхнулся на траву. Фома не узнал пришедшего ни по голосу, ни по фигуре, слишком все вокруг размыто, слишком ненадежно.
  -- Остальные? - Спросила вампирша, поднимаясь.
  -- Там. - Человек махнул в мокрую темноту. - Вас ждут.
  -- Сколько было?
  -- Семеро. Шестерых сразу положили, а седьмой сбежать хотел, да только от брата Рубеуса не убежишь. - Наконец Фома разглядел пришедшего, Селим. Ну да, а кто еще станет говорить об убийстве невинных с такой непотребной веселостью.
  -- Брат Рубеус, он точно и не человек вовсе, движется быстрее рыси лесной, а с мечом управляется так, что любо дорого глядеть! - Селима распирало от восторга, и не понятно было, чему он больше радуется: тому, что удалось положить табунщиков до того, как те тревогу подняли, или тому, что брат Рубеус показал себя умелым воином. Фоме было тошно, все эти разговоры об убийствах вгоняли в тоску.
  -- Сейчас на лошадок, речку перейдем и пускай нас на том берегу ищут!
  -- Лучше пускай не ищут, - пробурчала вампирша. И Фома мысленно с ней согласился, а еще на всякий случай прочел молитву во упокой души. Пусть Господь видит, что Фома не одобряет это кровопролитие.
  

Вальрик.

   Добравшись до лагеря, Вальрик просто сел на землю: сил не осталось. Неужели отец был прав, и Вальрик ни на что не годен? Он всего-то и сделал, что дошел от пещеры до лагеря, даже в бою не участвовал. Селим, правда, утверждает, будто бы боя и вовсе не было, и что врагов спящими положили, но и это успокаивало слабо.
   Князь, да какой из него князь... после сегодняшнего вообще говорить станут, будто бы Вальрик слабый да трусливый.
   - Плохо? - Тварь присела на корточки и заглянула в глаза. - Болит?
   Болит. Все тело болит, каждая косточка, каждый сантиметр кожи, и холодно. Вчера не было настолько холодно... она же обещала, что он выздоровеет, и лекарства давала, тогда откуда боль? Боль не должна возвращаться, Вальрик уже успел отвыкнуть от боли.
  -- Давай, поднимайся. - Коннован осторожно взяла под руку и потянула вверх, Вальрик послушно встал.
  -- Тут палатка имеется, посидишь минуту, легче станет.
  -- Двигаться... надо...
   Зубы стучали так, что Вальрик едва язык ни прикусил. Стыдно-то как... Фома, послушник, который кроме молитв и книг ничегошеньки не видел, на ногах держится, а его, князя под ручку ведут.
  -- Успеешь двигаться. Сначала переоденетесь, выпьете горячего, а потом и двинемся.
  -- Почему?
  -- Что почему? Почему так плохо? А ты думал, что все твои новые и старые синяки в одну ночь заживут? В Орлином гнезде, может, и получилось бы, а здесь... тебе лежать надо, сил набираться, а не под дождем мокнуть. Успеешь еще навоеваться.
  -- Я - должен, я - князь, а они... убили...
   Челюсти сводило от холода, и речь была невнятной, но тварь поняла. Она вообще всегда умудрялась понимать Вальрика.
  -- Они многих убили. Многих еще убьют, причем и людей, и... нас. Но если сейчас ты, князь Вальрик, самым дурацким образом погибнешь от воспаления легких, чьей-то случайной пули или еще какой-нибудь глупости, то умру и я, а это никоим образом не приблизит нас к победе.
  -- Думаешь, победим?
  -- Не знаю, - ответила она. - Если повезет, то да. А если не повет, то нам с тобой будет все равно.
   В палатке было сухо и тепло, плотная ткань не промокала, хотя и не пахла дегтем, как те палатки, в которых обитали пастухи. Да и остов здесь был не деревянный, а из тонких железных трубок, к которым ткань крепилась посредством маленьких петелек. Наверное, чтобы создать этот дом понадобился труд не одной швеи, страшно даже подумать, сколько бы стоила подобное сокровище на ярмарке.
   Коннован велела переодеваться и даже дала во что: костюм из темной, жесткой на ощупь ткани выглядел почти новым, и Вальрик старался не думать о том, что стало с его владельцем. Он, князь, мародерствует...Отец за мародерство вешал.
   Интересно, испытывает ли Фома подобные чувства или ему все равно, лишь бы тепло было?
   Кружка бульона согрела изнутри, и Вальрик понял, что готов идти дальше, правда он надеялся, что этого "дальше" будет немного. Интересно, а где тела? Селим говорил, что убили семерых, но почему Вальрик никого не видит? Спрятали? Спросить что ли у кого? Нет, спрашивать стыдно, в этом любопытстве есть что-то неприличное, сродни подглядыванию.
   Жесткая ткань, из которой была сшита одежда, тоже не промокала. Капли дождя скатывались вниз, но не проникали вовнутрь, и погода сразу же перестала казаться мерзкой. А в лагере кипела жизнь: Селим и Морли седлали лошадей, Рубеус с помощью двух монахов разбирал палатку, а Коннован увлеченно рылась в вещах. Снова мародерство... может, сказать, чтобы перестала? А вдруг найдет что-нибудь важное? Сейчас не время для брезгливости. Хотя, конечно, за ней следует присматривать...
   - Нож. Хороший. - Она даже не обернулась. - Возьми, князь, пригодится.
   Нож и в самом деле был хорош: темный клинок длиной с ладонь, заточенный с двух сторон до бритвенной остроты. И рукоять удобная, из чего сделана не понятно - не рог, не дерево - но в руке не скользит. И Вальрик прицепил нож на пояс. Как она сказала? Пригодится? Вот именно, пригодится, там, куда они собираются, любое оружие пригодится.
  -- Куртку тоже возьми, теплее будет.
  -- Фоме отдай.
  -- У него есть.
   Куртка оказалась не хуже ножа, хотя, конечно, сравнивать куртку с ножом глупо, но... но все вещи в этом лагере были в одинаковой мере удивительными: удобными и красивыми. Вот и куртка, вроде бы тонкая и короткая, а вместе с тем теплая, будто внутри не скользкая ткань, а самый настоящий медвежий мех, или пух гусиный.
   На рукаве липкое пятно... кровь.
   Ради этой куртки кого-то убили.
   Нет, неправильно, не из-за куртки, а из-за того, что эти люди сами пришли сюда, сами убивали и таким образом сами виноваты в собственной смерти.
   Коннован поднялась, и Вальрик заметил нож на поясе, точно такой, как у него. Она улыбнулась.
  -- Надеюсь, ты не против, князь?
   Издевается или и вправду разрешения спрашивает? Хотя какая разница, у нее и раньше нож был и ничего, все живы.
  -- Пистолеты и один автомат у Рубеуса. Пусть тебе один даст, эти штуки понадежнее ваших будут.
  -- А ты?
  -- А мне без надобности. Я с огнестрельным не очень обращаюсь.
  -- На, - Вальрик протянул свой пистолет, понимая, что соврешает в крайней степени глупый поступок, но отчего-то при всей глупости он казался правильным. И вообще, если она идет в качестве солдата, то глупо оставлять ей из оружия один нож. Как же ей воевать с ножом-то?
  -- Уверен? - Коннован не спешила принимать оружие.
  -- Уверен. И саблю себе какую найди, или там шпагу... только, чтоб без глупостей, понятно?
  -- Понятно.
   Вампирша пригладила мокрые волосы. А она совсем маленькая и на обычную человеческую девчонку похожа, таких в каждой деревне полно, только... только у деревенских девчонок не бывает полностью черных, без разделения на радужку и белок, глаз, и держатся они иначе. Эта же стоит, и опять улыбается, смотрит прямо, будто не Вальрик ею командует, а она им.
   Ну и пусть себе стоит, пусть улыбается... главное, что этот бой за ними.
  
   Лошади долго не желали входить в реку, крутились, возмущенно фыркали и всячески пытались повернуть обратно к табуну. Вода шипела разъяренной кошкой и плевалась брызгами, кидалась тугими бурунами волн. Вальрик даже решил было, что Селим напутал и брод находится в каком-то другом месте, но вслух говорить не стал - не хватало в очередной раз расписаться в собственной трусости.
   И хорошо, что не стал: на другой берег перебрались без проблем. Лишь однажды лошадь Вальрика провалилась в воду по грудь, но тут же, фыркнув, выскочила на безопасное место. А на берегу, почти по-человечески радуясь, что кипящая Чаруша осталась позади, перешла на рысь. Ехать было не в пример удобнее, чем идти, мышцы почти не болели... или Вальрик уже настолько привык к боли, что просто перестал ее ощущать.
   - Осталось немного, - пообещал кто-то, кажется, Коннован, но оборачиваться было лень, и Вальрик просто кивнул. Немного, значит немного. Он потерпит.
  

Карл.

   "Объект N13" удалось отыскать практически сразу, да и немудрено - серый цилиндр, наполовину вкопанный в мертвую землю, был виден издалека. Но одно дело найти, и совсем другое - попасть внутрь. Архитектура здания не предусматривала наличия окон, вентиляционные отверстия были слишком малы и ко всему хорошо замаскированы, а дверь заклинило.
   Судя по размерам, объект не самый важный, скорее всего научно-исследовательская лаборатория или координационный центр. В последнем случае понятно, отчего противник применил "силиконовое сердце" - армия без связи - толпа. Впрочем, бомбу могли рвануть и свои, почувствовав, что вот-вот потеряют центр вместе со связистами и всей информацией. В любом случае, оставалась надежда отыскать что-нибудь полезное, поэтому Карл решил задержаться.
   - Кому нужна была война? - бухнуло откатом из памяти. - Многим. А кому будет нужен мир?
   Наверное, следовало бы спросить - кому он будет не нужен, но Карл не успевал.
   Он просыпался. Засыпал. Попадал под прицел вопроса и снова просыпался.
   Ночь принесла облегчение и мелкий, злой дождь. Одежда хоть и не промокла, но все равно приобрела неприятную мягкость, а серая пелена здорово затрудняла видимость. Хотя на что здесь смотреть? В свое время Карлу довелось побывать в десятках таких вот брошенных, но продолжающих цепляться за призрачное подобие жизни, городов.
   На то, чтобы открыть дверь, ушло почти три часа. Пластметалл почти не поддавался коррозии, а так же был устойчив к колебаниям температур, выдерживал взрывную волну порядочной силы и вообще являл собой замечательный образчик технологий прошлого. К счастью, человеческая мысль парадоксальна: установив сверхкрепкую дверь, люди совершенно не позаботились о том, чтобы укрепить стены. А потому пара зарядов открыла путь.
   Вырвавшийся из запертых на сотни лет коридоров воздух принес смрад, от которого Карла едва не стошнило. Пришлось дышать ртом, привыкая. Внутри к вони добавились сырость и пыль. Темные коридоры походили на норы, прорытые сумасшедшим кротом: узкие, извилистые, расположенные в творческом беспорядке. Люди, проектировавшие здание, имели весьма отдаленное понятие о целесообразности.
   Значит, все-таки научная база - ни один координационный центр не разместили бы в месте, где без привычки и заблудиться можно. Остатки оборудования, некогда сверхсовременного и сверхдорогого, а теперь превратившегося в груды железного мусора, подтверждали догадку. В одной из жилых комнат - провалившаяся кровать, истлевшее одеяло и совершенно неповрежденная фотография улыбчивой блондинки в лабораторном халате - Карл обнаружил самогонный аппарат, сделанный целиком из стекла. Да уж, люди в своем стремлении к беспорядку, умудрялись нарушать установленные правила при любом режиме секретности.
   Но гораздо большее удовлетворение принесла другая находка: сурового вида комната - должно быть секретариат или канцелярия - с солидным пластиковым столом, шкафами в потолок и толстыми папками с документацией. Чего здесь только не было: и отчеты по проектам, которые велись на территории "Научно-исследовательской лаборатории N13, сектор 3, кодовое название "Ассоль"", и ведомости по выдаче зарплаты, а так же приказы, уложения, служебные записки, личные дела персонала и многое, многое другое.
   Значит, все-таки бомбу с ядом взорвали чужаки, свои для начала постарались бы документацию вывезти.
   Карл методично начал просматривать папки, не пропуская даже казалось бы заранее провальных вариантов, вроде толстенного фолианта с гордым названием "Материальное обеспечение", внутри которой содержались бесчисленные списки продуктов и канцелярских товаров. Кнопки, скрепки и буханки хлеба мало волновали Карла, но он очень хорошо понимал ту роль, которую способен сыграть пресловутый "человеческий фактор".
   Нудная работа утомляла, а документов было много, Карл прикинул: чтобы просмотреть все понадобится ночи три, но если работать и днем - лишенные окон стены являли собой неплохую защиту от излучения - срок сокращался вдвое. С одной стороны, сейчас каждые сутки дороги, с другой, он потратит гораздо больше времени, бесцельно слоняясь по Пятну. Конечно, нет гарантии, что здесь отыщется информация о базе, но рискнуть стоило. К тому же Карл не любил спешить, равно как и бросать начатое дело.
   Удача улыбнулась на папке номер двадцать пять, где хранилась часть архива со служебными записками. Некий Лухин В.И. докладывал начальнику научно-исследовательского сектора лаборатории Авдину С.В. о положительных результатах полевых испытаний прибора МТ-275 дробь 3. Особое внимание обращалось на взаимодействие излучения прибора с геомагнитным полем, вследствие чего отмечалось появление кратковременных геомагнитных аномалий и нарушение нормальной работы механизмов, попавших в зону испытаний. Лухин В.И. настаивал на проведении дополнительных тестов, а также увеличении мощности прибора МТ-275 дробь три.
   Карл отложил отчет и таблицы с результатами в сторону - пригодятся. Судя по тому, что произошло спустя два года после написания данной бумаги, испытания на большей мощности прошли успешно, а прибор МТ-275 дробь три был использован в военных целях.
   МТ - Молот Тора.
   Повезло?
   Близость цели возбуждала, и Карл с утроенной энергией принялся рыться в документах. Жаль, что в архиве сохранился лишь старый отчет, но оно и понятно: проект, скорее всего, засекретили, глупо надеяться, что вся остальная информация пребывала в открытом доступе. Но если она вообще наличествовала, Карл обязательно найдет. В конце концов, вскрыть сейф не так и сложно, заряды еще остались.
  

Часть 2. Неслучайные связи

Глава 1

   База - Тени.
   Срочно. Секретно.
   Доложить о местонахождении.

Фома.

   В чудесной не промокающей одежде и со стаканом горячего бульона в животе погода не казалась такой уж мерзкой. Переход через реку запомнился лишь тем, что тонконогая лошадка с куцей гривой долго отказывалась заходить в воду, и Фоме пришлось даже перетянуть упрямицу хворостиной. Тот, другой берег, про который вампирша рассказывала всякие ужасы, выглядел довольно мирно: высокая, почти по брюхо лошади, трава, темная полоса деревьев в отдалении и гулкое уханье совы. Фома ожидал чего-то другого, а тут... обычный лес. И лошади тоже самые обычные, непонятно, отчего Селим так ими восхищался: низкие, с тонкими ногами, широкими, что плошки, копытами и узкими спинами, Фома с трудом держался в седле, мокрые лошадиные бока выскальзывали из-под колен, а тряская рысь болью отдавалась в копчике. Зато слова в голове сами собой складывались в длинные, изящные фразы, хоть ты останавливайся да записывай. Брат Морли вряд ли похвалит за остановку, поэтому Фома старательно запоминал, с нетерпением ожидая момента, когда же можно будет сесть да начать новую главу.
   "Жестокость, проявленная воинами, объяснима лишь яростью, горящей в сердцах человеческих, ибо слезы дев, кровь пролитая да дымящиеся стены крепости, отмщения требуют. Тяжело писать мне о зверствах учиненных в отношении людей мирных, пастухов да крестьян, коим пришлось отвечать за грехи сеньоров, но справедливости ради не могу обойти сей эпизод вниманием. Брат Рубеус, собрав воинов Господних да стражников князя Володара, окружил лагерь, а люди, по слову его, перебили всех, кто в лагере находился, не щадя ни больных, ни безоружных..."
   Или про это лучше не писать? Тем паче Фома не был уверен, имелись ли в лагере больные или безоружные. Ладно, он потом решит.
   "Княжич Вальрик, которого остальные еще до помазания стали величать князем, в битве той не участвовал, сказался немощным и ждал, когда за ним воротятся. Болезнь его - суть результат баловства глупого, когда княжич, желая выучкой военной похвастаться, вызвал братьев своих на поединок, да Господь наказал за гордыню..."
   Про поединок Фоме рассказала служанка, которая хотела исповедаться, причем именно послушнику. Служанка хихикала, поправляла юбку, да норовила прижаться теплым боком, дескать, боится, что бесы али человек недобрый исповедь подслушают и во зло обратят. Знала служанка не так, чтобы много: княжича молодого братья недолюбливали дюже, никогда ни на тренировки, ни на охоту, ни на другую какую забаву не брали, а тут закрылись все разом и чего делали - непонятно. Только после дел этих княжича вампирша в общую залу за шиворот уволокла и зельями непонятными потчевала, а братьев отец Димитриус лечил: одному руку поломали, другому ногу, а третьему едва горло ни перегрызли.
   К чему эта история вспомнилась, непонятно, но Фома на всякий случай сделал в памяти заметку написать и про нее, а то выборы князя - дело важное. Властитель - это наместник Бога на Земле, следовательно, прежде чем назначать кого-либо, требуется доподлинно узнать, что из себя человек представляет. Фома решил приглядывать за князем, чтоб потом, ежели Святой отец совета спросит, правду рассказать.
   Лес же тем временем становился все темнее и гуще, лошади, перейдя на шаг, ступали медленно, аккуратно, а люди не подгоняли - сломает конь ногу, так где ж тут нового возьмешь? Подобная езда навевала сон, но Фома мужественно держался: скоро уже рассвет, а значится и привал. Плохо, что из-за вампирши нельзя днем ехать. Днем-то веселее и спокойнее, а то такое чувство, что в темноте твари всякие таяться и только ждут, когда же Фома отстанет или в сторону шагнет.
   Жутко и темно.
   Мир вокруг изменился, спроси кто, и Фома в жизни бы не ответил, когда произошло это изменение и в чем оно заключалось, но... мир стал другим. Темнее. Злее. Неприятнее. Смолкшие разговоры подсказывали, что подобное ощущение возникло не у него одного.
   А деревья... деревья вокруг черные! И светятся! Ей Богу, светятся! Мягко так, черно-синим, точно вороново перо, и едва заметно, должно быть из-за цвета. Белый-то легко увидеть, а ты попробуй-ка разгляди черной ночью черный свет.
   Неужто такое возможно?
   Выходит, что возможно. Фома покрепче прижал к груди сумку с рукописью. Об этом дьявольском месте нужно будет написать подробно.
  

Коннован.

   Ближе к полуночи мы пересекли границу Пятна, и мир вокруг изменился настолько, что даже люди поняли. Наш разношерстный отряд безо всякой команды сплотился, разговоры смолкли, а брат Морли, перекинув трофейную винтовку поперек седла, предусмотрительно взвел курок.
   Дикое место, вроде бы лес, такой же, как пару километров севернее, но все же не такой: деревья чересчур высокие, стволы... даже не знаю, как объяснить, кора не буро-зеленая, с трещинами, а гладкая, насыщенного черного цвета, и теплая. Это было совершенно неправильно. Тепло, которое я вижу, непременно связано с цветом, оно может быть зеленым, желтым, красным, но никак не черным, а тут...
  -- Господи, разве такое возможно? - выдохнул Фома.
  -- Выходит, возможно.
   Фома отвернулся, всем своим видом демонстрируя, что не желает беседовать с порождением тьмы. Но в данный момент меня гораздо больше занимала странная конструкция, преградившая дорогу. Бревно? Похоже, но тогда это какое-то бесконечное бревно, причем, живое - от него исходило все то же черное, живое свечение.
   - Что за... - толстяк Морли решительно шагнул к преграде.
  -- Стоять!
  -- Иди ты...
  -- Стой! - К счастью Меченый повторил приказ, и Морли пришлось подчиниться.
  -- Чувствуешь что-нибудь? - Это уже мне предназначалось.
  -- Да.
  -- Что?
   Сложно описать: жизнь настолько чуждую и враждебную, что волосы становятся дыбом, а еще совершенно неприличное желание убежать прочь и затаиться, пережидая опасность.
  -- Нужно искать обходной путь.
  -- Из-за какого-то бревна? - Вальрик скривился, точно глотнул прокисшего вина. Рубеус колебался, ему хотелось верить мне, да и командиром он был опытным, такой десять раз подумает, прежде, чем сделать, но в то же время, время - простите за каламбур - поджимало, да и не известно, что нас на обходном пути ждет. Кстати, его еще отыскать надо. Думал Меченый недолго.
  -- Насколько оно опасно?
  -- Не знаю.
  -- Может ли случиться так, что оно вовсе не представляет опасности?
  -- Может.
  -- Тогда вперед. Ты иди, а мы посмотрим.
   Вальрик кивком подтвердил приказ.
   Другого и не ожидала. Ладно, вперед, так вперед. К бревну я приближалась с опаской, кто знает, чего ожидать от этой твари. Вот остается два метра, полтора... ничего не происходит. Я совсем рядом. Прикасаюсь к коре-шкуре. Теплая, но еле-еле, такое ощущение, будто на затухающий костер набросали много-много мокрого мха, он нагрелся, но как-то не так, неправильно. Снова не хватает слов, чтобы объяснить.
  -- Ну что? - Нетерпеливо спрашивает Рубеус. И в следующее мгновение по шкуре-мху пробегает судорожная дрожь, а моя рука пропаливается внутрь.
   Твою мать!
  -- Назад! - орет Меченый. Люди шарахаются, а я... Я в ловушке?! Я - в ловушке! Рука застряла внутри, а черный мох стремительно ползет вверх по локтю. Не больно и не страшно. По черному полю плывут сиреневые пятна. Такие красивые - глаз оторвать невозможно. Смотрела бы и смотрела... Пальцы цепенеют и холодно. Холод из черного мха вползает в меня, а мое тепло достается ему. Неравноценный обмен, но ничего не поделаешь. Так надо.
   Надо собраться с силами, надо закрыть глаза и выдернуть руку. С глазами получается, а вот с рукой нет. Мягкий мох становится камнем, а моя рука частью этого камня. Сбоку мелькает рыжий хвост. Огонь? Кто зажег огонь?!
   Вокруг бревна расцветает пламя неестественного, бледно-синего цвета, а следом приходит боль, ее так много, что я, кажется, кричу. Чьи-то руки вытаскивают меня из костра, на обожженную руку льется вода, а синее пламя россыпью блеклых ночных мотыльков оседает на землю...
  
   Не знаю, как долго я была в отключке, но, очнувшись, обнаружила, что отряд движется. Перед лицом мерно раскачивались стремена, чуть выше висела парочка пистолетов, а еще выше - живым утесом высилась темная лошадиная шея. Так, похоже, я в седле, вернее, поперек оного. Сосредоточившись на собственных, надо сказать, не слишком приятных ощущениях, я выяснила примерно следующее. Во-первых, правая рука нестерпимо болела, словно побывала в бочке с кислотой. Во-вторых, во рту раскинулась настоящая пустыня. Ну а в-третьих, скоро рассвет, воздух уже насыщен ультрафиолетом настолько, что дышать тяжело, а люди, знай себе, вперед идут.
   - Эй, - я попыталась принять вертикальное положение, ехать поперек лошадиной спины было как-то унизительно. Лошадь возмущенно фыркнула, но, слава богу, этим и ограничилась. Умничка. Нарем, ехавший рядом, молча протянул поводья. Черт, руку согнуть не могу, придется одной править.
   - Что произошло?
   - Только Господу о том ведомо, - ответил Нарем, на ходу перебирая четки. - Тварь оная сгорела, аки душа грешника в адском пламени. Тебя брат Рубеус из огня вытащил.
   Значит, Рубеус... надо будет при случае сказать спасибо. Но после, сейчас у меня другая забота. Пришпорив лошадку, я догнала Меченого.
   - Скоро рассвет.
   - Да? - Он то ли не понял, то ли сделал вид, что не понимает. Небось, злится на себя за то, что спас нежить и вампира. Смешно. И грустно.
   И чертовски больно.
   - И где предлагаешь остановиться? - Поинтересовался Меченый. - Пещер тут нету.
   - Где-нибудь. Главное остановитесь, а дальше я сама.
   Говоря по правде, насчет самостоятельности я несколько преувеличивала. Прежде мне никогда не приходилось ночевать в... земле. Теоретически я знаю, как устраивать лежку, но теория от практики чем-то да отличается.
   Место для стоянки отыскали быстро, правда, не самое удачное - на мой взгляд чересчур близко от тропы - весьма невовремя закрался вопрос о том, кто протоптал тропу на незаселенных землях? - среди зарослей малинника, через которые не продраться ни чужим, ни своим. Внизу - прелые, прошлогодние листья и мокрый мох, а в земле сплошное месиво корней... Чудо, а не место, никак специально для меня выбирали.
   Малинник пришлось частично вырубить, в результате получилось нечто вроде крепости - снаружи вал из колючек, внутри относительно чистое и удобное пространство. Люди разгружали вещи, расседлывали лошадей, которых нужно было отвести за пределы лагеря, а я занялась лежкой.
   Саперная лопата - очередная полезная вещь, позаимствованная в разоренном лагере - с легкостью вгрызалась в землю. Орудовать левой рукой было неудобно, а правая, раненая ныла, причем боль со временем становилась лишь сильнее.
   - Давай помогу. - Ильяс выдрал из рук лопату. - Насколько глубоко?
   Я бы тоже хотела знать, насколько глубоко.
   - Ну... теоретически метра должно хватить. Или лучше полтора. Спасибо.
   Ильяс отмахнулся. Правильно, они это не для меня, для себя делают. Черт, нужно заняться рукой, хотя бы перебинтовать, а то потрескавшаяся кожа сочится сукровицей и вообще выглядит на редкость отвратительно.
   И Вальрику помочь надо, раз обещала.
  

Вальрик.

   Команда остановиться раздалась, когда Вальрик окончательно смирился с тем, что скоро свалится с лошади. Вот так просто возьмет и мешком рухнет вниз - ноги, руки, ребра, даже шея ныли неимоверно. Стыдно. Это ему, а не брату Рубеусу, надлежало скомандовать привал, а потом бодро - будто и не было ни сидения под дождем, ни переправы через реку, ни долгого путешествия по лесу - соскочить с лошади и руководить разгрузкой. А еще по мере возможности поддерживать слабых, помогать сильным и вообще всячески участвовать в устроении лагеря.
   Пока же Вальрик не находил в себе сил спешится и просто лежал, уткнувшись носом в гриву. Слабосилок. Фома и тот справился, а он, князь и воин, медлит. Честно говоря, Вальрик давно бы слез с лошади, если бы был уверен, что ноги выдержат: вот будет весело, когда он в траву кувыркнется.
   - Что, помочь? - Не дожидаясь ответа, Морли попросту вытащил Вальрика из седла. - Ох, княже, и возни с тобой, будто девицу украл, то на руках носи, то с коня ссаживай...
   - Я сам!
   От упрека - заслуженного, кстати, - Вальрик окончательно пал духом. Зря отец понадеялся на него, следовало бы Айвора отправить, или Грега, или еще кого из братьев, уж их бы не обвинили в слабосилии.
   - Сам он, сам... - Бурчал Морли, расседлывая лошадь. - Еле душа держится, а туда же... командовать... успеешь еще накомандоваться... к Рубеусу иди, он тебя видеть хотел. Горе с вами, с детьми, вечно себя переоцениваете...
   Отмахнувшись от бурчания Морли, Вальрик побрел искать Рубеуса. Конечно, некрасиво вышло, следовало бы убедиться, что животное не только расседлают, но и разотрут, осмотрят подковы, напоят и привяжут так, чтобы пастись могло, но ведь Морли сам начал... он опытный, знает, что делать, а Вальрика брат Рубеус спрашивал...
   Брат Рубеус сидел на земле, наблюдая, как в дальнем углу рукотворной поляны, меж корней дерева, вампирша пытается вырыть яму. Лопатой она орудовала как-то неумело, точно впервые в жизни увидела.
   Это из-за ранения и из-за того, что Вальрик не поверил твари, когда та про опасность сказала. Ну а как было поверить? На дороге лежало самое обыкновенное бревно, таких каждую весну после разлива реки по сотне на берег выносит: черных, осклизлых от воды и ни на что непригодных по причине трухлявости. Откуда ему было знать, что бревно - совсем не бревно, а... тварь, иначе и не скажешь. Когда брат Рубеус заорал, чтобы отступали, Вальрик замешкался и увидел, как бревно пожирает вампиршу, а та словно во сне - не шевелится, не пытается вырвать руку, по которой вверх ползут черная плесень...
   Потом брат Рубеус швырнул в бревно маленькую склянку, которая взорвалась, выплюнув синее пламя... и Вальрик снова наблюдал. Наблюдал, но даже не пытался вмешаться - его словно парализовало, и хуже того, ему начало казаться, что в огне горит не Коннован, а он.
   Это брат Рубеус вытащил вампиршу. Брат Рубеус всех спас, а Вальрик... Вальрик в очередной раз доказал собственную несостоятельность.
   - Садись, - Рубеус показал на траву. Вальрик послушно сел и приготовился слушать, сейчас ему скажут... не известно, что, но заранее понятно, что ничего хорошего. Первый вопрос слегка обескуражил.
   - Как самочувствие?
   - Лучше, чем у нее.
   - У нее? За вампиршу беспокоишься? - Рубеус посмотрел как-то искоса. - Не волнуйся, через день-два и следа не останется. На них быстро заживает.
   - Угу.
   - Да и к боли они иначе относятся. У них болевой порог высокий. Или низкий? Никогда не мог запомнить.
   - Что такое болевой порог?
   - Ну... как бы это объяснить? Одним от искры больно, другие горящую головешку из костра голыми руками вытаскивают, и ничего.
   - Понятно, - на самом деле Вальрик не очень поверил в этот самый болевой порог, и в то, что рана заживет быстро - слишком уж страшно она выглядела: почерневшая, обуглившаяся кожа, темное, хорошо прожаренное мясо и тонкие ниточки сосудов, почему-то синего цвета.
   - В следующий раз, когда я говорю "назад", все отступают назад. Ты в том числе.
   - Хорошо.
   Похоже, брат Рубеус тоже ему не поверил, во всяком случае, вздохнул и принялся объяснять, что храбрость не всегда уместна, что иногда следует проявить благоразумие и не лезть на рожон... Вальрик кивал, плохо понимая, к чему все эти речи. Когда он успел храбрость проявить? Когда стоял и смотрел на пламя? Это называется храбростью? За это его упрекают?
   Тем временем за лопату взялся Ильяс, а вампирша, понаблюдав немного за работой, направилась к ним. Чего ей надо?
   - Как самочувствие? - Смешно, но разговор она начала с того же вопроса, что и брат Рубеус.
   - Нормально.
   - Я вижу, что нормально. В общем, я вроде разобралась с аптечкой... полезная вещь... если князь не возражает, то... можно будет по-настоящему полечить.
   - Он не возражает, - ответил Рубеус. - А да-ори уверена, что правильно разобралась с аптечкой?
   - Да-ори даже согласна сомнительные позиции на себе опробовать, - вампирша на недоверие не обидилась, только тихо добавила:
   - Рука прямо отваливается. Только лучше поторопиться, а то рассветет и... целый день потеряем.
   Трофейная аптечка - наконец, вышло разглядеть толком - ни капли не походила на набитую травами сумку отца Димитриуса. В кожаном ящике плотно лежали хрупкие баночки, белые полоски бумаги с непонятными надписями, сверточки и крошечные, с палец длиной, стеклянные трубки.
   Это лечение Вальрику понравилось: ни тебе горьких отваров, ни мазей, от одного запаха которых желудок наизнанку выворачивает, ни припарок на коровьих лепешках... Два круглых шарика и один укол. Расколотый лубок - Коннован сказала, что кости должны были срастись и теперь следует укреплять мышцы, но осторожно. И вместо деревяшки белая растягивающаяся ткань - эластичный бинт. Держит, но движений не стесняет.
   - Ну, а это в качестве завершающего штриха. Руку давай.
   Вальрик послушно протянул руку, смотреть, как стальная игла прокалывает кожу, было неприятно, зато после укола по телу прокатилась волна тепла, боль ушла, и появилось непреодолимое желание поспать, Вальрик сопротивлялся - никто ж не спит, так почему он должен? Но глаза слипались... если закрыть на минуточку, всего лишь на одну минуточку, то ничего не случится...
   Или на две...
   Можно и на три...
   - Эй, князь, - кто-то очень неуважительно тряс Вальрика за плечо, - вставай, ехать пора... ну и здоров же ты спать!
  

Карл.

   За несколько дней, проведенных в лаборатории, Карл сумел собрать довольно-таки подробный пакет информации о проекте "МТ". Изначально аббревиатура расшифровывалась как Маркони-Тихонов, а название Молот Тора появилось после первых испытаний, когда стала понятна мощь нового оружия. Кем были Маркони и Тихонов, Карл не знал. Их работы, как и имена надежно погребены под грифом "СС".
   Секретность превыше всего.
   - Это наш секрет, - Марек разламывает ленту аркана пополам, и та ложится на ладонь, послушная дохлая змея. - Ты понимаешь, как мы должны хранить такие секреты?
   Айша облизывает губы и, коснувшись своего ошейника, шипит. Она тоже понимает.
   А потом, много позже, первая назовет Марека Хранителем. В память о сохраненном секрете.
   Память прочь. Проснулась некстати. Не это прошлое искать следовало - другое, куда менее известное.
   Единственное, что удалось раскопать: Маркони и Тихонову принадлежала идея преобразования субьядерной энергии в геомагнитную с последующей трансформацией последней в неизвестного рода волны, которым тут же были присвоены имена первооткрывателей. Карл не мог назвать ни одного процесса, подобного этому. Он вообще не понимал, как такое вообще возможно, но разбираться, вникать в детали и продираться сквозь дебри формул и терминов было некогда, тем более, что в физике он не силен.
   А таблицы с результатами впечатляли: Молот Тора при минимальных затратах энергии давал такой всплеск "волн Маркони-Тихонова", что самые первые испытания едва не закончились плачевно. А мощь окончательной версии установки МТ-235 дробь 3 Карл испытал на собственной шкуре.
   - Гнездо, Гнездо...
   Расцветают ромашками ядерные базы, выплевывают в небо радиоактивную пыльцу. Дрожит воздух, пронизанный гамма-излучением, а города один за одним преврашаются в микроволновые печи.
   - Первый, это Гнездо...
   Первый ушел под воду, и вздыбившееся море погнало по побережью водяных коней, собирая дань за тысячелетия рабство.
   Корочкой на пироге хрустнула земля, выпуская горячую начинку. Первый, второй, сотый и тысячный. Сигналы о помощи сонмом летели к глухим небесам, а те, набрав полные рукава молний, сбивали комаров-истребителей, мух-бомбовозов и робких бабочек транспортных судов.
   Первый, второй. Спрятаться в щель, затаиться в робкой надежде, что минет. Что не выпустят ангелы из треснувших небес треклятую четверку, хотя она, безликая, уже гуляла по миру. Но надежда оставалась? Ты же выживал ради чего-то, Карл?
   Ради чего? Тогда и потом, позже, когда мир, утомившись умирать, решил выжить. Угомонилась конница морская, заросла земля и расколотое небо снова собралось синим зеркалом. Смотрите люди, радуйтесь.
   Выползали тараканами-таракашечками, растерянные-недодавленные. Озирались. Удивлялись Привыкали, принимая новые правила игры: нужна вода, еда, лекарства, одежда - добывай. Ищи. Отними. Убей. Не можешь сам? Найди того, кто может, кто сильнее, наглее, агрессивнее, признай над собой его власть и лови объедки. Унизительно? Жизнь стоит унижений.
   Ты ведь тоже унижался, Карл. Ползал по иссохшей груди матери-планеты, искал чего-то.
   Чего? И чего ради? Кого ради?
   - Мы выжили, - сказала Айша однажды. - Но это ненадолго. Они умрут и...
   Незаконченная фраза словно хлыст. Вперед погнала, заставляя делать и то, и это. Сгребать ошметки первой расы. Создавать. Строить.
   Время перемен.
   Ветра, неконтролируемые инициации и всплеск численност среди да-ори, в результате которой появились те самые тридцать тысяч. И с ними новая проблема.
   - Это ненормально, - Айша волновалась, Айша возмущалась, Айша пыталась найти поддержку. Карл был готов поддержать ее, хотя устал воевать, а дело шло к войне. - Карл, сам подумай, сегодня тридцать тысяч, завтра - пятьдесят, послезавтра - голод и война за ресурсы.
   Кое в чем она была права.
   - А их планы? Возрождение человеческой цивилизации! Мягкий патронат да-ори! - она фыркнула. - Кому это надо? И что это принесет? Марек полагает...
   Марек, Марек, Марек... только и слышно, что о Мареке. Ревность мешала мыслить здраво, какого дьявола он не погиб? Исчез, а потом появился, чтобы поиграть в политику? Совет... управление... чем управлять? Бандами молодежи, ослепленными своим кажущимся величием? Да плевать они хотели на постановления Совета, этих если чем и сломить, то силой. Уничтожить пару сотен, остальные и успокоятся.
   - Опять сердишься, - Айша села на колени, обняла и, прижавшись всем телом, прошептала, - Карл, пойми, молодежь - это так, временная проблема, а вот старые с их дикими планами - дело гораздо более серьезное. Война будет, Карл, обязательно будет... и мне не хотелось бы воевать с тобой.
   - Не воюй вообще.
   Тогда он был живым. Был ведь? Или уже устал и потому противился затее?
   - Нейтралитет не спасет. В совете чересчур уж много советников... обещай, что подумаешь? Хочешь, я останусь? Помогу?
   И осталась ведь. До начала войны... а после из восьми хранителей осталось четверо, правда, из этих четверых лишь Марек да Карл входили в состав первого Совета, зато Айша, маленькая жадная девочка получила желанное место.
   И почти сразу стала самостоятельной.
   - Ты ведь не сердишься, Карл? - она появилась как всегда без предупреждения. Она была самоуверенна и красива, белое платье, украшения черного агата... - В конце концов, ты только выиграл... ты жив, а они мертвы. Ты мне спасибо сказать должен.
   - Спасибо, - пожалуй, впервые не было желания прикоснуться к ней. И нет, он не выиграл - проиграл, потому что чувствует себя мертвым.
   Холодное касание губ, очередная игра, прикрытая вежливостью. Но он вышел из игр, переключившись на иные заботы: ветра, замки, эпидемии, граница... снова война... снова победа... исследования... одиночество, привычное и спокойное... рациональность. И Айша.
   И все же, если подумать, то странные у них сложились отношения. Айшины капризы, Айшины интриги, Айшины редкие появления, после которых приходилось выбираться из воспоминаний, долго и мучительно давить ревность, злость и иные эмоции.
   Да-ори в принципе не должны испытывать эмоций.
   На это надеялись те, кто создал да-ори. Увы, ошиблись, и порой Карл ненавидел их за эту ошибку, без эмоций было бы легче, без эмоций было бы проще. Без эмоций было бы не так интересно жить.
   - Стареешь, - сказал Карл своему отражению в мутном стекле. - Ностальгия замучила?
   Отражение не ответило. А и плевать, в конце концов, он нашел косвенное подтверждение Марековым словам: База N13 существовала, как и установка МТ. А значит осталось их найти.
   Единственно, несколько смутил документ, даже не столько документ, сколько записка, сделанная на обратной стороне какой-то ведомости, всего несколько фраз, нервный неровный почерк и совершенно неясный смысл.
   "Следует уделить внимание подбору сенсора. Дело не в способностях. Почему предыдущие варианты отказывали? Смерть в результате эмоционального шока? Успокоительное?"
   Последнее слово было подчеркнуто трижды.

Глава 2

   База - Тени.
   Срочно. Секретно.
   Почему молчите?

Фома.

   "А днем они спят сном беспробудным, и не слышат, и не видят ничего..." Фома погрыз перо, раздумывая, стоит ли так уверенно утверждать про то, что днем вампиры ничего не видят. Да и спят они не все время, вот, к примеру, в замке она не спала, ну или почти не спала днем, и в пещере, когда они отсиживались, решая, куда дальше путь держать, тоже не спала. Но все святые утверждали, что днем любая нечисть беспомощна... А святым веры больше, чем какому-то там послушнику, вот и приходится соответствовать.
   "А в лесу оказавшись, роют они ямы глубокие, в которые перед рассветом ложатся, да землей себя засыпают, чтобы земля эта их от солнечного света защитила". А вот это - сущая правда. Фома специально ближе подошел, чтобы ни одной детали не упустить.
   На дно грязной ямы вампирша набросала листьев. Укладывалась она долго, было видно, что лежать в яме ей неудобно и непривычно... конечно, в гробу всяк удобнее, там и грязи поменьше, и подушечку под голову подложить можно. Наконец, угомонившись, подала знак, чтобы засыпали. Вот тут Фома вообще ничего не понял: земли насыпали много, как на всамделишного трупа, и даже слегка утрамбовали сверху - Селимова инициатива, но всем остальным пришлась по душе. Весело было, пока брат Рубеус не увидел... А чего ругаться, если вампирша - мертвая? Это Фома сам решил, что она мертвая - живой-то человек в яме, землей засыпанной, день не пролежит, задохнется, а она так уверенно приказала, чтобы на закате раскопали... по всему, задыхаться не планирует. А кто способен не дышать? Только мертвяк.
   "А узнаешь место, где вампир хоронился, по тому, что земля там гибнет, пылью соленою обращаясь, деревья сохнут, травы прахом обращаются..."
   Ну не писать же про то, что могилу ногами утаптывали? Или что Селим незабудки для украшения приволок, а Край Нарема подбивал отходную молитву прочесть, чтоб с миром лежала. Баловство одно... Взрослые ж люди, серьезные, а брат Рубеус сказал, будто устали не только тела, но и души, и баловство это душу с разумом.
   А больше ничего интересного и не было. Князь целый день спал, и совсем не от усталости - Фома видел, как вампирша что-то с ним сделала, отчего тот прям на земле и заснул, а уже потом его брат Рубеус перенес и своим плащом укрыл, чтоб не застудился.
   Подозрительно это все, чтоб князь да вампиру свое здоровье доверил... недаром отец Димитриус - пусть душа его пребывает в райском блаженстве - сокрушался, что эта тварь из Вальрика всю жизнь высосала. Сему случаю отдельное внимание уделить надобно... а вот прямо сейчас Фома сядет и запишет. Все одно спать не хочется.
   "Вальрик, сын Володара, в пути слабость великую выказал: ехал молча, в седле едва держался да засыпал несколько раз, что свидетельствует о врожденном пороке телесном. Когда ж до бревна волшебного доехали, которое на вампиршу напало, то князь приказу брата Рубеуса не повинуясь, на месте остался...".
   На этом месте Фома задумался, стоит ли описывать данный эпизод подробно, а если стоит, то как бревно назвать? И писать ли, что оно для людей опасно? А если не опасно? Может оно специально вампиров ловит? Тогда выходит, что бревно то - полезное, и уничтожать его нельзя было. А если оно всех ест, без разбору? Тогда выходит, что брат Рубеус благое дело сотворил... А может и не Рубеус вовсе, вона как светом полыхнуло, будто от стрелы огненной...
   Кстати, красиво звучит.
   "И молитвою своею благочестивый брат Рубеус призвал с небес стрелу огненную, коя поразила тварь ужасную в самое ея сердце, а вампира, за то, что намерениям благим служит, огонь небесный пощадил, токмо кожу слегка опалило. Рана сия быстро затянется, ибо известно, что Дьявол служителям своим силу превеликую дает, которой и раны, и саму смерть превозмочь можно. Печально видеть, как сила эта человека приманивает. После случая с тварью неизвестной, когда отряд наш лагерем военным на отдых стал, Вальрик, сын Володара, князь названный, призвал к себе вампира и долго беседовал о материях чуждых..."
   Фома перечитал: складно получается, особенно понравилось про лагерь и чуждые материи. Но ведь правда, о чем еще с вампиром беседовать, как ни о Дьяволе?
   "...а опосля беседы накормила она князя зельем тайным, после чего упал Вальрик на землю, сном беспробудным заснув. Печально мне писать об этом, да правда всего превыше: в опасности большой душа князева находится, вот-вот отвергнет он Слово Божие и переметнется на сторону сил темных. Молюсь за душу его... да простит Господь дитя неразумное... да подарит ему покой..."
   Правда, сейчас князь был более чем спокоен: дышал ровно, глубоко, щеки порозовели, и улыбка появилась, видать, что-то приятное во сне увидал.
   Вздохнув, Фома поскреб пятна на пальцах - чернила попались до того въедливые, что даже в воде не отмывались, для книги, конечно, хорошо, но вот для одежды не очень. Правда, на костюм, братом Анджеем принесенный, тоже черного цвета и оттого грязь на нем не заметна... Мысли окончательно отвернулись от книги... А может, лечь и поспать? Морли сказал, что ночью снова в дорогу, а там дальше вообще неизвестно, что будет.
   Фома улегся поближе к сложенным кучей седлам - если под голову подложить, то не хуже подушки - и закрыл глаза. Последняя мысль была совершеннейшей глупостью: а если могилу колом осиновым проткнуть, оживет вампирша или нет?
  

Коннован.

   Первый блин, по обычаю, вышел комом - яма получилась чересчур глубокой, и земли слишком много навалили, давит, ни повернутся, ни шелохнутся. Впрочем, шевелиться надобности не было, и организм сам включил механизм спячки и... это не являлось сном в полном смысле слова, пограничное состояние, при котором я великолепно понимала, что происходит вокруг, но при этом была абсолютно беспомощна.
   Дождевой червь прокладывает себе путь среди тяжелых комков земли...
   Крот проверяет тоннели...
   Сверху гул... голоса... не разобрать... Люди... спорят, задохнусь или нет. Зря спорят: воздух мне почти не нужен. Мне почти ничего не нужно, немного покоя и чтобы рука зажила. Она и не болит уже, так дергает противно. Заживает.
   Время тянется медленно-медленно. Несколько раз мне начинало казаться, будто день давным-давно закончился, люди ушли и специально оставили меня здесь, но это было нелогично. Карл учил, что во всем надо полагаться на логику... Карл умный, он бы обязательно выбрался из этой передряги еще до того, как крепость захватили. Интересно, а он уже знает про тангров? Должен. Он ведь Хранитель. Но почему тогда он раньше не увидел опасности? Ошибся?
   Хранители не ошибаются - это аксиома. Сейчас, скорее всего, Совет собирает общее войско, которое сомнет наглых пришельцев и отбросит их на старые рубежи, а то и дальше. Мы не любим чужаков...
   Мы... я-то уже не являюсь частью мира да-ори, значит, следует говорить "они". Господи, как хочется домой, в Орлиное гнездо, к чистым коридорам, уютным комнатам, библиотеке с бесконечными рядами полок - уверена, ни в одном человеческом городе такой нету - и лаборатории. Хотя по лаборатории не скучаю, это вотчина Карла, и мне туда доступ заказан, разве что в качестве участницы очередного эксперимента.
   Не люблю эксперименты, зачастую они довольно болезненны.
   А наступление ночи я почувствовала по тому, как торопливо, жадно земля глотала тепло, нагреваясь и вместе с тем замирая в странном предчувствии. Было в нем что-то от испуга, что-то от усталости, что-то от обыкновенного, вполне человеческого сна.
   Когда же солнце убралось с небосвода, мир в очередной раз перевернулся наизнанку, выпуская на свободу существ, более привыкших к темному времени суток.
  
   К моменту моего пробуждения лагерь был свернут, кони заседланы, а люди готовы продолжать путь.
   Мы снова выбрались на тропу. Лошади шли неспешной убаюкивающей рысью, а окружающий лес, постепенно наполнявшийся звуками и запахами, больше не казался таким уж чуждым. Ехали мирно, спокойно, почти как на прогулке, и это-то спокойствие едва не сгубило: возмущенно заскрипела, падая поперек тропы, сосна. Сыпанула мелкой иглой, а в следующее мгновенье следом полетели стрелы...
   - На землю! - Заорал Меченый, - Назад! Мать...
   Второе дерево с протяжным полувздохом-полускрипом рухнуло сзади, отрезая путь к отступлению. Стрела, пробив куртку, воткнулась в плечо. Больно! С лошади я не спрыгнула - скатилась - и сразу же нашла цель. Целей было много, смутные черно-серые пятна, родные этому месту и невидимые нам. Два выстрела - две покатившиеся по земле тени. Рядом злобно застрекотал автомат. Кусты по правую сторону дороги отозвались воем. Хлынуло. Выплюнуло черно-серой массой. Оскалило клыки, опережая выстрел. Черта с два! Грохот. Кровь. Грохот. Грохотгрохотгро... Захлестывает.
   Лошади визжат. Люди, сбившись в стадо, отстреливаются.
   Вальрик! Где князь?!
   Потерялся в этом месиве из обезумевших лошадей, растерянных людей и неизвестных тварей.
   Одна из них, вооруженная здоровенной дубиной, летела прямо на меня. А патроны закончились... нырнуть под руку - дерево с хрустом врезалось в дерево. А лезвие ножа вспороло глотку. Кровью окатило. Скользкая. Горячая. Не вкусная.
   Потом. Слева. И справа тоже.
   Удар-отступление-удар... раз-два-три... бой похож на танец... шаг влево - из распоротого брюха сизыми змеями сыплются кишки. Шаг вправо - удар по глазам и еще один в основание черепа. Вниз и в подбородок... Прыжок и сзади...
   Не отступать, не паниковать, не сбиваться с ритма. Не отвлекаться. Выстрелы еще слышны, но все реже и реже... не хочу даже думать о том, что происходит с людьми.
   Место мало.
   Удар копытом. Удар дубиной. Удар ножом. Удар-удар-удар.
   Ненавижу.
   А потом твари отступили... Замерли серой волной у прибрежного мола, и схлынули. Почему? Какая разница, главное, могу вдохнуть. И дух перевести, хотя расслабляться рано. И в унисон моим мыслям в ночи раздалась команда:
   - Собраться! Зарядить оружие!
  

Карл.

   Последний из найденных документов представлял собой служебную записку на имя начальника научно-исследовательского сектора лаборатории Авдина С.В., с просьбой предоставить в распоряжение второй группы Полигон для проведения полевых испытаний установки МТ-740 повышенной мощности. А также обеспечить своевременную доставку на полигон "спецконтингента". Датировалась бумага 25 сентября, а катастрофа произошла 1 октября. Значит, полигон предоставили. И спецконтингент, надо полагать, тоже. И не случайна была та записка... сенсоры, мать их, всплыли.
   А связь какая? Молот-сенсор-полигон. Последнее - единственная более-менее реальная величина.
   Полигон... еще воспоминания, казалось бы затертые и заваленные хламом новых. Аномалия подбрасывает? Копается в голове, как нищенка в канаве с отбросами. Находит съестное. Радуется. А Карла корежит.
   "Если ты молод, силен и хочешь послужить Родине..."
   "Встань на защиту своей страны..."
   И незабвенное: "А ты записался добровольцем?"
   Карл записался и долго проклинал тот день и свою глупость. Сортировка. Медицинские тесты. Снова сортировка. Снова тесты. Лаборатория-тюрьма на два года. Палата - камера-одиночка. Спецупражнения. Спецдиета. Спецподготовка. Спецназначение.
   - Организм превращенного стремится к стасису, - толстый профессор ходил от стола к столу, не решаясь приближаться к добровольцам. От его постоянно пахло съестным, чаще котлетами, и этот запах выводил из равновесия, заставляя мечтать о невозможном. А он не замечал и болтал глупости. - Любое изменение подлежит немедленному исправлению. Свежие шрамы, татуировки и прочие мелкие шалости исчезнут раньше, чем вы успеете удивиться. Этот же принцип срабатывает и в плане более масштабных изменений. Вы не сможете потолстеть, похудеть, накачать мышцы или отрастить волосы... все параметры закреплены на генетическом уровне...
   Толстяк-профессор ошибался: изменения происходили, но очень, очень медленно, ну да не в них дело, дело в Полигоне.
   Само превращение осталось в памяти сплошным комком боли, окрашенной отчего-то в сине-зеленые тона. С тех пор Карл на дух не переносил ни синего, ни зеленого.
   Им даже не дали оправиться от перенесенного шока. Крытый грузовик с облупившимися зелеными бортиками - Карл до сих пор помнил трещины? образовавшие почти правильный треугольник на краске - бесконечная дорога с бесконечными колдобинами, каждая из которых причиняла боль.
   - Привет, меня зовут Айша, - светловолосая девушка поежилась. - Холодно здесь, правда?
   Карл молча отдал свою куртку.
   - Спасибо, - она облизала губы и, пересев поближе, сказала. - Вдвоем теплее будет. Я - мелкая. А ты всегда такой?
   - Какой такой? - машину тряхнуло на очередной колдобине, и девчонка - кто ее только в Проект взял - оказалась в опасной близости.
   - Мрачный, - она смотрела смело. Черные глаза, белые волосы... черно-белая гамма, ставшая впоследствии привычной, как сама Айша. - Не знаешь, куда нас везут?
   - На Полигон, - ответил он. И помнится, отвернулся. Разговаривать с ней не хотелось, а машина все ехала и ехала, то медленнее, то быстрее. И Айша не умолкала. Болтовня ее вдруг стала казаться чем-то таким, неотъемлимым, вроде глухого рокота мотора. Да и сама она... сама она была подарком. Нечаянным, нежданным, и отравленным, как все человеческие дары.
   Но тогда он думал иначе.
   И продолжает цепляться за те, прошлые мысли. Или его цепляют на них, как рыбку на крючок.
   Тогда уж лучше о Полигоне и пустыне. Серо-черная Атакама: горы, сухой воздух, песок и жажда, не крови - воды, а ее выдавали по норме. Кто-то решил, что норма - лучший стимул. Кто-то решил, что да-ори - больше не люди. Карл очень надеялся, что этот мифический "кто-то" в последствии сполна за все ответил.
   Полигон был адом. Полигон был домом, единственным доступным Карлу и другим тоже. И со временем ненависть к серой пустыне, бетону, решеткам и вынужденному одиночеству, разделенному на двоих - уже чуть легче - сменилась пониманием. Карл вряд ли вспомнил бы момент, когда четко осознал, что он - и в самом деле не человек. А следовательно, никаких обязательств перед людьми не имеет.
   - Сволочи они, - Айша сидела в дальнем углу ангара. Плакала и стыдилась слез, и его тоже стыдилась. - Юрку помнишь? Русского этого? Смешного? Они его... в лабораторию... устойчивость к сериям препаратов.
   Наверное, она спала с Юркой, а может, боялась, что и ее тоже в лабораторию заберут. Или Карла. Или еще кого-то из тех, кого называли теперь вежливо - спецконтингент.
   - Почему они такие? А я, почему я такая? - она дернула Аркан и заскулила, верно, поводырь решил наказать за непослушание. - Ненавижу!
   Стопка листов, выскользнув из рук, разлетелась по полу.
   Замечтался? Хватит уже. О деле думать пора, потому как ощущение присутствия из головы убралось, унеся с собой гнилые мысли.
   Полигон номер тринадцать. Полигон как правило закреплялся за базой, номер которой и носил. Значит, вот она, База номер тринадцать. Чертова дюжина. Чертовы земли. Чертов полигон.
   Карл невольно улыбнулся, подобное совпадение забавляло.
   На белом листе пластбумаги остался четкий отпечаток ботинка. Поднять что ли? Карл не любил беспорядка. С другой стороны, кому нужен порядок здесь?
   Никому. С фотографии в стеклянной рамке радостно улыбалась блондинка. На Айшу похожа, на ту, которая в машине ехала, и плакала в углу ангара. Фотографию Карл забрал. Пригодится.
  

Вальрик.

   Когда упавшее дерево закрыло тропу. Вальрик сразу понял, что происходит: разбойники, которых отец в позапрошлом году взял, точно так же действовали - валили дерево, и пока растерянные купцы по сторонам глядели, выбивали всю охрану.
   Может быть, именно это знание и спасло жизнь: Рубеус, Морли да и остальные глазели на дерево, а Вальрик уже спрыгнул с лошади да, не глядя, пальнул в кусты. Ох, что тут началось - форменный ад, аккурат такой, про который отец Димитриус рассказывал. Серые черти наступали со всех сторон, хорошо хоть вооружены были не автоматами, а дубинами. Вальрик стрелял... стрелял... стрелял... а чертей все прибавлялось. Потом рухнуло второе дерево, и князь окончательно перестал понимать, что происходит.
   Курок защелкал - пора доставать второй пистолет. Главное, не останавливаться. Черти боятся грома, после каждого выстрела шарахаются в сторону. Но слишком много. Патронов не хватит, нужно беречь. Но мысль об этом была какой-то несвоевременной и князь отпихнул ее в сторону.
   Рядом дрался Морли, орудуя винтовкой, как дубиной. А вот у Вальрика винтовки нету, незаряженным пистолетом много не навоюешь. Нож? Вон Коннован мельницей вертится, ножом будто саблей серых валит.
   У него так не получится. А твари со всех сторон лезут.
   Отступать? Назад, к дереву, если за спиной будет опора, он продержится. Сколько? Вальрик не знал, сколько получится, столько и продержится.
   Щелчок. Патроны закончились, и Вальрик достал нож. Ну, теперь только на Господа надежда! Ближайшего из чертей затоптала взбесившаяся лошадь, князь сам едва успел увернуться. Боже мой, сколько же их? Удивительно, но тело действовало само, почти как тогда, в зале, когда он дрался против братьев, правда с одной разницей - теперь Вальрик убивал.
   Удар - серый оседает на землю, еще удар - противник роняет дубину, он ранен, но жив. Плевать, главное, чтоб под ногами не мешался. Слева тень - повернуться и принять на нож. Главное не останавливаться, главное вперед.
   Вальрик пробивался к дереву с непонятным ему самому остервенением, ему казалось, что стоит добраться до цели и это безумие прекратиться. Добрался, но серые продолжали наседать, а он продолжал отмахиваться. Мышцы болят, дышать тяжело и нож словно свинцовый. Между ветвей Вальрик заметил Фому - сидит в обнимку со своей сумкой, трясется, но в бой не лезет - правильно, не хватало еще, чтобы всякие тут под ногами крутились.
   Нож увяз в горле очередной твари и... ну все, теперь точно конец, странно, но Вальрик не чувствовал страха - только сожаление, что успел так мало. И только когда тяжелая ладонь Морли легла на плечо, князь понял, что бой закончился.
   Брат Рубеус отдавал команды, но у Вальрика не осталось сил даже на то, чтобы перезарядить пистолеты, да реши сейчас черти пойти в атаку, он бы и то не шелохнулся. Но, похоже, что твари убрались окончательно.
   Повезло.
   - В порядке? - На вампиршу было страшно смотреть - всклоченная, грязная, но страшно довольная жизнью. Ну да, ей же нравится убивать.
   - Эй, князь, ты не ранен?
   - Цел. - Вальрик ответил лишь для того, чтоб она отвязалась со своими вопросами, но не удержался и сам спросил: - А остальные?
   - Ингар, и братья... - ответила она. - Трое всего.
   За эти "трое всего", сказанные нарочито безразличным тоном, Вальрик был готов убить Коннован. Всего трое, да?
   Ингар, старательный, серьезный и вместе с тем удивительно доверчивый во всем, что касалось слухов. Тилор и Тилар, до того схожие друг с другом, что, казалось, это один и тот же человек, который вдруг разделился надвое. Они все делали вместе, и шутили, что умрут тоже вместе, и вышло так же... А она говорит "всего трое".
   - Мы могли потерять гораздо больше, - тихо сказала вампирша. - А что до тех, кто погиб, то... это закономерно. На войне всегда убивают.
   Наверное, она права, наверное, глупо горевать о гибели трех людей, которых, если разобраться, то не так хорошо и знал. Наверное, правитель вообще не должен задумываться о чьей бы то ни было смерти, но... но на душе было тошно. Как если бы он сам, лично, приказал казнить Ингара и братьев.
   - Не думай, - посоветовала Коннован. - Лучше отдохни, пока мы тут... разберемся. Пистолеты вон перезаряди, а то мало ли что...
   Ну конечно, он сам должен был догадаться про оружие. И к пистолетам испытал острое чувство благодарности: если бы не они, в отряде стало бы еще одним воином меньше. Хотя, конечно, какой из него воин, так, недоразумение одно...
   Мертвых тварей на земле валялось не так и много, десятка два от силы...
   И пользуясь передышкой, Вальрик склонился над одним из поверженных существ. Отец учил, что врага нужно знать в лицо, но у этих созданий не было лица...

Глава 3

   Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу...

Фома.

   "А обликом нападавшие обладали звериным...". Фома на минуту задумался, может стоит написать, что твари "походили на зверей диких". Нет, первый вариант определенно лучше, да и более соответствует истине.
   "Росту невеликого, сплошь поросшие шерстию серою, косматые да нечесаные". Существо, лежащее на земле, и впрямь выглядело весьма волосатым. Фома даже осмелился потрогать - на ощупь шерсть была жесткой и грязной, совсем как у дворового пса. И морда на собачью похожа: вытянутые челюсти, высокий, крутой лоб, острые уши, и длинные, выпирающие вперед клыки.
   "Силой немеряной твари обладают, и доказательством тому - деревья с корнем вырванные, с которыми нежить сия на нас напала. Только заступничество Господа да Девы Пречистой спасло нас от гибели верной...".
   Ну еще пистолеты и ножи - о бое Фома вспоминал с содроганием. Хорошо, что посчастливилось оказаться возле упавшего дерева, ветви которого послужили укрытием. Конечно, поступок не из тех, которыми следовало бы гордиться, но он же не воин, он всего-навсего послушник.
   "Еще следует упомянуть, что внятной речью или иными признаками разумности существа сии не обладали, посему надлежит отнести их к темным животным, которые не имеют души, однако же и не являются в полной мере служителями Дьявола, ибо не воля Повелителя тьмы толкает их на дела непотребные, а токмо собственная натура".
   Или все ж таки разумные? Вон, из луков обстреляли. Правда, луки те плохонькие, слабые, только одного и ранили, но ведь дело не в количестве, а в том, что они вообще луки использовали. И дубины. И кой-какая одежда имелась. У одного, с простреленной головой, даже шерсть была разукрашена белой краской, а на груди висело ожерелье из звериных клыков.
   Так что ж писать: разумные или не разумные? Или вообще ничего не писать?
   - Фома, помоги! Хватит глупостями заниматься! - Громогласный бас Морли вырвал из раздумий. Ну да, как же, разрешат ему посидеть, подумать, когда столько работы вокруг. Отлынивать Фома не собирался, но ведь он не глупости творит: он неизведанное описывает, за-ради потомков.
   - Повезло, гляжу, ни царапины на тебе.
   Фома не совсем понял, упрекнул его Морли, или же позавидовал, но ведь и сам толстяк вышел из боя целым.
   - Учить тебя надо... - ворчал Морли, - а то так и помрешь, под деревом сидя... вон на князя посмотри, вчера едва на ногах стоял, а сегодня настоящим бойцом себя показал...
   Непонятно отчего сравнение задело Фому. Подумаешь, боец, убивать - наука нехитрая, а вот попробовал бы князь книгу написать или еще чего полезного сделать, так еще не известно, вышел бы с него толк или нет.
   А работы нашлось много: лошадей успокоить, вещи разбросанные собрать, раненых перевязать... правда, ранеными - Слава Господу, таковых сыскалось немного - занялась вампирша. Фома только подивился, увидев, с какой ловкостью она зашивала рваную рану на плече Селима, а кровь останавливалсь прямо на глазах. Ну не чудо ли?
   Не чудо - знание, тайное, украденное у людей. И вампиры обязаны вернуть его законным владельцам.
   Мысль о знании и о том, сколько жизней могло бы оно спасти, прочно засели в голове Фомы, настолько прочно, что только исполненные непристойной, почти преступной торопливости похороны, придали им другое направление.
   "С прискорбием великим вынужден поведать я о гибели славных воинов... Новость сия великой печалью легла на сердце, ибо знал я людей этих, храбростью, силой да чистотой души славных, пусть примет их души Господь, которому служили они верно. Аминь. Но в силу обстоятельств определенного характера не могли мы умершим дать надлежащего упокоения. Оттого в мудрости своей брат Рубеус велел подвесить тела на деревья, дабы ни звери дикие, ни твари неведомые не потревожили покой павших. И поклялись мы: буде приведет кому либо из нас воротиться в места эти, погребение должное устроить".
   Фома проговаривал слова про себя, и на душе становилось легче. Перед глазами стояли темные свертки - тела, перед тем, как поднять на ветки, укутали в плащи - а в ушах звучал спокойный голос брата Рубеуса:
   - И да пребудут души их в мире...
   В мире... какой может быть мир, когда вокруг война? Когда твари, стрелы, дубины и кровь? Почему лошади уцелели почти все, а люди погибли? Зачем вообще нужно было лезть в Проклятые земли?
   И зачем брат Рубеус отдал Ингарову саблю твари? В этом поступке Фоме чудилось нечто оскорбительное, сродни настоящему святотатству, но разве ж его послушают?
  

Карл.

   После вони на объекте стерильный воздух мертвого города казался даже приятным. Во всяком случае первые несколько секунд. А все-таки отвратное место, хорошо, что нет нужды оставаться здесь и дальше.
   Пустые улицы, мертвые дома, черные глазницы окон и чертова плесень цветными разводами. Не вляпаться бы. В той стороне, где предположительно находился север, плесени было больше. Она разрасталась, пятна смыкались и местами образовывали сплошной ковер, весьма мерзопакостный с виду. Поначалу Карл собирался обойти, но на осклизло-светящейся поверхности четкими черными пятнами выделялись следы протекторов. Ширина колес и характерный рисунок говорили в пользу военного транспорта, хотя конечно тогда половина транспорта была военным... и все-таки.
   Сам грузовик так и стоял на выезде из города, прямо возле серой коробки пропускного пункта. Опущенный шлагбаум с запрещающим проезд "кирпичом" и вывеской, на которой на трех языках выведено - "Остановиться. Предьявить документы. Дальнейшее продвижение по пропуску категории "А"". У поста Карл задержался, не столько из интереса, сколько в надежде отыскать что-либо полезное, к примеру карту. Он даже в кабину грузовика заглянул - чисто и пусто, на сиденье автомат, фляга с водой и Библия - "Новый завет". Отчего-то книга взбесила новым тычком из прошлого...
   - Сила человека в вере его, - худой проповедник вещал, облокотившись на кафедру, черные рукава свешивались вниз, а на запястье белел браслет Аркана. Человек изредка прикасался, точно проверяя, на месте ли, не исчез ли. Человек ненавидел сидящих в зале. И лицемерно говорил о Боге.
   - Сила народа - в единстве. Не президент, не канцлер, не король - но только Бог способен объединить нас в единый кулак! И сказано - воздасться каждому по заслугам его!
   Слова патетичны, а голос вялый, леноватый, и видно, что не хочется ему говорить о Боге, что не понимает, зачем это нужно, и всего лишь исполняет приказ. Кто-то сверху решил привязать спецконтингент... или не привязать, а предоставить отдушину или возможность компенсации.
   - Церковь осуждает убийство, - Марек позволил себе вклиниться в беседу, и человек вздрогнул. Он не ожидал, что с ним будут разговаривать. - Следовательно то, что происходит, противно воли Господа.
   - Папа Римский, - легкое раздражение и пальцы, замершие на металле Аркана, - буллой своей ясно показал, что Церковь благословила войну.
   - А Бог? - Марек нарывался, наверное, задумал что-то, Карлу же было все равно, в Бога он не верил и до инициации, а после - и подавно. Бог - это чтобы людям легче жилось, а да-ори оправдания не нужны. Да-ори делают то, для чего созданы - исполняют приказы. А уж тот, кто эти приказы отдает, пусть сам о своей совести и заботится.
   - Бог тоже благословил? - Марек настойчив и нагл, глядит прямо в глаза проповеднику и тот отступает, смутившись. Но тут же берет себя в руки и громко, ясно и жестко отвечает.
   - Его Святейшество, являясь преемником Иисуса Христа на земле и пастырем всей католической церкви, озвучивает официальную позицию церкви. И Бога в том числе.
   А спустя три дня после той шутки Марек исчез. Признаться, тогда Карл испытал некоторое облегчение, все-таки глупо было бунтовать с арканом на шее. Тогда еще никто не задумывался, что ошейник можно снять.
   Библию Карл не тронул - черную обложку покрывала мелкая светящаяся сыпь плесени. Наверное, теперь это была очень святая плесень.
   На блок-посте тоже ничего полезного не нашлось: колода карт, китель и фуражка с эмблемой британо-русской конфедерации, пара автоматов, значок снайпера третьей степени и бутылка водки. Водку Карл разлил по стаканам, которые нашлись тут же, и расставив на столе, сказал:
   - Покойтесь с миром.
   Вот уж вправду Аномалия. Прежде такой сентиментальности он за собой не замечал, но... пусть будет дань памяти.
   По обочине заплесневелой дороги он шел, не оборачиваясь, далеко впереди темнела рваная полоса леса.
  

Коннован.

   Со времени ночной стычки прошло три дня, вернее, три ночи, наполненных бессмысленными спорами - люди обожают ругаться по пустякам - и унылым движением. От Проклятых земель я ожидала чего-то другого, к примеру, чудовищ, опасностей неведомых или просто какой-нибудь гадости, но время шло, лес редел, готовясь отступить перед пустыней, а ничего не происходило. И это кажущееся спокойствие настораживало.
   На Проклятых землях по определению не может быть спокойствия.
   Ближе к рассвету мы добрались до небольшого ручейка, зажатого между двумя невысокими холмами, мне они напомнили гигантских черепах - темные панцири из зеленоватого камня и вытянутые вдоль ручья песчаные шеи. Холмы не были препятствием, наоборот, место весьма удобно для дневки: тут и вода, и укрытие в виде обнаруженной Селимом пещеры, и лес рядом. Лагерь разбили быстро, и вскоре расседланные лошади получили возможность напиться всласть, а из повешенного над огнем котелка потянуло мясным ароматом.
   Все было слишком хорошо, чтобы продолжаться сколь бы то ни было долго.
   Характерные бледно-розовые пятна на руках Меченого я заметила случайно, когда Рубеус, пожаловавшись на жару, скинул рубаху. Было действительно жарко, но не настолько же. Впрочем, остальные не придали сему факту значения, а я... Не знаю, что толкнуло меня подойти к этому человеку поближе - бог ли, бес ли или просто шестое чувство, которое люди приписывают нашему роду, но факт остается фактом: преодолев неприязнь, я подошла к Рубеусу и поздоровалась. Меченый в ответ буркнул что-то совсем уж невнятное, но пересаживаться на другое место не стал: в данный момент ему было слишком жарко, чтобы обращать внимание на мелкие неудобства, вроде меня. Хмурый монах тяжело дышал, а по обнаженным плечам катились ручьи пота. Да что там ручьи - целые реки. Жар, исходивший от него, ощущался на расстоянии. И не даром люди инстинктивно сели подальше от Меченого - чуют болезнь, хоть и не отдают себе отчета.
   А я только успела подумать, что нужно срочно диагностировать, что за заразу он подхватил, а как увидела пятна: горячие, живые сгустки чуждой плоти, намертво вросшие в кожу. Они пульсировали в такт сердцу и поили его жаром, который и мучил брата Рубеуса.
   Розовый туман? Невозможно! Его больше нет, он ушел в прошлое вместе с лабораториями, атомными бомбами и самоей человеческой цивилизацией. Но от Меченого отчетливо пахло кровью и смертью, сладкой, страшной, ласковой смертью. Сахарная патока и кленовый сироп - специфический, ни с чем несравнимый аромат "розового тумана", не понимаю, почему я раньше не почувствовала его.
   Рубеус смотрит на меня со странным выражением. Ему плохо, пятна жгут, чешутся, но гордость не позволяет просить помощи у вампира.
   Если вглядеться, то видно, как пятна-звезды тянут друг к друг черные лучи, разрывающие кожу, и кровь, соприкасаясь с ними, становится ядом. Скорее всего, именно "туман", но я должна убедиться окончательно.
  -- Руку.
   Брат Рубейс без возражений протянул. Осторожно, кончиком когтя я нажала на пятно.
  -- Больно?
  -- Нет.
  -- А теперь? - Я вспорола кожу над пятном, из раны хлынула темная и неестественно густая кровь.
  -- Немного.
  -- Жарко?
  -- Очень.
  -- Голова кружится?
  -- В ушах звенит постоянно. И все вокруг такое смешное... розовое. Что со мной?
   Что ж, теперь я с чистой совестью могла ответить на этот вопрос. Шум в ушах, жар и пятна, на месте которых полностью пропадает чувствительность - характерны для многих болезней. А вот розовая пелена перед глазами - несомненный признак вируса STV5-L3, или, проще говоря, "розового тумана".
   - Тебе лучше прилечь пока, - я сгребла кучу листьев и бросила сверху плащ. Рубеус не стал спорить и возражать, что ему уже лучше, лег и закрыл глаза.
  -- Я умру?
  -- Да.
  -- Больно будет?
  -- Нет.
   Розовый туман - штука милосердная. Будет жарко, но вслед за жарой придет спасительное безумие, мягкое, как цвет тумана. Человек перестанет чувствовать собственное тело, ему будет казаться, что он парит в невесомости под теплыми лучами солнца. И радостный, он станет смеяться, подыхая.
   Я знаю. Я видела записи.
  -- И сколько мне осталось?
  -- Неделя. Возможно две.
   Болезнь зашла слишком далеко. Пятна появляются на последней стадии, когда всякое лечение теряет смысл. Впрочем, оно и раньше было бы бессмысленно, ибо, невзирая на долгий по сравнению с другими боевыми вирусами, латентный период - дня три-четыре - STV5-L3 смертелен, а противоядия отыскать пока не удалось. Радует лишь то, что "туман" передается исключительно через кровь, значит, остальным членам отряда ничего не грозит. Вот интересно, где и как Рубеус подцепил эту штуку.
  -- Долго. - Пожаловался он. - И жарко. Воды дай.
  -- Она лишь ускорит агонию.
  -- Плевать. - Рубеус сел. - Я все равно труп, так какая разница, днем раньше или днем позже.
   Для него, может, и никакой, а вот отряд лишится хорошего бойца. Да и Вальрик остатки здравого смысла потеряет. Нет уж, Рубеусу придется жить столько, сколько его Богом отпущено, ни на день раньше он не уйдет. Осталось выяснить еще один вопрос.
  -- Почему ты не сказал, что ранен?
  -- Какая разница.
   Значит, моя догадка верна: нашего железного брата при стычке в лесу задели, а он из чистого упрямства смолчал, за что и расплачивается. Рана-то рваная, с омертвевшими бело-лиловыми краями и опасной чернотой внутри. Чем они его так? Клыками? Похоже на то. Значит, симбиоз? Вместо яда - вирус? Да нет, вряд ли, скорее всего случайность, Рубеусу не повезло столкнуться с больной тварью. Рубеусу адски не повезло.
  -- Еще раненые, кроме тех, кого я в лесу перевязывала, есть?
   Ответом мне было презрительное молчание. А не так давно люди с готовностью принимали мою помощь, а теперь, после трех дней относительно спокойного существования снова вернулись к мысли, что я - тварь и нежить, и, следовательно, отвечать на мои вопросы ниже их человеческого достоинства. Идиоты, можно подумать, это мне нужно, мне-то как раз "туман" не страшен.
  -- Отвечать! - Гаркнул Рубеус. И тут же закашлялся.
   - Пить дай, - повторил он просьбу.
   Воды ему нельзя, а вот вино... алкоголь замедляет течение болезни, как-то на основе этилового спирта даже пытались создать лекарство, но не вышло. Карл сказал, что это направление бесперспективно.
   Флягу с вином Рубеус опустошил за три глотка и задышал ровнее.
  -- Морли?
  -- Я цел, - пробурчал толстяк. - Говорил же тебе, что нужно было вином промыть, а не чесноком толченым сыпать!
   А вот и еще одна разгадка: запах чеснока перебивал аромат крови. Поэтому я и не поняла, что Меченый ранен. Он усмехнулся, знал, что делает, упрямый человек. Ну и сам дурак, если помрет.
   Остальные члены отряда, под пристальным взглядом Рубеуса, вставали и божились, что не ранены, а если и ранены, то чувствуют себя хорошо. Хотя и так видно, могла бы сообразить, что если никто больше от жары не страдает, то и больных нету.
   Следующие часа два я занималась неприятной работой: вскрывала пятна, выпуская застоявшуюся кровь. Меченый отнесся к процедуре с философским безразличием, больно ему не было, хоть люди и морщились всякий раз, когда коготь вспарывал очередной гнойник. Процедура оттянет неизбежный конец, да и Меченому полегче станет - жар уйдет, но лишь до тех пор, пока не созреют новые каверны.
   Пещера оказалась достаточно глубокой, чтобы я могла работать, не опасаясь солнца. Можно сказать, что с убежищем нам повезло, да только никто не решался заговорить о везении. Люди вообще разговаривали исключительно шепотом и старались держаться снаружи. Их страх перед болезнью был очевиден и понятен. Я когда-то точно так же боялась и страдала от понимания, что ничем не могу помочь маме, братьям, сестричке своей... и себе самой. Но я-то, в отличие от родных и любимых мною людей, выжила, и до сих пор иногда кажется, что таким образом я их предала.
   В конце концов, Рубеус заснул, а я, присев рядом, начала мысленно перебирать все известные способы борьбы с "розовым туманом". Бесполезно, монах обречен.
  -- Он умрет? - Вальрик с некоторой опаской присел рядом с Меченым. Мальчик был бледен и явно нервничал.
  -- Да.
  -- И ничто-ничто не спасет?
  -- Нет.
  -- А если я прикажу? - Он, нервно сглотнув, уставился на меня круглыми глазами. - Я ведь могу тебе приказать?
  -- Можешь.
  -- Я приказываю: спаси его! Пожалуйста!
   Я бы спасла, только кое-что выше моих сил. Но как объяснить очевидное тому, кто не желает понимать? И тому, кто готов отстаивать свое непонимание Арканом.
  -- Видишь ли... я могу лишь сделать так, что он проживет дольше. На день-два, три, при хорошем раскладе - на неделю, но это все. И тебе подходить не рекомендую, это заразно.
  -- Ну и что? - Вальрик шмыгнул носом. - Я все равно не уйду.
  -- Не уходи, но и не приближайся, потому, что, если ты заболеешь, то умрешь.
  -- И ты тогда тоже умрешь! - Мстительно заявил он.
  -- Умру. Все когда-нибудь умирают. У тебя вино есть?
  -- Вот. - Княжич протянул плоскую флягу, надо же. Серебряная, изящная, с гравировкой и закручивающейся крышкой, такая в здешнем мире дорого стоит.
  -- Это для него, - на всякий случай пояснила я. - Воду нельзя, а вино можно.
  -- А кровь?
  -- Что?
  -- Кровь можно? - Переспросил Вальрик. - Меня отец одно время кровью велел поить, чтобы сильнее стал. И болезни всякие лечат, если человек крови много потерял или лихорадка. От лихорадки кровь помогает, если свежую пить!
   А в этом что-то было. Переливание? Нет, это уже пробовали, не помогало, но вот чтобы пить... До подобной дикости раньше не додумались. Пить кровь. Собственно говоря, чем мы рискуем? Ничем.
  -- Можно попробовать.
  -- А поможет? - Глаза Вальрика загорелись такой откровенной надеждой, что мне стало стыдно, надо же, как он переживает, привязался к Меченому. Ну да у мальчишки никогда нормальной семьи не было - придурошные братцы не в счет. Вот и...
  -- Не знаю.
   Против ожидания, Вальрик не разозлился и не ушел. Сидя на корточках, он пристально вглядывался в лицо Рубеуса, словно пытался угадать - выживет он или нет. Вряд ли, конечно, идея с кровью интересная, но глупая, я бы на вирус поставила.
  -- Не подходи ближе, заразишься.
  -- Но ты же сидишь, - возразил княжич.
  -- Мне можно, для меня розовый туман не опасен.
  -- Почему?
  -- Я не человек. У меня физиология другая.
  -- Что такое физиология?
   А и в самом деле - вопрос хороший, как объяснить Вальрику, что такое физиология, когда у него простейших биологических знаний нет? Ладно, попробую.
   - Физиология - это то, как ты дышишь, как работает твое сердце, легкие, печень и другие органы, - ударяться в подробности я не стала. - Легкие забирают кислород из воздуха, кровь его переносит по телу, ты питаешься, и пища переваривается в желудке...
   - Знаю, - Вальрик уселся, скрестив ноги. - А что не переваривается, то...
   - Вот именно, это тоже физиология. Так вот, у меня она другая, чем у тебя. Помнишь, я рассказывала, как появились да-ори?
   - Ну.
   - Люди направленно изменяли тело других людей, чтобы получить воинов, а в результате создали новый вид. Ну, не совсем вид, - подумав, в дебри проблем систематики я тоже решила не вдаваться, - но у да-ори не одно сердце, а три, и состав крови другой. Она даже по цвету отличается, понимаешь?
   - Да.
   - И так во всем: легкие, кишечник, почки, печень, центральная нервная система...
   Он слушал лекцию, как песню, шевелил губами, проговаривая незнакомые слова, и кивал в такт, показывая, что все понимает.
   - Мы сильнее обычного человека, и выносливее, и не чувствительны к подавляющему большинству вирусов, раны заживляем быстро.
   А еще слышим голоса ветров и умеем управлять ими, только княжичу это знать совершенно необязательно, с него и так хватит.
   - Но вы все равно - нечисть! - Убежденно заявил Вальрик. - Вы не можете без крови.
   Отрицать очевидное глупо, поэтому я согласилась.
   - Не можем. Такова цена адаптации. Если хочешь что-то получить, нужно что-то отдать взамен. Мы сильны, но чувствительны к ультрафиолету... к солнечным лучам. И в человеческой крови нуждаемся, она для нас как... как искра для заряженной пушки. - Такое сравнение будет понятнее, чем часовая лекция о ферментах, субферментах, катализе и прочей биохимической ерунде, в которой я сама, признаться не сильна. Свет и кровь - лишь часть цены, которую платят да-ори. Гораздо хуже другое - мы не являемся полноценным видом, ибо не способны к воспроизводству. Можно возразить, что наш срок жизни несопоставим с человеческим, но факт остается фактом: люди выживут и без нас, а вот мы без них... Эх, не к добру вся эта философия в голову лезет.
   Но любознательный мальчик перевел стрелку мыслей на иное:
   - А как становятся вампирами? Правда, что любой человек, которого вы укусите, если выживет, станет вампиром?
   - Нет.
   - Почему?
   - Потому.
   Вальрик надулся и обиженно запыхтел.
   - Ты тут... не смейся, слышишь?
   - И не думаю.
   - Тогда отвечай.
   Собственно говоря, почему бы и нет? Что я теряю, развеяв очередную страшную сказку о вампирах? Ничего.
   - Чтобы стать вампиром, нужно... это сложный процесс, безумно сложный, и проводить его надо в лаборатории.
   В Орлином гнезде, например. В капсуле регенерационной, которая не позволит сдохнуть. В паутине пластиковых сосудов, по которым катятся ферментные смеси и поддерживающие коктейли.
   - Отец Димитриус рассказывал, что в одной деревеньке алхимик поселился, так у него тоже лаборатория была, все пытался эликсир вечной жизни добыть. Только его потом сожгли за то, что душу Дьяволу продал.
   Поучительная история, хотя вполне нормальная для этого мира, но мы, кажется, отступили от темы.
   - Рассказывай, - приказал Вальрик, положив пальцы на браслет, словно на курок. Что ж, расскажу, мне не сложно.
   - Сначала вАли... тот, кто собирается совершить превращение, делает выбор, это сложно, потому что не каждый человек способен стать да-ори. Валири - это избранный - должен быть молод, силен, вынослив. Условий много, но все равно иногда случаются ошибки, тогда человек в процессе превращения умирает.
   В целом, все упиралось именно в выбор, сама технология была довольно проста, Карл рассказывал, что случалось совершать превращение и вне лаборатории, особенно в первые годы после катастрофы, когда потребовалось быстро восстановить численность да-ори. Да и изначально, когда проект дал первые результаты, то все делали простым переливанием крови.
   - Если человек силен духом и тверд в вере, то он скорее умрет, чем позволит проклясть душу свою. - Тихо сказал Фома, присаживаясь рядом с Вальриком. - И выбор ваш - суть поиск слабых духом, тех, для кого жизнь земная важнее Царства Божия и бессмертия души.

Глава 4.

   База вызывает Тень... База вызывает Тень... База вызывает Тень... База вызывает Тень...

Фома.

   Фоме на минуту показалось, что княжич его ударит. А за что, спрашивается? Правду ведь сказал, еще святой Азнавур писал, будто слабая душа - подарок Диаволу, а истинно верующий смерти не боится, ибо знает, что за порогом сущего его ожидает Вечное Блаженство.
   И вампирше это ведомо, а разговор она затеяла только для того, чтобы смутить разум князя: Вальрик-то в вере слаб, он все больше на оружие надеется и силу, вот вампирша и искушает. Небось, сейчас станет обещать всякое, вроде умения боевого или вечной жизни, а взамен попросит от Бога отречься.
   Фома уже почти пожалел, что выдал свой интерес к разговору. Послушать бы, а потом в книге написать подробно, как она искушала, а теперь поздно, не станет она при Фоме дальше разговаривать, и с князя душу не потребует...
   Интересно, а он бы согласился? С одной стороны Вальрик не очень нравился Фоме: горячий, нервный да и гордый больно, на других, как на простолюдинов смотрит. С другой, каким бы неприятным в общении типом князь ни был, он все ж таки человек, а долг Фомы, как будущего пастыря, защищать души человеческие.
   Еще было не совсем понятно, отчего они молчат, и Вальрик, и вампирша, переглядываются друг с другом, а вслух ни слова, будто бы Фомы тут и вовсе нету. Обидно. И Фома решительно заговорил:
   - Святой Азнавур пишет, что не человеческая кровь, испитая упырем, превращает человека в нежить, а наоборот, причащение последнего вампирьей кровью и добровольное отречение от Света Господня.
   - В принципе, верно, - вампирша смотрела прямо в глаза и под ее взглядом по спине бежали холодные мурашки.
   - Наша кровь запускает процесс, только ее не пить надо, а переливать, из вены в вену...
   Чуть позже, сидя на большом плоском камне у входа в пещеру, Фома написал:
   "Истинно прокляты живущие во тьме, ибо, отринув Бога, потеряли они право называться детьми Его, а равно же благословение, которым наделил Господь чад своих человеческих, позволяя им плодиться невозбранно.
   Существа, вампирам подобные, обречены во веки веков скитаться во тьме, и счастье рождения им неведомо, ибо не имеющий души способен лишь разрушать. И яко же черви, плоть грызущие, разъедают они души людские посулами всякими, выискивая найслабейшие. А обнаруживши жертву, проводят над нею обряд причащения темной кровью, выливая оную прямиком в жилы человека. И душа, соприкоснувшись с ядом этим, умирает.
   Вместе с нею жаждет умереть и тело, однако же проклятая кровь вливает в него темные силы, переполняя яростью. Тако же кровь оная привязывает вампира внове сотворенного к вампиру, его сотворившему, аки цепь. И подвластен становится человек, на посулы купившийся, вампиру, коего именует "вали", что означает Учитель.
   Рассказ сей истинен и записан со слов существа темного, коего имею честь сопровождать к Святому Престолу, свидетелем правдивости слов моих может выступить Вальрик, реченный Князем Вашингтона, коий присутствуя при беседе проявлял к оному превращению интерес великий, тако же задавал вампиру вопросы всяческие и даже пытался узнать, сколь сильно изменится человек, души лишившися".
   Перечитав отрывок, Фома остался доволен, ровно получилось, гладко и выдержано. Сегодня вообще писалось легко, будто ангелы небесные пером двигали, и Фома, чтобы не обижать ангелов, продолжил.
   "Еще надобно сказать, что болезнь неведомая, на брата Рубеуса напавшая, вампиру хорошо известна, равно как и способы ее лечения..."
   Фома призадумался, тварь сказала, будто брата Рубеуса вылечить невозможно, и он в любом случае умрет, значит, и про лечение писать надобности нету. Или вообще пока ничего не писать? Может, помолится Господу, испросить облегчения для страждущего, а про болезнь рассказать потом, когда брат Рубеус выздоровеет?
   Отчего-то Фома не сомневался, что брат Рубеус всенепременно поправится. Конечно, поправится, Господь ведь не позволит славнейшему из воинов своих умереть в муках...
   И Фома просто отметил: "Пополудни брат Морли и остальные браться молились истово. Господе, будь милосерден".
  

Коннован.

   Наш разговор закончился совсем не так, как я ожидала. Впрочем, говоря по правде, не знаю, чего я ожидала. Отвращения? Вероятнее всего. Страха? Возможно. Высказываний, на тему, что тварей, мне подобных, нужно истреблять? Но никак не вопросов.
   - Значит, вампиром может стать почти любой человек? - Вальрик сосредоточенно грыз ноготь.
   - Теоретически.
   - И брат Рубеус тоже?
   - Ну...
   - Теоретически?
   - Теоретически может.
   - И вампиры не болеют?
   - Нет, - я уже поняла, куда он клонит, и, черт побери, мне это не нравилось. Очень не нравилось. Но Вальрик, нащупав, как ему казалось, верное решение проблемы, продолжал задавать вопросы. А соврать я ему не могла: чертова тварь, сидящая на моей шее, внимательно следила за беседой.
  -- То есть, если он станет вампиром, то выздоровеет?
   Умный мальчик сразу ухватил суть вопроса. Мне жаль разочаровывать его, но Меченый, скорее всего, не переживет инициации. Я попыталась донести эту мысль, однако князь уперся в идею, что баран в ворота. Ну да, для мальчика все просто - его драгоценный наставник продолжает жить, и этим все сказано. А вот то, что превращение - процесс долгий, болезненный и отнимающий огромное количество сил у обеих сторон - это уже детали. Мы потеряем время, дней пять минимум, максимум... Максимума не существует - Карл упоминал о случае, когда процедура затянулась на месяцы, а торчать в этой пещере месяц я не собираюсь.
  -- Ты это сделаешь! - Мальчишка поднялся и небрежно отряхнул штаны. - Я приказываю!
   В этом весь Вальрик. "Я приказываю". Приказать-то он может, но контролировать процесс придется мне. И к вопросу о контроле - Вальрику придется снять ошейник, иначе все его приказы - пустое сотрясание воздуха.
   К идее князь отнесся без энтузиазма.
  -- Иначе не получится, - предупредила я.
  -- Врешь.
  -- Мне-то все равно, можем попробовать. Технически все будет верно, но контролировать весь процесс я не смогу. И в лучшем случае он просто умрет, в худшем - сойдет с ума, но при этом обретет силу да-ори. Человеческий разум не в состоянии самостоятельно справится с изменениями, и...
  -- Но если я отпущу, ты убежишь.
  -- Хочешь, слово дам, что не сбегу?
   Разговор бесполезный, я ни на минуту не сомневалась в том, какое решение примет княжич. Надо быть совершеннейшим безумцем, чтобы поверить "порождению тьмы". Но Вальрик... Вальрик... то ли безумен, то ли доверчив.
  -- Хорошо, - сказал он. - Но ты дай клятву, что поможешь ему! И... и если не получится, то не сбежишь, останешься с нами! Поклянись!
  -- Клянусь. - Я не осмеливалась поверить своим ушам. Мальчишка все-таки сделает это?!
  -- Клянусь. Именами Ветров клянусь и прошу быть их свидетелями слов. Я сделаю то, о чем просит этот человек, а если не выйдет, то останусь с ним до тех пор, пока не выйдем из Проклятых земель.
   Не знаю, зачем я упомянула Ветра. Можно было призвать в свидетели Диавола, которому мы якобы подчиняемся, или излюбленного людьми Господа, а я позвала Ветра. Теперь придется держать слово, пусть и данное там, где его не слышат.
   А Вальрик колебался, для него наша клятва звучала глупо и непонятно, откуда ж ему знать...
  -- Можешь ей верить, - раздался скрипучий голос. - Ни один из них не осмелится нарушить обещание, если обещая, ручался именами Ветров.
   Меченый - надо же, а я и не заметила как проснулся - приподнявшись на локтях, с легкой насмешкой в глазах смотрел на меня. А он откуда знает? Ветра - это для да-ори, люди не способны их слышать, равно как и не должны вообще знать о существовании.
  -- Не знаю, что ты потребовал, но она это выполнит или умрет.
  -- Хорошо, - Вальрик не шелохнулся. Он вообще не сделал ничего, но тварь, присосавшаяся к моей шее, вдруг упала на землю. Он все-таки сделал это! Господи, свобода! Наконец-то свобода!
  -- Ты клялась, - напомнил Рубеус. Очень вовремя напомнил, я уже собиралась... в общем, не важно, что я собиралась сделать. Но Рубеус прав: клятву я не нарушу, тут Вальрику бояться нечего. Присев на корточки, я подняла ошейник. Обычная полоса металла, шириной сантиметра три. Цвет - желтовато-зеленый, этакая смесь благородного золота и старой, начавшей окислятся меди. ЗамкА нет, но тогда каким образом эта штука держалась на шее? Полоса легко гнулась во все стороны, словно была сделана не из металла, а из ткани, однако агрессии по отношению ко мне не проявляла. Да в ней вообще жизни не было! Но как тогда? Не Божьей волей же, в самом-то деле, оно меня держало?
  -- Отдай! - потребовал Вальрик.
  -- На.
   С гораздо большей охотой я бы уничтожила эту странную штуку. Вальрик же, свернув полосу, засунул ее в карман. Правильно, целее будет, только во второй раз я не попадусь, я скорее умру или убью - что гораздо вероятнее, чем позволю снова надеть на шею аркан.
  -- И как самочувствие? На свободе хорошо, правда? - Поинтересовался Меченый. Что-то он разговорчивым стал, будем надеяться, что не из-за "тумана", если процесс затронул мозг, то Рубеусу и превращение уже не поможет. Впрочем, выглядел он чуть лучше, чем накануне. Язвочки на руках успели затянуться розовой кожицей, и жар спал. Это хорошо. Мой пристальный взгляд монаху не понравился, в глазах появилась настороженность. Скоро она уйдет. Скоро он будет полностью доверять мне.
  -- Даже не думай! Даже не пытайся! - Заорал Рубеус. Все-таки его осведомленность в некоторого рода вопросах, здорово мешала. Люди проснулись. Люди ему не помогут, я слово дала, и я его сдержу.
  -- Она хочет помочь! - Начал было объяснять Вальрик. - Не мешайте!
   Зря он волнуется, теперь, когда на шее нет Аркана, мне никто и ничто не в состоянии помешать. Рубеус держался долго, сначала он пытался отвести взгляд, потом зажмурится, потом закрыть глаза ладонями. Сильный. Это хорошо.
   Пещера поплыла, запахи, звуки остались где-то извне, а мир сузился до размеров зрачка. У человека такие маленькие зрачки... Человек слаб. Всего одно сердце и бьется неровно, то быстрее, то медленнее. Я выровняла ритм. Заодно нормализовалось и дыхание, глубокое, нечастое, как раз такое, как нужно. А разум? Что с ним делать? Рубеус продолжает сопротивляться, хотя уже вяло, больше по инерции, нежели осознанно. Пусть спит, пусть видит красивый сон. К примеру рассвет... да, это будет последний рассвет в его жизни.
   Первый, самый легкий, этап завершен. Я снова вернулась в пещеру, голоса обрушились со всех сторон, слишком громкие, слишком резкие. Снова ссора? Еще плохо понимаю, что к чему, слияние с чужим разумом дается нелегко. И вообще, мне отдых нужен. Но люди думали иначе. Чьи-то грубые руки вцепились в плечи. Чей-то голос настойчиво требовал ответа. Пришлось открыть глаза.
  -- Что ты сделала, тварь? - Брат Морли походил на огромный, надутый тяжелым красным газом, шар. - Что ты сделала?
  -- Ничего.
   Этот человек был силен, а ярость и присутствие других людей, придавали ему уверенности в своих силах. Отпустив плечи - я едва не упала - руки сомкнулись на горле. Пытается задушить? Смешно. Легкий удар в болевую точку, и брат Морли со стоном падает на пол. Добивать не стала, его верность товарищу вызывает уважение.
  -- Он не умрет. Он станет да-ори.
  -- Вампиром. - Простонал Морли.
  -- Пусть так. Но он будет жить.
  -- Проклятым навеки.
  -- Лучше, если он умрет?
  -- Да, - толстяк, наконец, отдышался, но, слава богу, нападать снова не стал. Вместо этого он, сидя на полу, буравил меня ненавидящим взглядом.
  -- Тогда убей.
  -- Что?
  -- Убей. - Обнажив нож, я протянула его Морли. - Возьми и убей его.
  -- Но... Я не могу.
  -- То есть, зарезать спящего ты не решаешься, а вот обречь на смерть от болезни во имя спасения души - это запросто. Тогда ты. Держи.
   Рыжий монах от ножа шарахнулся, тоже отказывается. Ну да, говорить проще, чем делать.
  -- То есть, пусть он умрирает, но не от ваших рук, а от болезни? Так?
   Рыжий отступил к стене. А вот Морли на месте остался, буравит взглядом, но молчит.
   - Хотите, расскажу, как это будет?
   Морли затряс головой, он не хотел слушать, но придется. Я не садистка, просто нужно решить вопрос сейчас, пока у меня достаточно сил.
   - Сначала пятна расползутся по всему телу. Потом они начнут лопаться, и тело покроется глубокими язвами. Ему все время будет хотеться пить, но чем больше воды, тем больше язв. В конечном итоге, кожа сползет, обнажая мышцы. Но он еще будет жить, дышать. Больно не будет, но ты, зная об этом, все равно не поверишь. А еще он будет звать тебя... и тебя тоже, Анджей, верно? Вы ведь долго были вместе, достаточно долго, чтобы запомнить. Анджей, ты ведь будешь рядом, поговоришь, успокоишь... конечно, вряд ли он поймет твои слова, потому как будет полностью безумен, но ведь христианское милосердие говорит...
  -- Прекрати! - Взвизгнул рыжий, закрывая уши ладонями.
  -- Прекрати, - присоединился к просьбе Морли.
  -- Не надо, Коннован, - повторил Ильяс. - Тут ты не права. Они сами должны решить.
   Должны? Пусть тогда решают. Выбор есть, так пускай сделают, наконец, и прекратят истерики устраивать. Отцы святые... смотреть тошно.
  -- Решай. Либо ты... или ты... или еще кто-нибудь... берите нож, либо отойдите в сторону и не мешайте.
   Морли колебался, беспомощно озирался на Анджея, но тот стыдливо отворачивался, радуясь, что не ему приходится делать выбор. Мои ребята не вмешивались, разве что Ильяс наблюдал за происходящим с явным интересом.
  -- Но он же станет... он же не человеком будет... - Морли шагнул ко мне, протянул руку... неужели сумеет?
  -- Не человеком. Но и не порождением тьмы.
   Как объяснить, что само по себе превращение не меняет сути? Трус не станет храбрецом, и наоборот. Да-ори-Рубеус будет таким же нелюдимым мрачным типом, каким был Рубеус-человек.
   Я еще с ним намучаюсь.
   А нож Морли не взял, одернул руку и за спину спрятал.
  -- Ладно. Ты победила, но будь ты проклята, слышишь?
  -- Слышу.
  
   Ко второму этапу я приступила на закате, потратив на подготовку весь день. Люди держались поодаль, чем несказанно меня порадовали. Не хотелось, чтобы кто-то подглядывал или, паче того, вспомнив о душе, долге и прочей ерунде, мешал. Само по себе инициация процесс не сложный, но долгий и утомительный. В лабораторных условиях было бы легче, но Карл утверждал, что главное не условия, а связь, которая устанавливается между вампиром и человеком. Связь у нас была, я безо всяких усилий могла контролировать и тело Рубеуса, и его разум, а он, в свою очередь, прекратил сопротивление, признавая таким образом, мое старшинство. Это хорошо.
   Плохо, что кровь придется переливать варварским способом, напрямую от меня к Рубеусу. Но, как ни крути, сыворотку здесь не получишь.
   Тонкий прорезиненный шланг из трофейной аптечки соединил нас с Меченым. Странно было смотреть, как белесая вязкая жидкость ползет по трубке. Еще более странно было чувствовать, как реагирует на нее человеческий организм. Сердце, захлебнувшись чужой кровью, остановилось, и мне стоило огромных усилий заставить этот хилый четырехкамерный мешочек биться. А тут и легкие отказали. Черт. Если все пойдет так быстро, я просто не справлюсь. В следующие несколько минут мне пришлось тяжело, человек умирал и его агония била по мне. Я принимала чужую боль. Я проживала чужую смерть, я ненавидела Рубеуса за то, что он заставлял меня участвовать в своей агонии, в какой-то момент я даже попыталась отступить, но связь, которая вчера установилась между нами, не позволяла бросить его. Это то же самое, что бросить себя.
   На полуавтомате я прекратила переливание крови - еще немного и сама останусь без сил, а они нужны. Стало чуть легче, теперь я могла отвлечься и понаблюдать за процессом со стороны. Интересно.
   Больше всего это походило на кипящий котел, в котором одни клетки пожирали другие, тянулись друг к другу, прорастая в ткани и органы, поглощая ткани и органы и тут же образуя новые... процесс протекал с бешеной скоростью. или это мне так казалось? Я больше не ощущала времени, я ничего не ощущала, кроме усталости. Энергия уходила. Еще немного и у меня не останется сил даже на то, чтобы дышать самой.
   В какой-то момент все исчезло, и тело-котел, и биение своего чужого сердца, и пещера, и тонкая нить между мной и другим человеком... существом... да-ори.
   Темно. Больно.
   Свет.
   Похоже на качели. В деревне у меня были качели. Вверх-вниз, вверх-вниз... голова кружится, сердце замирает со страху, земля уходит куда-то далеко-далеко вниз, а ты падаешь вверх в распахнутые объятья холодного неба...
   Похоже. Вниз - темный колодец чужой боли. Мы разделим ее пополам. И вверх, к белому полю, незнакомому солнцу, милосердно сжигающему кровавую муть, и снова вниз, за новой порцией...
   Холодно. Я очнулась от холода, резкого, пронизывающего тело тысячей игл и требовательного. Мне нужна кровь. Но я не успеваю, качели снова падают вниз, и вместе с ними я проваливаюсь в болезненную черноту чужого сознания.
   Наверное, это смерть...
   В самый последний момент, когда я почти достигла дна бездны, губы обожгла нестерпимо горячая капля крови... еще одна... и еще... жизнь возвращалась.
  

Вальрик.

   Холодно. И острые грани камней впиваются в спину, и сидеть неудобно, а уйти никак. Нет, наверное, можно конечно, пойти, лечь туда, к остальным, завернуться в плащ и поспать.
   Спать хотелось дико, да и люди вряд ли против скажут. Его боятся. Вот странно, прежде не любили, а теперь бояться, хотя с чего бы? Тварью он больше не управляет.
   - Зря ты ее отпустил, - Ильяс присел рядом и протянул зеленый лист лопуха, на котором лежало что-то белое и рассыпчатое. - Там Селим рыбы наловил, ешь давай, а то, княже, так и ноги протянуть недолго.
   Вальрик лист взял, и рыбу проглотил в один момент, а вкуса не почувствовал, только в животе забурчало.
   - Спасибо.
   - Не за что, - Ильяс, наклонившись, пристально вглядывался в лицо вампирши. - Ты князь того... поостерегся б. Морли злится, бурчит, но это не страшно. А вот Анджей и Нарем наш богобоязненный, в тех дури хватит учинить чего-нибудь этакого...
   Предупреждение было не лишним, да Вальрик и сам знал, что монахам доверять нельзя. После разговора с Коннован, Морли вышел из пещеры и целый день не возвращался, а вот Анджей тот так и кружил рядом, то подходил ближе, то наоборот отступал к самому выходу, туда, где светло. А потом сел с Наремом и долго-долго о чем-то беседовал... знать бы еще о чем.
   - Самого тебя намного не хватит, - Ильяс говорил шепотом. - Из наших Селиму верить можно и вот еще Краю... остальные - не знаю. Не любят тебя, князь.
   Это Вальрик и без Ильяса знал, что не любят. И плевать, пусть не любят, лишь бы не мешали.
   - А тебе? Тебе верить можно?
   Ильяс вдруг посмотрел как-то странно, будто с насмешкой, и ответил:
   - Сам решай кому верить. Чтоб потом не обидно было, - и быстро, прежде, чем Вальрик успел возразить, коснулся лба вампирши, бледных сжатых губ и, сжав в руке крошечную, почти детскую ладонь, произнес. - Холодная. Прям ледяная. Как бы не окочурилась ненароком... Гляди, князь, как бы твой эксперимент тебе же боком не вышел.
   Коннован, точно разбуженная этим грубым прикосновением, тихо застонала. И ресницы дрогнули. Хотя, может, показалось... или все-таки дрогнули.
   - Если уж затеял в спасителя играться, княже, - Ильяс потянул рукав и, заголив запястье, резанул ножом. - То не сиди столбом, а помогай.
   - Как? - Вальрик не мог отвести взгляд, кровяная дорожка ползла по коже, и капли, срываясь вниз, падали в приоткрытые губы нежити. Одна, еще одна... и еще... Коннован судорожно глотала их, не просыпаясь, не открывая глаз и...
   - А вот хотя бы так, - Ильяс приложил разрез к губам. - Оно, может, и не надо, но холодная больно. Прям ледяная. Еще окочурится. С кем тогда останешься?
   От Ильяса странно пахло. Не кровью, но чем-то прозрачно-синим, зыбким, как туман, ненадежным... от усталости наверное, оттого, что сутки уже почитай рядом с вампиршей сидит, ни поесть, ни поспать.
   - Ты приляг, - Ильяс усмехнулся. - За монахами Селим приглядеть обещался. А я вот за тобой...
   - Не надо, - Вальрик моргнул, отгоняя наваждение. - Я сам. А ты иди... наверное. Спасибо за рыбу. И... за это тоже.
   - Пожалуйста.
   Коннован облизала губы и вздохнула. Наверное, мало. А что делать? Вальрик не знал, а Ильяс ушел. И пусть уходит, он сам справится... посторожит. И если задремлет, то ненадолго... вот глаза закроет, на секундочку всего.
  

Карл.

   Лаборатория и мертвый город остались позади, и дорога, дотянув почти до самого края леса, исчезла в хитросплетении корней и влажной, гниловатой почве. И мир вновь изменился. Сумрак вокруг блистал, меняя оттенки словно наряды: от легких асфальтово-нежных тонов до тяжелой дегтярной черноты. Стрекотали кузнечики, шелестели то ли крылья, то ли взбудораженная ветром листва, сухо хрустели ветки под ногами и ехидно тявкала лиса, уже который час бредущая следом.
   - Меня тошнит, - Айша подставляла под тельце ладони и ждала, пока горсть наполнится вязкой кровью. Пила, заставляя себя глотать. Облизывала пальцы и снова сунула.
   Крови в лисице мало, да и не то совсем - суррогат, вроде таблеток. Хочется настоящей, аж крутит прямо.
   А в клетке тявкает еще одна лисица. В степи их много, была бы сноровка ловить. У Карла есть.
   - Брысь, - сказал он не то памяти, не то увязавшейся следом твари. Подчинились. Идти стало не интересно: три дня по лесу. Тропа пролегала сквозь щетку белостволых осинок, тонких и удивительно крепких, сквозь малиново-ежевичную стену, сквозь сумрачный ельник.
   Однажды попался остов автомобиля, тоже грузовик, но проржавевший, просевший, изуродованный временем и лесом. По лобовому стеклу ползла бабочка с толстым тельцем и нелепо-короткими крыльями, Карл хотел согнать - отчего-то это безобидное существо вызвало приступ отвращения - но случайно задел и стекло, которое тут же провисло под собственным весом и осыпалось мутными осколками. И точно разбуженный прикосновением, сам грузовик с диким скрежетом просел на влажноватый ковер из мха.
   Главное, что направление взято верно... если есть грузовик, то была и дорога. И спешит Карл не потому, что находится рядом с этим техноскелетом неприятно, просто... просто у него есть задача. Найти "Молот".
   А дальше? Что будет дальше? Ну, во-первых, война закончится. Матки, достаточно разумны, чтобы адекватно оценить угрозу, а мир достаточно велик, чтобы две высшие расы смогли ужиться.
   Во-вторых "Молот" нарушит устоявшееся в Совете равновесие.
   Четверо хранителей, Айша - милая жадная до власти и мести, Давид с его неуправляемой яростью. Марек, старательно скрывающий мысли и намерения.
   Почему все-таки он не отправился за "Молотом" сам? Из доверия? Смешно. Один да-ори доверяет другому. Нет, даже не так: один Хранитель доверяет другому. В память о временах, когда доверие было способом выжить. А теперь?
   Кто вспомнит, что изначально Хранителей было восемь, потом шестеро, теперь вот четверо осталось, и это далеко не предел. Откажется ли Айша стать одной из трех? Одной из двух? Королева на троне - скромная девичья мечта... да, пожалуй, если предложить, она согласится. Она сама поможет избавиться от Давида, и от Марека... или от него, Карла.
   Уже бы избавилась, если бы не опасалась нарушить равновесие в Совете. Но если вдруг появится "Молот", то... то использовать оружие подобной мощи для решения узкочастных проблем неэффективно.
   Твою мать... не сходится. Зачем Мареку оружие, которое нельзя применить? И Карлу зачем? Неужели в кои-то веки объявленные цели соответствуют истинным?
   Карл сомневался. Но продолжал путь.
   Лес постепенно редел, деревья становились чуть ниже, а подлесок, наоборот, гуще, плотнее, сбивался в темные лохматые клубы, которые частью выкатывались в серебристо-живое море степи. Пахло сеном и углем.
   Карл выругался, он ненавидел открытые пространства, вроде степей и пустынь.
   Впрочем, здесь хотя бы нет ликвидаторов.
   Ликвидаторов Карл ненавидел гораздо сильнее, чем степи. Чертовы люди и чертовы собаки, специально натасканные на иных. И чертовы сенсоры, вынюхивающие лежки не хуже собак... к счастью, этот кошмар остался в прошлом. И Карл, поправив рюкзак, смело шагнул на выжженную солнцем землю.

Глава 5.

   Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу...

Фома.

   "Уж третьи сутки минули с того ужасного дня, когда брат Рубеус, славнейший из воинов Господа согласился продать душу Диаволу".
   Фома мысленно поправился не "брат Рубеус", а просто "Рубеус". Дав согласие на богомерзкую процедуру, он утратил право называться братом. Да что там братом, он теперь не только не монах, защитник веры, но и не человек даже. Уж лучше умереть, чем вот так...
   Впрочем, пока никаких особых изменений Фома не заметил, хотя вглядывлся пристально - процесс обращения человека в нежить представляет несомненный интерес для науки и Святого Престола. Ведь, зная, как это происходит, можно будет отыскать обратное средство. Вот Фома и старался ничего не пропустить. Нарочно сел рядом, чтобы собственными глазами увидеть. Интересно, а клыки у Рубеуса сразу отрастут или потом? И откуда когти возьмутся? А шкура слезет или просто посветлеет до каменной белизны?
   Фома моргнул, прогоняя сон. Тяжело бодрствовать, особенно когда по пещере разносится жизнеутверждающий храп Морли. Тот строго-настрого наказал не вмешиваться, и Анджею отдельное внушение сделал. Неужто поддался сладким речам? Поверил, что душа не пострадает и жизнь в образе противного богу и людям существа лучше благородной смерти? Фома осмелился задать вопрос и заработал подзатыльник, а еще болезненный тычок от наглого княжича. Тот и угрожать стал, дескать, если Фома полезет, то Вальрик ему собственными руками шею свернет. Княжича Фома побаивался: душегуб он.
   Морли, грозно всхрапнув, перевернулся на другой бок. Хорошо ему, спит, пользуясь заминкой, остальные тоже отдыхают, отъедаются перед дальнейшей дорогой, окрестности исследуют. Один Фома вынужден третьи сутки сидеть на месте, он по нужде и то бегом бегает, дабы не пропустить чего интересного. Впрочем, ничего интересного и не происходило. Тварь лежала, Рубеус лежал, вот и все, если не считать мутноватой жидкости, заполнившей прозрачную трубку. Трубка, подобно пуповине матери, соединяла вампиршу и человека. Тут Фома засомневался, можно ли считать Рубеуса человеком и, если да, то до каких пор? Впрочем, в данный момент, что вампирша, что Рубеус выглядели одинаково неживыми. Ни пульса, ни дыхания, ни реакции - Фома настолько осмелел, что даже кольнул неподвижное тело кончиком кинжала, и почти не удивился, когда из ранки не вытекло ни капли крови.
   А спать-то хочется. Нельзя. Но если на минутку закрыть глаза, то ничего страшного не произойдет. Вон, Морли храпит так, что не уснешь, даже если захочешь. Да, всего одна минутка... Одна единственная минутка... Тьма вокруг заклубилась, соглашаясь с решением. Конечно, одна минута - это совсем немного...
   Фома проснулся от того, что холодная рука легла на шею.
   - Тише! - голос Коннован он скорее почувствовал, нежели услышал. Он хотел закричать, позвать на помощь, но ледяная ладошка, маленькая, почти детская, с недетской силой зажала рот. Фома захрипел, пытаясь вывернуться.
   - Тише ты, - раздраженно повторила вампирша, и руки больно сжали шею. Стоит дернуться и конец. В следующую минуту Фома ощутил, что по шее течет нечто горячее. А вампирша... Господи, да что она делает?! И тут до него дошло. Она пьет кровь! Его кровь! И выпьет до капли! И Фома завизжал так, что у самого уши заложило.
   - Идиот!
   Тварь разжала руки.
   - Сгинь! Изыди! - Фома, до конца не веря в то, что еще жив, отползал от вампирши. Одной рукой он зажимал шею, по которой тонкой струйкой текла кровь, второй неуклюже крестился.
   - Заткнись, а?
   Коннован тыльной стороной ладони вытерла губы. Выглядела она неважно: ввалившиеся щеки, горящие адским пламенем глаза, заострившийся нос, и клыки! Господи, да у нее клыки больше, чем у медведя-людоеда, про которого Морли рассказывал! Вспомнив о Морли, Фома приободрился. Уж Морли не даст этой твари загрызть человека! Морли спасет! И когда чьи-то сильные руки подняли Фому с пола, тот от облегчения заплакал.
  

Коннован.

   Я не знаю, сколько времени прошло: там, где я находилась, время не имело значения, оно проходило мимо нас. Весь мир свернулся в тугой жгут, соединивший меня и Рубеуса.
   Рубеус хорошее имя.
   Цвет связи менялся. Сначала бледно-бледно-желтый, словно звездная пыль, потом густой, тяжелый - цветок кубышки, потом зеленый... синий... лиловый... красный. Кровь. Теперь я понимаю, отчего связи, между вали и валири называют "кровными" - из-за цвета. Красивый. Вкусный.
   В нем обрывки чужих воспоминаний и чужие эмоции...
   Дом. Смутно-смутно, как сквозь слепое от дождя стекло.
   Человек с холодными руками. Высокий. Злой. Нет. Да. Идти следом.
   Орлиное гнездо, но какое-то странное. Страх. Боль. Ненавист. Прежде, чем я успеваю уцепиться за картинку, она ускользает, растворяясь в багряных нитях.
   Уже не багряных: связь стала бледнеть, как акварель в воде. Это было настолько неправильно, что я очнулась.
   Хочу есть. Умираю, до того хочу есть. Мой валири спит, он пока не испытывает жажды, а я... наверное умру. Темно. В голове трещит, во рту сухо, даже язык и тот, кажется, растрескался. В теле слабость. Необходимость дышать и та причиняет боль. Кровь, мне срочно нужна кровь, хоть немного, всего один глоток, иначе умру, а вместе со мной умрет и мой валири.
   Рядом спал человек. Теплый, горячий, живой. Фома. Нельзя.
   Нужно.
   Потом обьясню, он поймет. Он славный.
   Человек пытался сопротивляться, и сам себе причинял боль. Кровь была упоительно горячей, с каждой каплей ослабевшая связь наливалась цветом. Хорошо. Кровь - это энергия, которую я могу передать тому, другому, зависимому.
   Крик ударил по ушам. Первое желание - свернуть идиоту шею, пока остальных не перебудил, но вместо этого я отпустила жертву. Правильно, этих людей нельзя убивать. Они свои.
   Господи, что я творю? Едва не... Это из-за слабости, Карл говорил, что у того, кто вынужден контролировать превращение, сил уходит больше, чем у обращаемого. Поэтому вампиры так не любят эту процедуру.
   От крика проснулись люди. Кажется, что-то похожее когда-то уже было... в голове настоящая каша из воспоминаний, часть которых явно не мои. Но о людях тоже помню - они ненавидят нас за то, что нам нужна их кровь. Они сейчас нападут, и мне придется убивать.
   Не люблю убивать.
   Люди не нападали. Да... конечно... это же свои.
   Сознание возвращалось, но медленно. Жажда мешала думать, а запах свежей крови дурманил.
   Мальчишка, которого я укусила, жалобно повизгивал, забившись в самый дальний угол пещеры. Надо будет извиниться, а то нехорошо получилось. Но это потом. Энергия уходит, и связь вот-вот разрвется.
   - Кровь, - говорить получалось с трудом, я едва самой себе язык не прикусила. - Мне кровь нужна.
   В ответ раздалось нестройное бряцанье.
   - Сгинь! Изыди! - Толстый - в нем крови ведра два будет, не меньше - монах выставил пистолеты. - Убирайся.
   Морли. Его зовут Морли.
   Морли - свой. Убивать нельзя.
   Нужно говорить. С кем? Князь... Вальрик. Князя зовут Вальрик. Я давала слово. Он поможет. Он же сам затеял эту игру в превращение.
   - Вальрик, мне нужна кровь. Вальрик!
   К чести мальчишки он все понял правильно, вышел вперед - бледный со страху, на дрожащих коленях, но вышел и сиплым голосом приказал.
   - Оставьте нас!
   - Пусть она уходит! - крикнул рыжий, в руках сабля. И нож. Пахнет злостью.
   - Мы сами разберемся.
   - Сопляк! - рявкнул Морли-которого-нельзя-убивать. - Самоуверенный сопляк. Да она чуть Фому не убила!
   - Но не убила же! Спите! Мы разберемся, - не слишком уверенно повторил Вальрик.
   - Разберемся, - пообещала я. Люди отступили, но не поверили и, обосновавшись в противоположном углу, там, где горько рыдал Фома, пристально наблюдали за развитием событий. На наблюдение плевать, а вот без крови я умру.
   - Много? - Спросил Вальрик.
   - Много.
   - Как?
   - Руку дай.
   Княжич послушно протянул руку. А мальчик вырос - запястье широкое, от загорелой кожи тянет живым теплом, пульс бешеный, но так даже лучше.
   - Не бойся.
   - А я и не боюсь.
   Гордый. Врет. Но я все равно чувствую его страх. У этой крови другой вкус, другой запах, но, главное, силы возвращаются, а связь, наливаясь алым, крепнет. Еще глоток. И еще. Немного. Теперь я контролирую себя. Вальрик не пытается вырвать руку, в чем-чем, а в смелости ему не откажешь.
   - Хватит. - Закрываю прокусы пальцами. Скоро кровь, свернувшись, сама залепит дырки, они не такие и большие.
   - Если надо... - Вальрик не знает, как сформулировать предложение.
   - Потом. Иди отдыхай.
   - А ты?
   - Я тоже отдохну.
   Вижу, как ему хочется спросить, выживет ли Рубеус и когда он очнется, и еще много чего, но княжич сдерживает любопытство. Я благодарна ему за помощь, поэтому отвечаю на невысказанные вопросы:
   - Еще время... день... два... неделя... не знаю.
   - Получилось?
   - Похоже, что да.
   Вальрик не уходит, садится рядом и устало зевает. Страха в нем не осталось, оно и хорошо.
   - Ты спи, - предлагает он. - А я послежу.
   Понятно, опасается, что люди могут воспользоваться моментом. Или уже был прецедент? Ничего не помню, но предложение принимаю.
   Во сне я слышу голоса ветров... Далеко-далеко. Зовут, но у меня не хватает сил пробить невидимую стену, окружающую Пятно. Здесь одиноко... хотя, нет, где-то совсем рядом в такт моим сердцам, бьются еще три... странный ритм... жесткий ритм... почти-как-мой.
   Свершилось.
   И я окончательно проваливаюсь в сон.
  

Вальрик.

   Она сказала, что все получилось, скорее всего, получилось. Это значит... Это значит, что Рубеус стал вампиром. Но как Вальрик ни вглядывался в черты знакомого лица, ничего нового не обнаружил. Разве что кожа стала чуть бледнее и пятна пропали. А дыхание вернулось, правда какое-то неправильное, медленное, разве человек может делать четыре вдоха в минуту?
   Злой тычок в спину вывел из задумчивости.
  -- Что князь, смотришь на дело рук своих? - брат Анджей даже не пытался скрыть отвращение к титулу, не сказал - выругался. - Грехи замаливаешь? Может, помочь?
  -- Сам управлюсь.
  -- А скажи, князь, кто тебе право дал тварь эту на брата Рубеуса натравливать?
  -- Я не...
  -- Ты ей приказал. Ты...
  -- Остынь, Анджей, мальчишка не виноват. - Появлению Морли Вальрик обрадовался, толстяк хотя бы здравомыслием отличался.
  -- А кто виноват?
  -- Остынь, говорю, может, оно и к лучшему. Молчать! - Резкий окрик подействовал на Анджея и монах заткнулся. - Мы, князь, вот чего подумали. Затея, как ни крути, твоя, значит, тебе и ответ держать, когда они очнуться. Мало ли... этим тварям веры никакой. Но одним нам тоже не выжить, значит, придется с ними договариваться.
  -- Она обещала...
  -- Уж не знаю, чего она там тебе наобещала, - отмахнулся Морли, - и за что ты ее своей кровью отпаиваешь. Может, ты и сам уже не человек. Да только я про другое. Фома вон перепугался, и оно понятно, как знать, чего она в следующий раз учинит? Кабы не загрызла кого. Значит тут недалече Селим место подходящее отыскал, мы там лагерем станем... Как договоритесь, знак подайте.
  -- Какой?
  -- Придумаешь.
   Ушли все, даже свои. А ведь они должны были понять, что происшествие с Фомой - всего-навсего недоразумение, Коннован не собиралась никого убивать, ей просто нужна была кровь, немного крови.
   Одному в пещере был неуютно, и более того - жутковато: гаснущий костер, неподвижные тела на полу и совершенно непонятно, чем закончится вся эта затея с превращением. Наверное, не следовало отпускать ее. Вампиры сильные и хитрые. А если, очнувшись, она станет мстить людям? Если Морли прав и нужно было оставить все так, как есть?
   Вальрик не хотел создавать проблем, он только пытался помочь. А по всему выходит, что сделал только хуже. И с Фомой нехорошо получилось. Перепугался? А кто бы на его месте не перепугался? У Вальрика самого чуть сердце не стало, когда она крови потребовала...
   Перед Фомой он извинился, но без толку: по глазам видно, что тот нескоро отойдет. И снова ты, Вальрик, виноват: заснул, а надо было следить. И сейчас тоже. Тогда - чтобы защитить людей. Теперь - чтобы спасти вампиров, потому как люди обозлены до крайности.
   Вальрик сам удивился тому, с какой неприязнью думает о людях, будто сам уже и не человек, а... а кто он, собственно говоря такой? Князь без княжества? Командир, приказы которого не исполняют? Человек, бездумно выпустивший на волю опаснейшую из тварей? Пусть она и не кажется опасной. И снова мерзнет - кожа скользкая и ледяная, точно инеем покрытая. Вальрик на всякий случай подгреб угли поближе к вампирам, пусть хоть немного, но согреет. А дров совсем мало, только-только до утра дотянуть, и нужно за новыми идти. Раньше просто: один дрова собирал, другой охотился, третий кашеварил, а теперь как быть? Надолго пещеру не оставишь, а без еды и огня он и двух дней не продержится. Коннован же сказала, что нужна неделя.
   Ладно, завтра что-нибудь придумает.
  

Карл.

   Степь была сухой и горячей. Толстый слой дерна, разогретый за день, ночью остывал медленно, насыщая воздух переваренным земляным теплом и дикой смесью запахов. Мягкая вонь перегнивающих в чернозем трав мешалась с совершенно неуместными асфальтово-дымными нотами, место которым в городах.
   Поначалу такое несоответствие весьма раздражало, но постепенно Карл привык, и к запахам, и к мягкой почве, пружинящей под ногами, и к сухим стеблям, норовящимся прицепиться к одежде или, добравшись до кожи резануть острым краем мертвого листа.
   Ко всему привыкается.
   А еще степь снова будила воспоминания, выкорчевывала из глубин небытия моменты, о существовании которых Карл совсем уж забыл.
   В степи он встретился с Айшей. Нет, встретился, конечно, в Атакаме, на Полигоне, но после Полигона было назначение... и работа... и постепенное понимание бессмысленности происходящего. И даже отупение, унылая покорность.
   Про покорность она сказала:
   - А ты почти не изменился, такой же угрюмый. Бредешь, тащишь воз обязательств, - в черном полевом комбинезоне она была хорошо. И знала об этом, и пользовалась. - Ну, неужели ни слова в ответ?
   - Привет.
   Тогда этот разговор показался неуместным: впереди ждала степь, и некая база, которую предстояло уничтожить, а потом, желательно, выжить и выбраться на точку возврата. Но до точки несколько дней пути, а степь хорошо простреливается. И на объекте непременно будут сенсоры и собаки. И охотники пойти по следу. А значит выбраться почти без шансов. Но самое поганое - это чужая война. Карл ничего не имеет против китайцев или японцев, или американцев, засевших на базе, но задание выполнит, потому как на шее Аркан, который сам по себе лучшая гарантия верности.
   - Рада видеть тебя, - Айша скользнула губами по щеке, неловкое прикосновение, неуместное, но... но в тот момент он понял, что выживет.
   Выжил. Несколько дней пути туда, несколько дней на месте в опасной близости и безумный план. И безумный бог, который, как сказала Айша, бережет дураков и авантюристов.
   Та степь ночью остывала стремительно, вымерзала до ледяных корок на земле, до инея на ресницах и белых клубов пара, скатывавшихся с губ. А днем наоборот, солнце жгло сквозь травы, дерн и жирный чернозем, пробуждая в душе чувство обреченности и почти смирения.
   - Зачем нам все это? - спросила Айша на первой дневке, шепотом, на ухо, словно опасаясь, что могут подслушать. - Скажи, зачем? Это ведь не наша война, не твоя и не моя. Я не хочу. Я боюсь умереть. Если бы ты знал, как я боюсь умереть...
   Хотелось бы знать, сохранился ли в ней этот страх? Что в ней вообще сохранилось от той, прежней девчонки, которая примирила его с жизнью да-ори? А он сам, сколько в нем осталось прежнего?
   И имеет ли смысл метаться и плакать о том, что было? Наверное, нет. А воспоминания... черт с ними. Видно место здесь такое, воспоминательное. Главное, от основной цели не отвлекаться. И Карл прибавил шагу, где-то на грани сознания появилось неприятное ощущения, что за ним наблюдают.
   Появилось и исчезло. Вот уж бред, кому здесь наблюдать? Вокруг шелкотканым ковром расстилалась степь. Правда, пахла она дымом... Аномалия.

Глава 6

   Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу...

Фома.

   Третьи сутки пошли, а Фома все никак не мог успокоиться. Стоило закрыть глаза и... ощеренная пасть, клыки, когти, руки на горле.
   Брат Морли утверждал, будто бы ничего страшного не произошло, что тварь вовсе не собиралась никого убивать. Но Фома-то знает, что еще немного и дело закончилось бы его, Фомы, скоропостижной кончиной в когтистых лапах. Правы, ох как правы были те, кто утверждал, что нельзя верить нежити. Искоренять! Огнем и железом каленым, чтобы существованием своим не оскорбляли Господа! Да если бы Фома мог...
   К несчастью, единственное, что он мог - сидеть в лагере да раз за разом перелистывать свои записи. До чего же он был доверчивым, а ведь читал многие книги, нежити посвященные. И что? А ничего! Гордыня неуместная глаза застила, решил, будто умнее всех святых и лучше знает, что есть вампир и как с ним обращаться. А в итоге едва не погиб.
   Вампирша приходила во снах, тянула руки и требовала крови. Фома пытался не спать вообще, но становилось только хуже: тварь начинала чудится повсюду. Она пряталась в тенях, глядела из каменных щелей, кралась в сумерках и бесстыдно хохотала, пряча смех в журчании ручья.
   Место для лагеря отыскал Селим: с одной стороны лес, с другой - круглая каменная подошва, похожая на пень гигантского дерева, а между ними - широкий и неглубокий ручей, в котором даже рыба водилась - в первый же день Селим целое ведро наловил, а Ильяс супа сварил, все поели от души. Все, кроме Фомы, которому кусок в горло не лез.
   Из-за твари.
   Люди откровенно радовались отдыху, а Фома злился. Он не понимал, как можно охотиться, рыбачить, купаться в ручье, когда этих скоро станет двое?! И оба на свободе. Она виновна. И князь, которого в первый же день следовало призвать к порядку. Глядишь, тогда бы и брат Рубеус в живых остался б. Ну или умер бы, как подобает христианину.
   - Все в порядке? - Морли неуклюже опустился на землю и набросил на плечи Фомы куртку. Эта преувеличенная, никому ненужная забота раздражала. Где они раньше были?
   - В порядке.
   - Все еще злишься. Злость - плохой советчик.
   - Ну и пускай. Все равно я... почему она так... я тоже теперь... - слова как назло разбегались, точно тараканы от веника. Вот казалось бы секунду назад Фома готов был толково и связно рассказать о том, что испытывает, а пришел Морли и вместо внятной речи - бормотание одно. Морли ждал, и Фома, вздохнув, принялся рассказывать, даже не рассказывать, а... он и сам не знал, как это назвать. Вопросы лились сплошным потоком, а вот ответов не было.
   - Зачем ждать? Сидеть и ждать? Чего? Чтобы они всех сожрали? Тебя, меня, Анджея, Селима... Ильяс бегает к пещере... дорогу сюда узнают. Почему мы ничего не делаем?
   - А что предлагаешь? - Морли смотрел с предельной серьезностью, и Фома заговорил тише и спокойнее.
   - Ну... они ведь сейчас спят... слабые. Я читал, что когда они такие, то ничего не видят и не слышат. И сделать тоже ничего не могут... дело-то богоугодное...
   - Богоугодное, говоришь? - Хмыкнул Морли, по лицу его невозможно было понять, одобряет он идею Фомы или наоборот. - Богоугодное... а с князем что делать? Он ведь в сторонке сидеть не станет. Кабы ему все равно было, так и не затевал это дело, а раз затеял, стало быть, до конца пойдет. Молодой, горячий, глупый... хотел как лучше, а вышло...
   - Не князь он!
   Значит, о князе Морли заботиться, а о его, Фомы, спокойствии нет? Да и не в Фоме дело, а в людях, которых эти твари убьют. Фома доказывал. Фома убеждал. Фома собственными руками готов был вбить кол в сердце вампира, а Морли слушал да кивал.
   - Правильно говоришь, - наконец произнес монах, - да только нельзя так.
   - Почему?
   - Во-первых, - Морли загнул толстый палец, точно припечатывая аргумент к ладони, чтобы не сбежал ненароком, - нам без ее помощи отсюда не выбраться. Во-вторых... коли выберемся, опять же неизвестно, чего там снаружи. Может, зеленые уже полмира завоевали, а нам до Святого Престола как дойти? В-третьих, чтобы врага побить, многое о нем знать надобно, а ни ты, ни я, ни даже бр... Рубеус, - Морли осекся, но слово "брат" не вымолвил. - ... Рубеус ничего об этих тварях зеленых знать не знает, а она про них рассказывала и толково. Знания ее многие жизни спасти способны. А для того, чтоб большое уберечь, иногда малым жертвовать приходиться. К примеру, гордостью своей...
   Намек на гордость Фома проглотил молча, а Морли загнул четвертый палец и тихо так, словно опасаясь, что кто-то подслушает, пробормотал.
   - В-четвертых... ну не могу я так. Нехорошо это, подло. Разумом понимаю, что не люди они, и Господь любую подлость простит, а душа противиться... привык я душу слушать. Мы с Рубеусом столько лет вместе, что и не сосчитать. Рассказывал тебе, как мы его в ущелье подобрали? Нет? Еле-еле живой, думали, что до Вашингтона не дотянет. Дотянул. Оклемался. Ничего о себе говорить не хотел, откуда, кто и как вышел, а туда же, в крестовый поход против нежити рвелся. Прям как ты... К себе взяли, он же вообще жизни не знал, зато рубакой таким был, что наши только диву давались. И душа у него светлая, без гнили. Сошлись мы как-то. Я его прикрывал. Он меня. Однажды раненого из такой мясорубки выволок, что и вспоминать не хочу. Наших там много положили, а на Рубеусе ни царапины. Его заговоренным считали, а оно вон как... берег его Господь, да видать не от всего уберечься можно. Или на то воля его была.
   - Воля?
   - Пути Его неисповедимы.
   - Вряд ли Господь хотел, чтобы один из воинов Его превратился в тварь подлую...
   - А ты откуда знаешь, чего желает Господь? И насчет подлости... это ты зря.
   Фома промолчал, доказывать очевидное было бессмысленно.
   - Господь учит нас терпению. И я вот подумал тут... если Он, всесильный и всемогущий, до сих пор терпит вампиров, тангров и прочую нечисть, значит, так тому и быть.
   - Дьяволу потакаешь?
   - Пускай, - Морли не стал спорить, - Господь рассудит.
   Позже, обдумав разговор, Фома пришел к выводу, что Морли попросту струсил. Или же поддался распространенному заблуждению, что Рубеус останется таким, как был. Невозможно! Все книги, все ученые сходятся на одном: человек, обращенный в вампира, полностью теряет как облик прежний, так и разум.
   Промучившись ночь - не сон, а сплошной кошмар из клыков, когтей и потоков крови - Фома решил действовать самостоятельно. Оружие у него имелось - пистолет до сих пор хранился на дне сумки, тщательно укутанный в промасленную тряпицу. Жалко, что пули не серебряные, но если в голову стрелять, а потом еще кол в сердце вбить - должно получиться и без серебра. Неплохо бы голову отрезать и чеснока в рот напихать, чтобы не ожили потом. Но чеснока в лагере не было, а отрезание головы представлялось процедурой долгой, муторной и грязной, посему Фома решил ограничиться пулями и колом. Колья даже вытесывать не пришлось - взял те, на которых палатка крепилась. А что: удобные, небольшие, крепкие и заточены. Для пущей надежности Фома вознес молитву святому Алиллу, воину Господню и истребителю нечисти. Оружие, освященное словом Божьим, не подведет.
   Единственное, что смущало Фому в предстоящем крестовом походе - присутствие в пещере человека. Морли прав, князь, одержимый богомерзкой идеей, всенепременно попытается воспрепятствовать. И что тогда? Фома попытается словами убедить князя не вмешиваться, но если тот будет продолжать упорствовать... конечно, убивать людей грешно, но ведь Морли сам недавно говорил о том, что во имя великой цели не грех пожертвовать малым. И вообще князь сам виноват.
   Из лагеря Фома уходил тихо, со странным чувством, что другие не одобрят его намерений. Ну и пусть, потом, позже, они поймут его правоту и, может быть, скажут спасибо.
   В пещере было тихо, темно и пусто. Ну, почти пусто, два тела, лежащие на полу, нельзя было в полной мере причислить ни к живым, ни к мертвым. Нежить, одним словом. А вот где князь? Вышел куда-то? Сбежал, осознав, что натворил? А и какая разница? Нету и хорошо.
   Честно говоря, было не по себе. Убивать Фоме прежде не приходилось. Пистолет придавал уверенности, а легкая дрожь в руках пройдет. Нужно подойти ближе... лучше, если в упор стрелять, приставить дуло ко лбу твари и нажать на спусковой крючок.
   А если они не спят? Если притворяются, подманивают его, как охотник глупую цесарку? Глаза закрыты, но это еще ни о чем не говорит. Вампиры хитры...
   Сердце билось, как сумасшедшее. Ладони вспотели, пришлось покрепче ухватиться за рукоять, чтобы пистолет не выскользнул. Но Фома-таки заставил себя подойти к спящим - мертвым? - вплотную, осталось прицелиться хорошенько и нажать на курок. Проще простого... как в тире... еще легче, потому что цели рядом...
   - Стой! - Громкий крик заставил Фому вздрогнуть, и пуля ушла куда-то в потолок. А в следующую секунду Фома покатился по земле. И подняться ему не дали - прижали к камню, выдавливая руки коленом. И руку вывернули, заставив взвыть от боли.
   - Отпусти.
   Отпустил. Пнул в ребра и рявкнул:
   - Идиот!
   Добавив несколько слов совсем уж непотребных, князь отобрал пистолет. Фома не сопротивлялся, только мысленно клял себя за глупость: следовало избавиться сначала от князя, а потому уже и...
   Попробовал подняться - рука ныла, но пальцы шевелились. Встал на карачки и от сильного толчка снова растянулся на полу.
   - Вставай! - рявкнул князь, отступив. - Нечего из себя умирающего корчить.
   Фома поднялся, из последних сил сдерживая слезы.
   - Ну что смотришь? Ничего не сломал? Хотя будь моя воля, я бы тебе руки-ноги повыдергивал...
   - Ну и выдергивай! Я тебя не боюсь!
   - Не хватало еще, чтобы ты еще и меня боялся. - Вальрик вертел в руках пистолет. - Интересная штука, я раньше таких не видел. Где брал?
   - Там, где брал, больше нету, - собственный голос показался омерзительно-визгливым, как у трактирной служанки, которую Морли ущипнул за зад.
   - Не хочешь, не говори. Небось, в лагере у пастухов... жалеть пожалел, а оружием, значит, не побрезговал. Пользоваться хоть умеешь?
   - Умею.
   Фома ощупал руку и ноющие ребра, навроде переломов нету, но обида-то, обида осталась! А князь нарочито спокоен. Пистолет он разглядывает, улыбается, будто бы ничего не произошло. Ублюдок. Подменыш, готовый человека убить, лишь бы вампиру хорошо было. Ничего, Фома еще рассчитается, и за пистолет, и за руку, и за пинок. Святой Отец, прежде чем благословлять на правление, обязательно поинтересуется, каков будущий князь, а Фома подробно и беспристрастно описывал каждый день... ну почти каждый... Инквизиции будет чем заняться...
   - Умеешь... кто бы мог подумать, что ты умеешь стрелять? Отчего ж не показал свое умение, когда возможность была? Врагов жалел? А своих, значит, не жаль, своих стрелять можно...
   - Они не свои!
   - И не чужие.
   - Они... они же вампиры! Нежить! Они людей убивают! Они кровь пьют!
   - Да ты просто испугался, - Вальрик засунул пистолет за пояс. - Испугался и мстишь за свой испуг.
   - Ну и что? - Фома искренне не понимал, о чем говорит князь. Да, именно страх открыл глаза на все коварство вампиров, но это было раньше, а сейчас он не боится, сейчас он готов постоять за себя и остальных людей, которые и не подозревают, какая им грозит опасность. - Что с того?
   - Ничего. Не приходи сюда больше, понятно?
   - Пистолет верни.
   - Обойдешься.
   - Я... - следующие слова иначе, чем злостью нельзя было объяснить. - Я все равно их убью! Все равно... приду и ...
   - Иди, - совершенно спокойно ответил Вальрик, - только учти, в следующий раз я с тобой нянчится не стану.
   - Ты... Ты не князь, а... ублюдок... подменыш... - И отбежав от пещеры на приличное расстояние - кто знает, чего ждать от безумного князя, еще выстрелит в спину - Фома швырнул камень. Не попал, отчего стало совсем уж тошно...
   Почему люди такие уроды?
  

Вальрик.

   Фома не удивил. Вальрик с самого начала ожидал чего-то подобного и оттого почти не спал, да и из пещеры старался выходить пореже. Он был бы рад вообще не отлучаться, но нужны были дрова, еда и вода. Да и просто ноги поразмять хотелось: от тупого сидения на одном месте неудержимо тянуло в сон.
   Вот и поразмял. Едва не доразминался.
   И все-таки странно, что Фома. Трус и книгочей. Пистолет он принес, о кольях позаботился. И ведь боялся монашек до полусмерти: руки ходуном ходили, сам трясся, как заяц, а туда же, зло искоренять.
   Скорей бы уже они очнулись, ожидание сводило с ума. Вальрик чувствовал, что скоро на стены бросаться начнет от бездействия. Три дня прошло, а они как лежали, так и лежат. Коннован сказала, что максимум - это неделя, значит, осталось еще четыре дня пережить. Только бы получилось...
   Пистолет, отобранный у Фомы, Вальрик спрятал, а вместо него вытащил Аркан.
   Лента казалась совершенно безжизненной, но Вальрик чувствовал ее недовольство. Аркан подчинился хозяину, хотя и не понимал, как это человек выпустил на волю того, кому надлежало сидеть на цепи. Аркан нашептывал, что еще не поздно все исправить. Превращение завершено и жизни Рубеуса ничего не угрожает. Момент подходящий...
   Аркан возмущался бездействием князя и желал снова подчинить себе вампира. Аркан диктовал свою волю.
   Наверное, следовало бы подчиниться. Это благоразумно, ибо никто не знает, как поведет себя Коннован. Это правильно. Это нечестно. А Рубеус говорил, что хороший правитель всегда держит данное слово. И еще, что власть - это ответственность. Ради этой ответственности, ради людей, доверивших Вальрику свои жизни, он не имеет права отпустить Коннован. Он достал из кармана ленту.
   Страшно. Стыдно. Она спит, лицо тонкое, нежное, красивое. Он раньше не замечал, насколько она красива... Пожалуй, красивее всех девушек, которых ему когда-либо доводилось видеть. Волосы легкие, как пух одуванчика, а ресницы пепельные. В ее лице нет ярких красок. Ее лицо дышит нежностью.
   Так легко поверить, что она и вправду нежна. Но Вальрик помнит и то, как жадно она глотала кровь. И то, как Фоме едва шею не свернула. И то, как улыбался убитый ею паренек из лесного лагеря.
   Если Вальрик решится, Коннован его возненавидит.
   Если не решится, возненавидят люди.
   Желтая лента распрямилась, становясь жесткой, как сталь.
   Ошейники носят рабы и собаки.
   Вальрик должен. Ради людей.
   Всего-то приложить к шее и отпустить. Просто. Очень-очень просто...
   Удар в грудь отбросил Вальрика в угол пещеры. Черт побери, больно же!
  

Коннован.

   Из сна я выходила тяжело. В голове зудело, словно под черепом завелся бешеный таракан. А рядом громко стучали чужие сердца. Главное задавало ритм: медленно, натужно, будто бы качало не кровь, а тягучий летний мед. Два других поддерживали, вплетаясь в рисунок. Красиво.
   Лежу. Слушаю.
   Шорох, шелест, чье-то дыхание, чьи-то мысли... не мысли, всего-навсего намерения, но они окрашены в неприятные красно-бурые цвета. Агрессия. Сомнения. Решимость.
   Откуда я это знаю?
   Карл. Карл меня научил чувствовать людей. Я просто забыла.
   Чужое сердце запнулось и сбилось с ритма.
   Рубеус. Брат Рубеус. Да-ори Рубеус. Теперь мы связаны кровью, но я отчего-то не испытываю радости. Интересно, Карл радовался моему появлению? Никогда раньше не задумывалась.
   Ему, наверное, было также плохо, как мне сейчас. Тогда зачем он меня обращал? Спросить при встрече?
   Человек решился. Крадется. Наклоняется. В его руке красной лентой лежит зло. Человек кончиками пальцев касается щеки, и я окончательно просыпаюсь.
   Вальрик. Ошейник. Подло. Тело действует само: удар ногами в грудь и князь отлетает.
   Ненавижу нечестную игру, но чего еще ждать от князя? Он поднимается, слава Богу не убила... хотя почему слава Богу? Я же свободно, я могу. Нет, я там что-то обещала. Ладно, потом разберемся. Проклятье, сил не осталось совершенно, зато тяжесть, сковывавшая тело, отступила. Я лежала на полу, чувствуя спиной каждый камень, каждую трещину, каждую пылинку.
   Пытаюсь подняться, но закоченевшие мышцы подчиняются с трудом. Дико хочется есть, неважно что, лишь бы съедобное. От голода мутит.
  -- Получилось? У тебя ведь получилось? - Вальрик помогает сесть и даже подкладывает под спину свой плащ. Заботливый. Будто бы не он пару минут назад собирался посадить меня на Аркан. Хочу ответить, но раскинувшаяся во рту пустыня гасит звуки.
  -- Пить?
   Киваю в ответ и получаю целую флягу холодной воды. Какая же она вкусная... еще бы поесть для полного счастья.
  -- Получилось?
  -- Получилось. Кажется.
   Все-таки я в первый раз совершаю превращение. Да и условия далеки от идеальных, поэтому и результат, мягко говоря, сомнителен. Но сердце бьется, и основное, и дополнительные. Я воспринимаю ритм так же ясно, как свой. А еще дыхание - межреберные мышцы растягивают легкие, и тут же медленно сжимаются, выталкивая отработанный воздух - и неровный, на грани пробуждения сон. И эмоции, целый котел чужих эмоций.
  -- Там... мясо. Хочешь? - Вальрик не знал, о чем говорить дальше. Выглядит хуже некуда, удивительно, как на ногах держится: красные от недосыпания глаза, редкая щетина - непонятно, когда только успела отрасти - и болезненный серый оттенок кожи.
  -- Сколько дней... прошло.
  -- Четыре. Ну с того вечера, когда ты просыпалась, а вообще семь, наверное. А с ним точно все в порядке?
   Пожимаю плечами. На первый взгляд все нормально, а там кто знает.
   Никогда не предполагала, что холодное мясо с какими-то листьями вместо хлеба, может быть таким вкусным. Жаль, что его мало. Ем медленно, растягивая удовольствие. Вальрик молча ждет. Кстати, почему в пещере так пусто?
  -- Что было? Где все?
  -- Они лагерь перенесли, - Вальрик потупил взгляд, будто это он виноват, что другие решили перенести лагерь.
  -- А ты почему здесь?
   Он краснеет.
  -- Не приняли?
   - Ну... в общем... они сказали, раз я все придумал, то мне и отвечать. Что никто не знает, какими вы потом станете. Что рядом находиться опасно и вообще... Это после того, как ты Фому... укусила.
   Черт. Точно. Я ведь едва не... надо было предупредить, но я же не знала, что дойду до подобного состояния. Меньше всего хотелось обижать Фому. Он нежный и хрупкий, подобных ему нельзя выпускать в реальный мир, чтобы подобные мне не пугали реальной жизнью.
   Противно. Я извинюсь, но, полагаю, это ничего не изменит.
   Странно, что люди не отомстили.
  -- Правда, потом Морли запретил тебя трогать. А Ильяс сказал, что без тебя мы отсюда не выберемся, а Рубеус пусть сам за свою душу отвечает. С тебя вообще спросу никакого, потому как тварь и в Бога не веришь. Они тут недалеко. Ильяс поесть приносит, ну Селим как-то заходил, хотел зубы посмотреть, но я не разрешил.
  -- Почему? - конечно, странное желание, зачем Селиму мои зубы. С другой стороны не жалко, пускай себе смотрит.
  -- Мало ли... - Вальрик пожимает плечами и садится рядом. - Как ты думаешь, что Рубеус со мной сделает, когда очнется?
  -- Не знаю. Я бы голову оторвала...
  
   Рубеус не стал искать правых и виноватых, не стал кричать, что скорее умрет, чем будет жить, убивая других. Не стал искать способ вернуться. Он вообще не задал ни одного вопроса, просто вышел из пещеры и, сев на плоский камень у входа, стал ждать рассвета. Самоубийца.
   Глупый самоубийца, которые не знает, насколько болезненны солнечные лучи, насколько ядовит предрассветный воздух, и как тяжело расставаться с жизнью.
   Но несмотря ни на что, я его понимала: когда-то очень давно я тоже решила умереть. Первая ломка, первая жертва. Парень. Светлые волосы и синие глаза, в которых удивление мешается со страхом. Ломкий голос. Ускользающее сознание. Сил успокоить его нету, жажда мутит разум. У Рубеуса все еще впереди.
   - Что он делает? - Вальрик расхаживал из одного угла пещеры в другой. Чувствует себя виноватым и не знает, как оправдаться, тем паче, что как выяснилось, его оправдания никому не нужны. Люди их слышали и не поняли. Рубеус не захотел слушать.
   - Скажи, что он делает?
   - Готовится умереть.
   - Умереть? - Князь остановился, резко, словно на стену налетел. - Зачем умирать? Ты шутишь? Нет, ну зачем умирать, он же может жить вечно?! Он стал сильнее и выносливее, ты сама говорила. А еще ты научишь его быть воином...
   - Вампиром.
   - Что?
   - Я научу его быть вампиром. Пить кровь людей, которых он обязан был защищать от таких, как я. Убивать. Быть проклинаемым и ненавидимым. Быть порождением ночи и дьявола. Ну-ка, что ваши святые говорят про вампиров? Не помнишь? А я помню, сейчас процитирую: "Вампир - суть порождение тьмы, часть души Диавольской и охотник за душами, ибо вместе с кровью человеческой он и душу пожирает, отправляя ее в ад на муки вечные".
   Вальрик побелел. Кажется, начинает понимать, что натворил. Мне его даже жаль, хотел как лучше, а... мне всех жаль. Себя, застрявшую в центре Аномалии, Рубеуса, которому придется учиться жить заново, Вальрика - вряд ли ему простят эту ошибку, людей...
   - Он не такой, - нерешительно пробормотал князь, - он не станет...
   - Станет. Обязательно станет. Мы не способны жить иначе. Либо кровь, либо медленная и мучительная смерть. Он будет терпеть. Все поначалу терпят. Одни неделю, другие две, третьих хватает на несколько дней. Итог один: жажда тебя сломает. Я продержалась три недели от первого приступа и отвратнее их в моей жизни не было. Под конец я не понимала, кто я и где нахожусь. Я не просто убила человека ради крови, я убила его с радостью, с наслаждением, потому что его смерть положила конец моим собственным мучениям. Именно тогда я поняла, кем стала и захотела умереть. А он просто догадался раньше.
   Вальрик молчал. Интересно, понял ли он, что именно я пыталась сказать?
   - А почему ты раньше... когда я говорил?
   - Ну ты бы не стал слушать. Ты принял решение и требовал, чтобы оно было исполнено. Помнишь, чем угрожал? Вижу, помнишь. Следующий вопрос. Как ты думаешь, хотелось мне получить свободу? Аркан - живые кандалы. Мне неимоверно тяжело с ним даже тогда, когда ты не дергаешь поводок.
   Я заткнулась, чтобы не проболтаться о третьей причине: мне было жаль Рубеуса. Карл назвал бы это остаточными воспоминаниями и глупой рефлексией и был бы прав. А я понятия не имела, что делать с этой жалостью.
   - Но ты же не допустишь, чтобы он умер?
   И что мне ответить? Пожалуй, в любой иной ситуации я не стала бы вмешиваться: каждый сам решает, жить ему или не жить. Но Рубеус - мой валири, мы связаны одной кровью и связь эта сильна. Со временем она исчезнет, износится, как старый ремень, и я перестану чувствовать Меченого. А он, в свою очередь, освободится от моего постоянного присутствия. Но сейчас, когда в теле отзывается каждый удар чужого сердца, я никак не могу позволить Рубеусу умереть.
   И присев на песок рядом с Меченым, я сказала:
   - С этим тоже можно жить.
   - Зачем?
   - А зачем ты жил раньше?
   - Чтобы убивать таких, как ты.
   - И что тебе мешает заниматься этим теперь?
   Он повернулся, чужие черные глаза горели знакомой яростью. На белой коже - со временем она станет еще бледнее, еще чувствительней - красным рубцом выделялся шрам. Уголки губ нервно подрагивали. Связь полыхала гневом. Рубеус зол и мечтает убить меня? Пусть попробует, я не против.
   - Теперь?
   - Теперь, - подтвердила я. - Ты стал сильнее, быстрее, выносливее. И шансы уничтожить противника, к примеру да-ори, увеличились. С этой точки зрения ты в выигрыше.
   - И как вы отнесетесь к тому, что один из вас станет убийцей?
   - Нормально.
   Недоверие. И снова злость. Он знает, что я не солгала, но не понимает, как возможно подобное. Мне же сложно объяснить, насколько наш мир отличается от человеческого. Карл называет да-ори обществом законченных эгоистов, и он абсолютно прав. Нам нет дела до того, что творится с другими. Каждый сам по себе и каждый сам за себя. Хранители следят за порядком, но внимание их сосредоточено главным образом на людях и проблемах, с ними связанных - эпидемии, глобальные войны и прочие неприятности, способные покачнуть установившееся равновесие между нами и людьми. Что же касается убийства, то... Карл как-то обмолвился, что слабый воин, умирая, оказывает хорошую услугу всему виду. Карлу вообще очень нравилась теория естественного отбора.
   Попыталась рассказать, но вышло долго, нудно и как-то неубедительно.
   - То есть, если даже я убью десяток вампиров, остальные не обратят на это внимания? - уточнил Рубеус, пробуя когтем гранитный валун.
   - Может, и обратят, но препятствовать не станут. Главное, чтобы поединки были честными.
   - Дуэльный кодекс, - понимающе кивнул Рубеус, - вы чтите кодекс?
   - Не чтим, но соблюдаем. Ата-кару - поединок чести. Законный способ выяснить отношения. От вызова можно уклониться, но на моей памяти такого не случалось. Хранители и те выходят на круг, если сыщется кто-то, в достаточной степени безумный, чтобы бросить им вызов.
   - То есть, с помощью поединка я могу убивать, не опасаясь наказания?
   - Если сможешь. Но с равной долей вероятности убить могут и тебя.
   - Если смогут, - ответил Рубеус.
   - Смогут. Не простой воин, так кто-нибудь из первой сотни или Хранитель. Допустим посчитает, что твои действия каким-либо вредят всем и вызовет тебя на поединок.
   - И что?
   - И все. Победить Хранителя невозможно.
   Разговор оборвался, а жаль, мне было интересно беседовать с Рубеусом и наблюдать, как меняется его настроение: нити связи переливались от яростно-алого до задумчиво-зеленого.
   Мне хотелось, чтобы он передумал и попробовал принять новую жизнь. И причина была не только в том, что смерть валири причинит мне боль, но и в том, что... мне просто до жути надоело одиночество.
   Черный жук пытался пропихнуть в трещину жирное, закованное в хитиновую броню, тело. Тонкий проросток, проклюнувшийся из той же трещины, разворачивал хрупкие листочки... рассвет скоро, а Меченый молчит.
   Ну почему он молчит? И не выдержав, спрашиваю:
   - Ну так что ты решил?
   - Я человек, - Рубеус даже не повернулся в мою сторону. - И умру человеком.
   - Идиотом ты умрешь, а не человеком. Делай, что хочешь, а я пошла. Солнце жжет.
   Он взглянул на небо, еще темное и сердитое. Но рассвет уже близко.
  
   А все-таки Рубеус вернулся.
   - Все остается по-прежнему, - он говорил, повернувшись ко мне спиной. Старался быть спокойным, однако, нити, нас связывающие, выдавали его. Интересно, а Карл тоже так меня видел? Скорее всего. А я видела его, правда не долго: спустя неделю Карл закрылся.
   Было больно.
   - Ты поняла? Все остается по-прежнему?
   - Конечно.
   По-прежнему, значит, по-прежнему: пусть тешит себя надеждой, что ничего не изменилось. Пусть обманывается теорией, что тело - это одно, а душа - другое, и что пока человек помнит о Боге, то и Бог помнит о человеке. Красивая сказка, я в нее тоже верила. Давно-давно, в прошлой, человеческой жизни. Ежевечерняя молитва - хорошие девочки благодарят Господа за прожитый день, еженедельные службы с обязательной исповедью и покаянием, Рождество и День Гнева... а потом в деревню пришла алая смерть...
   Я снова молилась, днями, ночами, просила, обещала что-то несбыточное, но Господь не снисходил до меня, родные умирали. Все вокруг умирали. А когда умерли и я осталась совсем одна, появился Карл.
   Чудо? Вполне возможно. Только хотелось бы знать, кто стоит за этим чудом: Бог, Дьявол или просто больное воображение?
   Рубеус преисполнен решимости сохранить как можно больше человеческого: нити светятся холодным синим - решимость и героизм. Я тоже зарекалась не убивать.
   Это ведь такая простая заповедь: не убий.
   Не убий...
   А приходится, ради жизни, ради того, чтобы дышать, чувствовать, существовать, чтобы не растаять в лучах белого-белого солнца, нисколько непохожего на настоящее. Жажда - страшная вещь, скоро Рубеус поймет и... смирится. Всем когда-то пришлось перешагнуть через этот запрет.
   Не убий.
   Заповедь не для да-ори. И верить в Бога перестаешь после первой же охоты. После десятой умолкает и совесть... двадцатая - и ты уже не воспринимаешь людей, как разумных существ.
   Что до Бога... то если он и вправду существует, такой весь Всеблагой и Всемогущий, разве может он быть столь жесток к детям своим?
   Не знаю, и честно говоря, не очень-то хочется.
  
   В дорогу собрались быстро. Лошади, сумки, оружие. Все как обычно, с небольшой разницей: я свободна.
   Я свободна! Совершенно, абсолютно свободна! Как птица, как ветер, как... как не знаю кто. Почему-то я только сейчас осознала этот факт. Жаль, Ветра не слышат, в один миг домчали бы до нужного места.
   Ветра! Нужно будет рассказать Рубеусу о Ветрах. Сначала он не поверит, а потом... стоит единожды прокатиться на холодной спине Анке, или нырнуть в горячие, наполненные ароматами песка и моря, объятья Яля, и жизнь изменится. Ветра - это...
   Это поля неизвестной природы, возникшие в результате применения нового оружия. Так говорил Карл. Еще рассказывал про геомагнитные волны, силовые аномалии и биоэнергетику, но существование Ветров не объяснить одной лишь физикой. Ветра - живые.
   Анке - суровый, холодный, как северные зимы. Он любит спокойных и уравновешенных, ко мне приходит не всегда, да и я не часто прибегаю к его помощи. Мне милее Яль: взбалмошный и капризный. Валь хитер. Истер деловит и конкретен.
   А здесь небо мертвое. Ветра избегают Пятен, но стоит пересечь границу и... да здравствует свобода, Орлиное Гнездо и спокойное существование, в котором все вернется на круги своя. Горячая ванна, свежая постель, чистая одежда, нормальная еда... как мало, оказывается, надо для полного счастья.
   Правда, есть нюанс: я кое-что пообещала князю. И придется исполнять.
   Рубеус кругами ходил возле своего жеребца: норовистое животное никак не хотело признавать в нем хозяина. Коню следовало бы хорошенько врезать по ушам, а потом уже садится.
   - Помочь?
   Рубеус промолчал, но связывающие нас нити накалились докрасна. Раздражение. Гнев. Растерянность. А мне обидно. Утешаюсь тем, что он привыкнет. Когда-нибудь. У нас впереди полно времени.
   Целая вечность.
  

Карл.

   Горы начались с легкой сиреневой дымки на самом краю горизонта. По мере приближения дымка тяжелела, принимая очертания невысокого сильно изломанного плоскогорья, отдаленно напоминающего хребет динозавра.
   Признаться, Карл обрадовался, все-таки степь была утомительно однообразной, а тут хоть что-то новое. Но быстро закончилась. Тангры? Здесь? Откуда? Или Аномалия шутит, подбрасывая миражи? Но мираж была на редкость подробным: раскинувшийся в ложбине между скалами лагерь дышал, жил, наполняя степь запахами готовящейся еды, дыма, дерьма из выгребной ямы, лошадиным ржанием и человеческими голосами.
   Карлу удалось подобраться почти вплотную к частоколу, за которым ютились серые горбики палаток. Тангры проявляли поразительную беспечность: выставленные часовые несли службу с тем вялым безразличием, которое появляется после долгого стояния на одном месте, хорошо знакомом и безопасном. На ближайшем к Карлу посту зевал, страдая бездельем, тангр, а напарник-человек старательно пялился в темноту. Слишком уж старательно и долго, похоже, спал с открытыми глазами.
   Нечего сказать, повезло.
   Карл отступил в степь. Конечно, устраиваться на дневку возле лагеря было рискованно. С одной стороны. С другой же, тангры о присутствии Карла не знают. Они расслаблены, ленивы и не жалуют солнечный свет. Что до людей, то сомнительно, чтобы они решились сунуться за пределы лагеря без хозяйского приказа.
   И все-таки Карл слегка нервничал. Лежал, представляя, как медленно карабкается по небосводу желтый шар, и пытался сообразить, что понадобилось танграм здесь? Неужели пронюхали про Полигон? Тогда почему всего сотня? Нет, дело не в Полигоне, иначе лагерем стали бы два, а то и три улья. И ведут они себя не так, как должны вести люди... нелюди, которым поручено столь важное задание.
   Карл старательно вспоминал увиденное, вычленяя отдельные детали. Коновязь, земляные валы, укрепленные деревянными кольями, площадки для часовых. Лагерь стоит давно, такое ощущение, что тангры кого-то ждут. Или чего-то? Вопрос чего.
   По-хорошему следовало бы взять пленника, но пропажа человека, не говоря уже о Высшем, взбудоражит кандагарцев. Опять же Карлу не составит труда обойти лагерь. Но тогда за спиной останется сотня воинов, способных нанести удар в самый неподходящий момент. К тому же существует вероятность, что этот лагерь - один из многих, на территории Пятна можно армию укрыть, и никто не заметит...
   Все-таки придется выходить на охоту.
   Завтра он получит ответ на все интересующие его вопросы, а заодно и решит, как поступить дальше.
   То ли от близости гор, то ли от удивления, то ли по каким либо иным непонятным еще причинам, но вернулся сон: Черно-белый, бело-черный. Фотография в стиле ретро, негатив и позитив. Черный атлас, белая кровь, жемчуг россыпью. Чья-та рука закрывает глаза, в которых застыло удивление. Айше не идет удивление.
   И смерть тоже.
   Дьявол, когда это закончится-то?
   - Раз, два, три, четыре, пять... - детский голосок звенел в ушах. - Вышел зайчик погулять... Здесь гулять нельзя. Совсем нельзя.
   - Я не буду, - пробормотал Карл и окончательно очнулся. И привидится же такое? В висках мелко и часто стучал пульс, а рот был полон вязкой соленой слюны. Он губу прокусил? Твою ж мать!

Глава 7.

   Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу...

Коннован.

   Мы двигались и в этом размеренном движении было нечто отупляющее. Лес остался позади, а впереди черной равниной расстилалась степь, кое-где украшенная редкими деревцами. Одуряющее пахли травы, стрекотали кузнечики, луна в небе сыто переваливалась с одно круглого бока на другой, поливая землю беловатым, призрачным светом. По правую руку блестела узкая лента ручья, и лошади время от времени поворачивали головы к воде и возмущенно фыркали, требуя утолить жажду. Шли мы по течению - теоретически этот безымянный ручей должен впадать в Лану, осталось проверить, насколько теория с практикой сочетается.
   А вообще здесь было... странно. Не знаю, как объяснить, такое ощущение, будто внешнего мира не существует, как и тангров, Святого Престола, меня самой. Вернее я есть, но лишь как часть мозаики на которой ленивая луна зависла над черной степью. С каждым часом мне все сильнее хотелось остаться здесь. А почему нет? Едешь себе и едешь, вчера, сегодня, завтра... Кажется, вон то дерево впереди я уже видела. Или не видела? Здесь все деревья похожи друг на друга.
   - Едем, едем, а все одно и то же... - до ушей долетело бурчание Фомы, такое же привычное, как окружающая нас степь. - Вот увидите, заведет она нас в тихое место и пожрет всех до единого...
   - Ага, а туточки место ничего не тихое, ну, чтоб пожрать...
   Селим привычно заржал над собственной плоской шуткой. Зря смеется, кстати, пожрать бы мне не помешало. И Рубеусу тоже. Пробудившаяся жажда, которую я ощущала почти так же остро, как собственную, приводила его в ярость. Он боролся с ней, отодвигая на грань сознания, выдавливая в связывающие нас нити. И она отступала, позволяя поверить в саму возможность борьбы. Рубеус и поверил. Вопрос, на долго ли его хватит? Главное, поймать момент, когда он решит, что жизнь важнее предрассудков, а кровь - это жизнь.
   Первая жертва умирает всегда. Это не правило, но так получается: каждый из нас стремится оттянуть неприятный момент, каждому подольше хочется побыть "обычным" человеком, а потом жажда съедает остатки разума, следует срыв и чужая смерть его закономерным результатом. Неприятно, но ничего не поделаешь. С Рубеусом другая проблема - он в жизни себе не простит, если он убьет кого-либо из своих. Идеалист, мать его.
   - Нет, и не может быть веры словам слуги Дьвольского, ибо обещания его - мед полынный... - бубнел Фома, нимало не заботясь о том, что я слышу. Да, после происшествия характер у мальчишки испортился. Любопытство, приправленное страхом, сменилось откровенной враждебностью. При каждом удобном, да и неудобном тоже, случае, Фома цитировал высказывания великих человеческих мыслителей. В общем и целом суть их сводилась к одному: Земля для людей, а всех, кто человеком не является, надлежит предавать огню. Юный инквизитор, мать его.
   Дав волю раздражению, я пришпорила лошадь: нечего плестись нога за ногу, так мы в жизни из этой чертовой степи не выберемся.
   Скучно. Все чем-то заняты: Нарем шевелит губами, видать, снова псалмы про себя проговаривает, Селим прямо в седле пытается жонглировать двумя ножами. Ильяс с Анджеем ушли вперед, вроде как в разведку. Морли дремлет, Край с Масудом перебрасываются круглым камешком - ловкость тренируют, а князь наш, как всегда, возле Рубеуса, беседуют.
   Подъехать, что ли? Но вряд ли они обрадуются. Вот что за несправедливость: к Рубеусу люди отнеслись более-менее спокойно - нет, они не делали вид, будто ничего такого не произошло, но и не отворачивались, когда он заговаривал - а меня чураются, будто я заразная.
   Но люди - это люди, с них спрос невелик. Хуже, что Рубеус следовал их примеру. Он избегал меня. Он выплескивал в связь помои своего раздражения и злости. Он нарочно не отвечал ни на мои вопросы, ни на мой зов.
   Чем я заслужила подобное обращение?
   Наверное, следовало уйти, все бы только обрадовались... и каждое утро, устраивая лежку, я давала себе слово, что на закате уйду. У меня своя жизнь, у них своя. Но наступал вечер, и я седлала лошадь и, злясь на собственное безволие, ехала вперед.
   Кажется, на этом месте я задремала, во всяком случае, когда впереди раздался оглушительный крик: "Горы! Впереди горы!", едва не свалилась с лошади.
   Горы? Откуда здесь горы?
   И между тем они были. Совсем рядом - час езды и мы окажемся у подножья высоченных, ослепительно-белых - смотреть больно - скал. Еще один вопрос: почему мы увидели горы только сейчас? Почему не вчера? Позавчера? Поза-позавчера?
   И почему они белые? Белых гор в природе не существует.

Фома.

   "И горы те будто из света живительного сотканы были, ослепительным сиянием своим пробуждали в душах человеческих благость превеликую да любовь к Господу, сотворившему чудо подобное. А тварь нечистая отвернулася, дабы не ослепнуть от света Божественного. Вестимо преградою стали горы на пути нашем, ибо..."
   Дальше Фома не придумал. Ну преграда преградой - тут понятно, горы легли поперек степи непреодолимой стеной - не объехать, не обойти, а вверх карабкаться - так и вовсе безумцем быть надобно, или птицей. Вот вампирша, ежели летучей мышью обернется, то сможет пересечь. Или не сможет? Фома старательно припоминал все, когда-либо читанное про вампиров и летучих мышей. Нормальные нетопыри низко над землею летают, мошек ловят и сил у них этакую громадину одолеть не хватит, а если зачарованный?
   Впрочем, вампирша не изъявляла желания становиться летучей мышью, только сказала что-то про мудреца, который гору обходит, и, отъехав в степь, принялась копать себе яму.
   Белый камень и в ближайшем рассмотрении оказался камнем: тяжелым, скользким, серебристо-блестящим на разломах. Единственное, что в нем было странного - цвет. Ну где это видано, чтобы камень белым был? Вот мел белый, так ведь он и не камень вовсе. Мрамор тоже белый, но там белизна другая, теплая, чуть прозрачная, напитанная светом. Фома точно знал - мраморными плитами был выложен пол в Молитвенном Зале. И приятно было в летнюю жару да босиком ступать по этому замечательному, гладкому, точно застывшая речная водица, полу. Или вот еще статуи: в ясные дни свет оживлял бледные лики, и Божья матерь улыбалась особенно ласково, а на щеках ее загорался стыдливый румянец...
   Нет, это точно не мрамор. Фома, подыскав осколок поменьше, засунул его в сумку - будет доказательство, когда про чудо этакое рассказывать станет. Сразу и придумалось, чего еще написать:
   "А Словом Божиим горы те от взглядов нечистых укрыты. Трижды три дня ехали мы, но только достигнув подножия Твердыни Господней, узрели ее. Истинно слепы люди, ибо не видят творящегося под носом своим, малого ищут, великое теряя..."
   Последние слова как-то не слишком в общий текст вписывались, зато звучали красиво, и Фома решил оставить - в любой книге есть и проповеди, и предостережения, а он чем хуже других?
   "И остановились мы, чуду внимая. И не нашлось человека, который бы сказал: "Дальше идем", ибо невозможно было представить, что ноги людские будут попирать сию божественную белизну. А скалы вздымались ввысь, и облака, над ними проплывавшие, серым брюхом цеплялись за острые вершины, Морли же, рукой камня дивного коснувшись, велел обходной путь искать..."
   Вернее, Морли непотребными словами обругал внезапное препятствие, но в книге подобное повторять негоже.
   А днем горы выглядели еще чудеснее. Белые склоны сияли, ослепляя, поэтому глядеть на сие чудо было больно, но Фома все равно глядел, поскольку знал - такого он больше нигде не увидит. А когда на раздразненные светом глаза навернулись слезы, Фома решил написать про то, как чудесно было бы поставить тут храм, чтобы каждый, впечатленный небывалым зрелищем, мог вознести хвалу Создателю. Белый камешек, упрятанный на самое дно сумки, грел душу, теперь, что бы ни случилось, у Фомы будет собственный кусок благодати Божией.
   Селим даже пообещал просверлить в камне дырочку, чтобы можно было на шее носить.
   Селим добрый...
  

Вальрик.

   Горы стали очередной неприятностью, а к неприятностям Вальрик как-то привык. Если разобраться, то он много чего пытался сделать, а выходило, что каждая его попытка измениться не приносила ничего, кроме разочарования. Будто бы рок над ним или проклятье какое...
   Наставник говорит, что рок и проклятье - это все выдумки для трусов, дескать, проще сказать "я все равно проклят" и ничего не делать. Вальрику очень хотелось верить. И еще до жути, до умопомрачения хотелось сделать что-нибудь такое... такое... чтобы все поняли, что он - настоящий князь, а не недоразумение. Это Марли сказал, а Вальрик услышал.
   А Фома уверен, что у Вальрика нету шансов стать князем, что Святой Отец никогда не благословит на княжение человека, помогавшего вампирам.
   Наверное, он прав, наверное, в Ватикане Вальрика ждет не княжеская корона, а Инквизиция и отлучение от церкви. И следует отступить, но... но он же обещал отцу, что непременно доберется. И предупредит. И отомстит. А он даже не смог добиться того, чтобы его уважали.
   Из всего отряда только вампиры относятся к Вальрику, как к человеку. Смешно. И то с Коннован он старается не заговаривать, потому что это раздражает наставника, и тогда Вальрик чувствует себя виноватым.
   Да в последнее время он постоянно чувствует себя виноватым! Поэтому и пошел в горы, чтобы убраться подальше от людей и собственного чувства вины, а заодно разведать что тут к чему и, случись какая опасность, предупредить остальных. Правда, у подножия белых гигантов царило поразительное спокойствие. Даже не поразительное, а подозрительное. Коннован предупреждала, что на Проклятых землях все подозрительно.
   Особенно белые горы. Вальрик и не заметил, как отошел от лагеря на довольно приличное расстояние. Скалы походили на стену: высокую, гладкую, непреодолимую стену, начинавшуюся прямо из земли. Ни трещинки, ни уступа, ничего. Действительно впору искать обходной путь.
   Стрела, вонзившаяся в землю у ног, стала неприятным сюрпризом.
   - Стой! - Раздалось запоздалое предупреждение. - Твоя не ходи. Твоя стой!
   - Стою. - Ответил Вальрик, озираясь. Бесполезно. Беспощадная белизна гор, приправленная солнечным светом, резала глаза.
   - Стой, стой, - повторил голос. - Моя охотник. Моя стрелять.
   - Не надо стрелять, - Вальрик поднял руки вверх, демонстрируя открытые ладони. - Мы не враги.
   - Кругом враги. Все враги. Великий Уа говорить, что все, кто внизу - враги есть. Но моя не бояться. Моя великий охотник. Моя говорить, что враги убивать. Твоя убивать, голову резать и волосы сумка украшать.
   - Может, договоримся?
   - Говорить?
   - Говорить. Ты здесь живешь?
   - Моя жить. Жены иметь. Сыновей иметь. Охотится.
   - В горах?
   - Горы - настоящий жизнь. Внизу - враги, я - в гора. В гора хорошо, высоко.
   - Выходи, - предложил Вальрик. - Я не обижу, обещаю.
   - Великий Уа говорит, что внизу живущие врать много. Как верить?
   - Клянусь, что не обижу.
   - Чем? - Деловито осведомился голос.
   - А чем надо?
   - Ветром поклянись, который в небе ходит. Четырьмя ветрами.
   Странная клятва, знакомая до невозможности, Вальрик скорее удивился, нежели испугался. Откуда это существо - диковинная речь не позволяла причислить незнакомца к роду людскому - знает про Ветра? Ветрами клялась Коннован, а наставник сказал, что это единственная клятва, которую сдержит вампир. Но Коннован говорит, что вампиров здесь нет, и тогда откуда ветра?
   - Клянусь. Пусть... пусть ветра откажутся говорить со мной, если я нарушу слово.
   - Ветра слышали, - важно ответил голос, и в следующую минуту перед Вальриком появился удивтельного вида человек.
   Мелкий - как уродцы-шуты из балагана, что прошлым летом приезжал - но коренастый. Грудь-бочка на кривых ногах, длинные руки подпорками. Голова-тыква, кое-как на плечи насаженная. Смуглокож, но белыми полосами размалеван. В губе кольца серебряные блестят, а в черных, с сединою волосах птичьи кости шуршат.
   - Большой, высокий. В горах неудобно, - карлик рассматривал Вальрика, не пытаясь скрыть пренебрежение. - Моя звать Ундга. Моя жить в гора. Моя охотник.
   - Я - Вальрик, князь крепости Вашингтон и окрестных земель.
   - Князь - вождь?
   - Да.
   - Вождь хорошо, - заметил Унгда. - С вождь буду говорить!
  

Карл.

   С пленным получилось удачно: одинокий всадник, направлявшийся со стороны лагеря к черному зеву перевала, был идеальной добычей.
   Всадника звали Абу-иль-Горра и он был третьим сотником пятого улья. Он пытался кричать и вырываться, даже угрожал. К угрозам Карл отнесся с полным равнодушием. На его памяти не встречалось еще пленника, который бы не угрожал. Или отказался бы поделиться информацией. Не стал исключением Абу-иль-Горра. Он долго сопротивлялся, так долго, что Карл начал испытывать по отношению к жертве нечто, похожее на уважение. Но в конечном итоге все завершилось обыкновенно.
   - Сколько человек в лагере?
   - Людей? - речь Абу-иль-Горра была на редкость неразборчивой - сказывалось отсутствие зубов.
   - И людей, и высших.
   - Восемьдесят три... людей шестьдесят.
   - Кто командует?
   - Тарам-дель-Урр-Г'орра. Воевода. Третий улей.
   - С какой целью разбит лагерь?
   - Ждем... крепость... удалось уйти. - Пленник облизал остатки губ. - Люди и...
   - Вампир, - подсказал Карл.
   - Да. Она... вывела. Ищейки на след стали, но... опередили... ушли в Аномалию. Аналитики считают, что есть возможность прорыва. Предупредят. Армия. Сопротивление. Трата ресурсов. Группу уничтожить.
   - Почему здесь?
   - Дорога к... Лане... единственная. Мимо не пройти. Убей!
   - Всенепременно, - пообещал Карл, вытирая пучком травы руки. - Сколько людей спаслось?
   - Десять... около десяти. Придут - посчитаем. Ждать недолго.
   Плохо же они знают Пятна. Карл, перехватив нож поудобнее, резанул по горлу. Жаль, что доблестный Абу-иль-Горра не человек. У людей вкусная кровь, а у этих... деготь. И токсичный.
   Засыпая тело мелким щебнем, Карл раздумывал над услышанным. Значит, Коннован спаслась. Умная девочка, и везучая, хотя на этом перевале ее везению суждено будет закончиться. Сотни тангров вполне достаточно для того, чтобы справится с одним вампиром и десятком людей, буде таковые доживут до перевала. Поэтому лагерь и разместился так открыто, чего им опасаться? Наоборот, демонстрируют силу и владение ситуацией.
   Только, видать, ждут давно, если настолько расслабились.
   Кстати, если за перевалом Лана, то получается, что он прошел Пятно насквозь. Невозможно.
   Он шел на юго-запад, а вышел к Серой гряде, причем дорога заняла... с месяц? Месяц с учетом времени, потерянного в городе? В теории совпадало, но... но что делать теперь? Поворачивать назад? Продолжать поиски Полигона и Базы? И как долго они будут продолжаться? Тем более выход из Аномалии вот, рядом совсем... выход и ответ на поднакопившиеся вопросы.
   Нельзя здесь гулять.
   Но бросить задание... или не бросить, а перепоручить? Поверить аналитикам тангров и немного обождать, а потом - по ситуации.
   - Вдруг охотник выбегает, - доверчиво зазвенел в голове все тот же детский голос. - Прямо в зайчика стреляет... скажи, когда стреляют - это плохо?
   - Смотря кто стреляет, - ответил Карл, уже почти не удивляясь. Кем бы оно ни было, но реального вреда пока не причиняло.
   - Зря ты ждешь. Тебя зовут... звали. А ты не пришел. Плохо не приходить, когда ждут, - упрекнул голос.
   - Плохо приходить, когда не ждут, - огрызнулся Карл. - Отстань.
   - Злой. Ну и сиди тут, - голос засмеялся и исчез, оставив после себя звон в ушах и головную боль. И прокушенная губа распухла, похоже, где-то недалеко был склад химических боеприпасов, пары выходят, вот и мерещится всякое.
   Дневную лежку Карл перенес в другое место. Не помогло - снова снился сон, правда, на этот раз без голосов и разговоров, привычный уже, черно-белый, в стиле ретро.
   Ретро - это прошлое.
   Плевать на прошлое.

Глава 8.

   Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу...

Фома.

   "Обличьем человек, князем приведенный, был подобен иноземцам, которых продают цыгане. Правда молва говорит, будто бы цыгане маленьких людей в сосудах специальных выращивают, оттого и уродцы их болезнями многими страдают. А иноземец был здоров телом, однако духом болен, слово Божия не ведал и, паче того, осмеливался утверждать, будто имя Творца незнакомо всему племени его"
   Вообще Фоме Ундга внушал определенные опасения. С другой стороны невозможно было представить, чтобы в снежно-белом сердце гор укрывалось зло. Скорее уж можно поверить, что карлик - один из ангелов Божиих. Правда, Фома представлял себе ангелов как-то иначе. На круглом темном, словно подгорелый блин, лице Унгды черными угольками выделялись глаза. Над широкой переносицей сростались мохнатые брови. А нижняя губа оттопыривалась под тяжестью украшений, обвисая едва не до подбородка. И говорил карлик как-то несуразно.
   Зато Унгда пообещал провести отряд через горы. Даже сказал, будто бы там его племя город построило, но Фома не слишком поверил. А в книге записал:
   "Брат Морли к обещаниям дикого человека отнесся уважительно и князя поблагодарил за то, что тот проводника через горы нашел. Тако же повелел собираться, чтобы с наступлением темноты, ни секунды не мешкая, вперед выступить. Сердце мое смятенья полно, ибо не вижу я пути, а иноземец, Унгдой назвавшийся, может оказаться еще одним порождением тьмы. Окрестив его тайно, убедился я, что ни знак креста, ни имя Господа, не смущают проводника нашего ..."
   Солнце неумолимо катилось к закату, приближая неприятный момент, когда придется идти в горы...
  
   "И не стал проводник наш искать обходного пути, яко же вверх по скалам карабкаться, что было бы вовсе невозможно человеку. Только повелел лошадей отпустить, ибо путь предстоящий преодолеть оне не смогут".
   Фома вздохнул, припомнив печальные глаза своей лошадки, которая долго обнюхивала руки и удивленно фыркала, не желая верить, что ее бросают.
   "А когда указание выполнено было, приложил охотник Унгда ладони к горе, и назвал ее именем тайным, от которого вздрогнул, разошелся трещиною камень. И разговаривал Унгда с горой, а она отвечала ему. И был он аки древний Моисей, силою слова заставивший расступиться воды морские, дабы спасти народ Избранный. Вот и горы, подобно морю тому, впустили нас. Нутро их белое было скользким и гладким. Ступал я со страхом тайным, ибо стены каждую минуту могли сомкнуться, обрекая нас на смерть лютую. Однако слушались горы охотника и белый коридор, на нору мышиную подобный, вел нас в место заповедное. Брат же Морли восхищение высказал, а вампиры шли быстро, видать, из опасения, что чудо проводником сотворенное, их не коснется".
   Последнее предложение следовало бы исправить, потому как странно было бы думать, что чудо, одним доступное, других не коснется, но Фома все никак не мог решить, как правильнее написать. Уж больно внове все было: горы, по слову человеческому расступившиеся, и проход с круглыми светящимися стенками, и примолкший от удивления Морли. Рубеус выглядел спокойным, будто бы каждый день случалось ему подобное видеть. А вампирша нервничала, все по сторонам озиралась, да с проводника глаз своих черных не спускала.
   Если быть до конца честным, то и Фоме происходящее откровенно не нравилось. Ну где это видано, чтобы человек через гору не по перевалу или мосту, над пропастью протянутому, шел, а вот так, сквозь сам камень?
   Сзади раздалось неприятное потрескивание, будто бы кто-то по сухим веткам идет...
   - Быстро идти! - вдруг сказал Унгда. - Гора не-живых не любить. Гора сердиться. Хлоп и нету.
   И побежал вперед. Остальные тоже побежали. Фома с ними. Хлоп и нету. Как комара, попавшего между ладонями. Как жабы поб копытами быка, как...
   Гора подставила подножку. Скользкий пол вьюном вывернулся из-под ног и Фома упал, растянулся во весь рост, едва сумку не выронив. А зловещий рокот сзади нарастал. Вот-вот настигнет, накроет. Сомнет каменными ладонями несчастного комарика.
   Фома попытался встать, но пол был слишком скользким, совсем, как лед на реке или масляная лужа... руки разъезжались, ноги тоже, а рокот приближался, заполняя все пространство рукотворной норы. Этот звук парализовывал волю, и Фома зажмурился. Нет, не убежит он, не спасется...
   А в следующий миг неведомая сила схватила и поволокла его. Быстро поволокла, вытаскивая из-под копыт горного табуна, который был уже близко, взбивал копытами горячую пыль, дышал ею в лицо. Фома крепче зажмурился, заранее страшась увиденного, только обхватил сумку покрепче. Тащили недолго, а когда бросили - в бок моментально впился острый камень - Фома открыл глаза, и против воли в голове сразу же возникло начало новой главы:
   "И ход этот странный привел нас к краю ущелья глубокого, во тьме утопающего, и было это ущелье подобно чаше, стенки которое из гор белых сложены, а дно не видно..."
   За спиной с оглушительным грохотом захлопнулась созданный Унгдой лаз. Фома, глядя на эту ровную, без намека на трещину стену, сглотнул. Еще немного и...
   - В следующий раз под ноги смотри, - не слишком-то вежливо сказала вампирша.
   - А я и не просил меня спасать! - Былая обида немедленно подняла голову.
   - А я и не спасала. Рубеуса благодари.
   Фома не стал благодарить ни вампиршу, ни уж тем более Рубеуса, который с самым безразличным видом стоял на краю ущелья, вглядываясь в разлегшуюся у ног темноту. Если кому и нужно сказать спасибо, так это Господу, который сохранил жизнь ничтожнейшего из слуг своих, пусть и несколько необычным способом.
   Унгда тем временем подошел к краю расщелины и, достав из-за пояса странную штуку круглой формы, которая ко всему еще светилась, помахал ею. Спустя несколько секунд в темноте вспыхнул бледно-голубой огонек. Надо полагать, это был ответ, потому как Унгда, сунув руки куда-то в самый провал, вытащил толстую веревку.
   - Тянуть надо, - сообщил он, передавая веревку в руки Морли. - Мост, однако.
   Мост, вытащенный Морли из пропасти, показался Фоме сооружением крайне ненадежным. Четыре веревки - нижние основа для хрупких с виду дощечек, верхние - перила. На них закреплены те же каменные огоньки, но в бледном их свете мост казался еще более зыбким, чем он был на самом деле.
   Унгда нетерпеливо приплясывал, вглядываясь в темноту, которая буквально на глазах распускалась разноцвеными блестками. Будто звезды с небес спустились. И Фома не выдержал:
   - Что там?
   - Город, однако. Моя сказал, что вернуться. Великий Уа говорить будут. Пир готовить будут. Гость встречать будут. Город показывать. Внизу такой нет! Нигде такой нет!
   С этим Фома и не спорил, а проводник тем временем, махнув рукой на мост, заявил:
   - Вперед идти надо! Великий Уа спешить сказал. Великий Уа ждать нельзя. Гора сердится!
  
   У этого города не было стен - стенами служили горы, окружавшие долину. Не было домов, вернее, они прятались в глубине скал. Не было улиц. Зато были шаткие лестницы, протянутые над пропастью, и узкие навесы из лозы. И черная расщелина под ногами.
   Нельзя думать о том, что упадешь... нельзя смотреть вниз... а куда смотреть? В спину княжича, который ступает с такой уверенностью, будто под ногами не веревочный мост, а каменная дорога шириною метра в три.
   А Морли сзади сопит, пыхтит и поторапливает Фому, будто есть куда торопиться. Мост под весом Морли скрипел, но разваливаться не смешил. А все-таки следовало первым пустить именно Морли или кого-нибудь из тварей.
   Кого-нибудь... брат Рубеус сегодня спас ему жизнь. Фома старался не думать об этом, но мысли упорно лезли в голову, более того, эти мысли влекли за собой другие, к примеру, о том, что брат Рубеус почти не изменился, что он по-прежнему молится, словно не желая понимать, что Господь никогда не снизойдет до молитвы вампира. Что команды, им отдаваемые, людьми выполняются, потому как разумны... что брат Рубеус в общем-то не сильно и виноват, он же не хотел становиться вампирам, это князь приказал...
   А если он прикажет превратить еще кого-нибудь? От этой страшной мысли Фома споткнулся и едва не упал - спасибо Морли, успевшему ухватить за шиворот.
   - Под ноги смотри.
   - Эт точно! - донесся веселый Селимов голос. - Тут ежели навернешься, то с концами... даже хоронить будет нечего! А без похорон какие поминки?
   Фома не обиделся. При всей грубости Селим обладал добрым сердцем. Только Фома отчего-то раньше не видел, а теперь вдруг взял и понял. Может оттого, что в этом диковинном городе и впрямь было что-то от чуда Божьего? Что-то, что усмиряло злость и раздражение. Что-то, что заставляло поверить, будто в мире больше света, нежели тьмы. Нежного теплого света оживших звезд...
  
   - Люди снизу дивятся? - проводник радостно улыбался. Вот уж кто шел по мосту, не испытывая и тени страха. Охотник двигался с нечеловеческой ловкостью, и при этом успевал и вниз поглядеть, и назад обернуться, и вперед забежать, а один раз вообще почти завис над бездной, размахивая светящимся камнем.
   - Люди земли жить на земле. Народ Ийя жить здесь. Высоко - хорошо. Хищный зверь нет. Хищный птиц нет. Женщина - хорошо. Дети - хорошо. Охотник в горы, дом спокойно!
   - Понял, Фома, какие хитрые? Значит, пока мы там, на земле деремся, они в норах своих отсиживаются... - это Ильяс, но не сердится, шутит.
   - Не отсиживаться! Ийя - храбрый охотник! - Проводник ударил кулачком в хилую грудь. - Унгда на барс ходил! На медведь ходил! Бык волосатый добывал! Три быка добыл - три жены иметь!
   - Три жены? - Поразился Фома.
   - Три. Первый жена уже старый. Трех детей родить и совсем больной, умирать скоро. А второй сильный. На охоту ходить. Коз стеречь. Хороший жена. А третий - красивый. Скоро сына рожать. Как первый жена умирать, моя еще один бык охотиться и жена в дом привести.
   - Ишь-ты, шустрый какой, - Морли ступал осторожно, обеими руками держась за верхние веревки, и пробуя, прежде чем ступить, доски моста.
   - Господь дозволяет одну жену брать, - разговор Фому заинтересовал, но не настолько, чтобы забыть о бездне под ногами.
   - Вождь говори: сколько бык убить, столько и жен заводи, - возразил проводник. - Сильный охотник - много жен, слабый охотник - один живи.
   Мост наконец-то закончился, и Фома с несказанным облегчением ступил на узкий каменный язык, нависший над пропастью. Проводник, дождавшись, пока все сойдут с моста, громко свистнул, и в следующую секунду мост деревянной змеей рухнул вниз.
   - Что за... - Морли сгреб аборигена в кулак.
   - Твоя отпусти! - велел Унгда, хлопая по руке. - Твоя не надо беспокойство. Безопасность! Всегда делать, всегда убирать. Враг в город не пустить!
   - Отпусти, Морли, - велел Рубеус. - Он не обманывает.
   Морли неохотно разжал кулак, поглядывая на Рубеуса.
   - Мой не обманывать. Мой вести к вождю. Вождь Великий Уа хотеть говорить с гость. Вождь Великий Уа жить один в гора! Больше никто не жить!
   Восторг, прозвучавший в голосе проводника, стал понятен, когда путники вошли в огромную, размером с внутренний двор Вашингтона, пещеру. В середине ее круглой чашей с резным ободом разлегся бассейн, вдоль которого протянулся длинный и узкий каменный стол - десятка три человек бы уместились. В черной воде отражались каменные чаши с хрупким синим огнем, словно сложенным из сосулек и каменные ступеньки под охраной двух каменных чудовищ. Ступеньки складывались в лестницу, а та обрывалась у подножия трона, на котором восседал невообразимо толстый карлик в короне из белого камня.
   Страсть какая! Да не бывает такого, чтоб все вокруг из камня было.
   - Кланься, кланься, - залопотал проводник. - Кланься вождь Великий Уа!
   Великий Уа был неподвижен, и Фома даже решил сперва, что на троне и в самом деле изваяние, но присмотревшись, заметил, что изваяние дышит...
   И разговаривает.
   - Унгда, - голос, вождя был полон странной магии, хотя Великий Уа обращался к охотнику, но даже Фома испытал непреодолимое желание упасть на колени и... служить, служить сему великому человеку до конца дней своих.
   - Унгда, оставь нас. Говорить буду.
   Проводник поспешно вышел из пещеры. Поскольку двигался он задом наперед - видимо, к Вождю нельзя было поворачиваться спиной - зрелище получилось забавным, только вот смеха отчего-то не было.
   - Люди. - Произнес Великий Уа. - Люди и да-ори. Вместе. Снаружи творятся странные дела.
  

Коннован.

   Город-в-горе был прекрасен.
   Бездна в паутине-вуали дорог. Тьма, раскинувшаяся под ногами, разукрашенная живыми звездами огней. Белые берега гор с черными веснушками пещер.
   В Орлином гнезде тоже так: горы, башни замка и узкая площадка над краем пропасти. Становишься на край, закрываешь глаза. Душа замирает от страха и восторга, а свежий воздух наполняет тело чистой-чистой энергией. Ветер подталкивает к краю, приглашая поиграть. Игра старая и простая, но никогда не надоедает. Нужно повернуться спиной к провалу, зажмуриться и сделать шаг назад, в пропасть... и лететь, лететь, лететь вниз, чтобы потом, у самой земли упасть в надежные дружеские руки, и, оседлав Ветер, снова подняться вверх.
   Карл считает эту игру сумасшествием, а вот Рубеусу бы понравилось...
   Он оборачивается, во взгляде читаю раздражение. Похоже, достаточно приспособился к связи, чтобы читать поверху. Раздражается, понимая, что думаю о нем. Ладно, если ему это так неприятно, то... то я сделаю то, что давно пора было сделать.
   Экран перерезает пуповину связи, закрывая меня от Рубеуса. Он снова обернулся, то ли пытаясь понять, что произошло, то ли просто проверяя, все ли в порядке. Я же сделала вид, что любуюсь звездным небом... а я и вправду любуюсь, зрелище стоит того: вверху звезды, внизу звезды, и в какой-то момент понятие верха и низа исчезает, и появляется ощущение, что ступаешь по небу.
   Звезду бы еще на память... вон ту, самую яркую, что похожа одновременно на драгоценный камень и садовую астру.
   На одном из мертвых языков "астра" - означает "звезда".
   Стоило ступить на порог пещеры Великого Уа, как благостное настроение куда-то испарилось. Внутри было что-то неправильное, нелогичное, едва ощутимое, как разница между двумя отражениями... само отражение. Не понимаю, но чувствую, совсем как тогда, при встрече с неизвестным хищником, притворявшимся бревном. Здесь то же самое, вроде бы безопасно, но...
   - Люди. - Произнес Великий Уа. - Люди и да-ори. Вместе. Снаружи творятся странные дела.
   И я окончательно убедилась, что мы попали в весьма интересное место.
   - Удивлены... Удивляться не разучились. Живы люди. Живы да-ори. Мир движется. Сюда идите, вверх, беседовать станем.
   - Все? - Я прикинула, что на ступеньках не хватит места для всех.
   - Выберете. Ты, да-ори, твой валири, на которого ты сердишься, а люди сами пусть решают.
   Удивляться не стану, надоело.
   В результате недолгого спора было решено, что от людей к трону пойдут Вальрик и Морли.
   В ближайшем рассмотрении Великий Уа не казался таким уж Великим. Походил он на противоестественную помесь жабы и человека - округлое, непомерно раздутое тело, серая кожа с целыми полями бородавок, дряблый живот, широкий рот с мелкими острыми зубами и круглые желтые глаза. Очень умные глаза.
   - Удивлены? Есть чему удивляться... и я удивляюсь безмерно... люди и да-ори... неужто у этих сумасшедших получилось?
   - Вы о ком?
   Поразительно, но облик Великого Уа не вызывал отвращения. Мне было жаль это старое, беспомощное существо. С чего я решила, что вождь стар и беспомощен? Глаза выдавали возраст, а запах - болезнь.
   - Нюхаешь, - заметил Уа. - Ищейки из вас хорошие. Знаю, что скоро умру, так что молчи. Молчание - золото.
   Когтистый палец уперся в нос, и вождь хихикнул.
   - Ладно, шутки кончились, говорить серьезно станем. Разрешите поприветствовать вас на территории научно-исследовательской лаборатории "Аполлон"... Хотя сомневаюсь, что вы знаете, что такое научно-исследовательская лаборатория.
   - Знаем.
   - Да-ори все знают. Да-ори умные. Им так кажется. Вот скажи, зубастая, почему вы называете друга да-ори?
   - Так принято.
   Глупый вопрос, а почему люди обращаются друг к другу по титулам или именам? То же самое и с нами. Принято и все.
   - Принято, принято... - заквохтал Великий Уа. - Проект Дагунин-Ористов, сокращенно да-ори. Не вампирами же в самом деле вас именовать? Вампиры - это кино. Скучаю по кино. Я любил: боевичок поставишь, пиво, орешки соленые и расслабляешься, а сейчас... Дагунин с Ористовым и представить себе не могли, что их любимые солдатики однажды на свободе окажутся. Много, много времени прошло... скучно мне.
   - Вы кто?
   Откровения Великого Уа заставляли нервничать. Я ему не верила. Или верила? Имена знакомы, но... но откуда они знакомы ему?
   - Я? Вождь Великий Уа. Теперь. Раньше - заведующий кафедрой генной инженерии. Доктор наук... профессор... тяжело, тяжело прошлое вспоминать. Оно вроде и мертво, а потом как бабахнет сзади в спину... Что, интересно вам? Рассказать?
   - Будьте столь любезны, - попросил Вальрик.
   - Вежливый мальчик...
   - Князь, - счел нужным поправить Рубеус.
   - Князь? Снова князья... ничего нового. История по спирали? Пускай. Садитесь, долго рассказывать стану, охота поговорить с кем-нибудь, кто понимает...
   Мы сели на ступеньки - холодно, жестко, но все лучше, чем стоять. Правда Великий Уа теперь возвышался над нами, но нападать он не станет - слабый слишком. Сомневаюсь, что он вообще в состоянии оторвать жирное тело от трона.
   - Две базы было - "Аполлон" и "Ассоль". Мы - биологи, генная инженерия, иммунология, вирусология, ну и прочие прелести военных заказов. За них хорошо платили, и оборудование... какое здесь было оборудование... мечта! И работать не мешали. Мы работали. В основном по мелочи, из крупных проектов всего один - "Бессмертие". Хороший проект, у нас почти получилось, да... печально, печально, что времени не хватило... Когда Дагунин с Ористовым создали своих солдатиков, никто и предположить не мог, сколь занимательные существа получатся. Дублирование основных систем, устойчивость к большинству болезней, великолепная регенерация и в довесок - отсутствие старения. Внимание на сей казус обратили не сразу. От первого выводка к этому времени остался едва с десяток. Но и этого хватило, чтобы удивиться. И начать задавать вопросы. И искать ответы.
   Сиплый кашель и капли слюны, забрызгавшие колени старца. Злость. Ненависть почти: я знаю, как они искали ответы. Карл рассказывал. И показывал.
   А Великий Уа расплывается улыбочкой.
   - Выяснилось, что ваш организм борется со старением с той же эффективностью, что и с чужеродными антителами. Старые клетки просто уничтожаются, а на их месте появляются новые. Кстати, это касалось и нервной системы - вы умели заживлять любые раны, от царапин до сложных переломов позвоночника... интересно было изучать вас.
   Ломать? Кромсать на куски? Травить? У них богатая фантазия. И они заслужили то, что случилось.
   - Мы хотели понять, почему... нашли, в чем дело... всего лишь сложный комплекс генов, часть из которых отвечает за перерождение организма, а часть - за поддержание в заданном перерождением статусе - то есть пол, внешность и возраст. Расщепить не выходило. Либо человек, либо да-ори. А это опасно, и процент выживания низкий... печально. Но у нас бы получилось, еще бы времени немного, но эти физики обрушили весь мир! - Вождь возмущенно квакнул, а я спрятала когти.
   Спокойно. В конечном итоге все было давно, задолго до моего появления на свет.
   - Я не знаю, чем там на "Ассоли" занимались, когда они свою штуку в первый раз запустили, у нас корпус рухнул, три лаборанта и один кандидат погибли... а оборудования сколько загублено было! Неделю работа стояла, ждали, когда новое подвезут. Печально...
   Похоже, Великого Уа, доктора наук, профессора и заведующего лабораторией больше всего огорчила именно сломанная аппаратура, а не гибель сотрудников. Пускай, я тоже жалеть людей не стану.
   А существо на троне продолжало пережевывать старые обиды:
   - Физики-то работали... им финансирование больше... мы ведь тоже на военных заказах сидели, но все внимание им, аппаратура им, новые люди им. Полигон сначала им, а потом нам... а чего они такого сделали? Мир в дерьмо окунули? Не велика заслуга... что молчите? Думаете старик Уа впал в маразм? Несет чушь? Нет уж, я умнее вас всех буду. Я то время, как вчера помню, даже лучше. У Маришки, лаборантки с первой зоны, чулки черные, на резинке, и трусики сквозь халат просвечивают. Палыч с похмелья три субкультуры загубил. Витюша, новенький наш, придумал, как агар на спирт переработать... великое открытие, между прочим, молекулярные преобразования, а где все? Померли. Один я, несчастный, остался... выжил... хотите знать, что произошло, да?
   Вальрик осторожно кивнул. Бледный он какой-то. И Рубеус нервничает, хотя внешне и не видно. Тоже чувствует в старике силу? Опасается нападения? Или наоборот, ждет? Меченый неуравновешен, попридержать бы его, но... он сам хотел самостоятельности.
   - Хотите... все хотят... тот, который приходил раньше, тоже знать хотел, но я не рассказал. Да-ори хитрые сволочи, им только дай повод... Но вам расскажу, все равно умирать пора... Молчи, молчи, да-ори, сам знаю, что пора! - Великий Уа предостерегающе помахал когтистой лапой перед моим носом.
   - За неделю началось... да, точно, семь дней. Мы заявку подали на Полигон, кой-чего собирались испытать. Забористая штука, на китайских солдатиков разрабатывалась... то же мне, решили своих да-ори создать, а фигня получилась. Ну мы на эту фигню свою фигню придумали. Испытать хотели. Заявочку дали. А нам в ответ - Полигон на всю неделю занят. Не говорят, конечно, кем занят, да и без разговоров понятно - физиками. Других-то лабораторий в округе нету. Они виноваты.
  

Вальрик.

   Толстая говорящая жаба, притворившаяся человеком, воняла. Сначала запах был неощутим, но постепенно креп, пока не стал невыносим.
   Гниль? Нет, скорее мясо, полежавшее на солнцепеке. Сладкий аромат, черный рой жирных мух, бледные полупрозрачные личинки...
   Желудок сжался в тугой комок, того и гляди вывернет, вот уж точно позору не оберешься. Усилием воли Вальрик заставил себя не думать о запахе, он пытался сосредоточится на беседе, но...
   ...белые личинки давятся мясом. Черные мухи откладывают яйца, внутри которых пульсирует слизь...
   ... он сам становится куском мяса. Личинки ввинчиваются под кожу, вместе с кровью летят по венам, проникают в ноги, руки, голову, глаза... прозрачные тельца трясутся от наслаждения, а черные точки головок жрут, жрут, жру...
   - Тебе плохо? - Чьи-то руки - спасительно холодные руки - подхватили, чей-то голос отогнал кошмар. - Вальрик?
   - Очнись! - Настойчиво потребовал другой голос. - Возьми себя в руки, ты же князь!
   Кто князь? Он? Он не князь, он кусок мяса, пока еще живого, но смерть неизбежна. Она рядом вместе с мухами, личинками и сладким запахом гниющего мяса.
   - Запах... - Вальрик пытался объяснить про запах и про то, что сопротивление лишь оттягивает неизбежный конец, но его все-таки стошнило.
   - Запах... Дышать...
   Кажется, поняли. Во всяком случае, нос заткнула мокрая тряпка пахнущая чем-то... отвратительным, но не настолько отвратительным, как тухлое мясо. Воздух с трудом пробивался сквозь тряпку, но Вальрик дышал. Господи, он бы мог дышать бесконечно, он бы...
   - Совсем, однако, слабый народ пошел, - печально произнес Великий Уа. Массивное тело его колыхалось, подобно тронутому зеленой плесенью студню, и Вальрик согнулся в приступе рвоты.
   - Уберите его куда... подальше. Пришли, нагадили, а мне здесь, между прочим, жить.
   Вальрик плохо помнил, как спустился вниз. Все силы уходили на то, чтобы побороть тошноту, а она взяла и исчезла у подножья трона, будто и не было ничего. Стыдно-то как. И перед спутниками своими, и перед чудищем этим... Отец за подобное поведение любого в камере сгноил бы, невзирая на звания и должности, а Великий Уа, высказав недовольство, теперь улыбался жабьей пастью.
   - Вижу теперь. Понимаю. Значит, и эти выжили... ты садись, садись, князь. Отдохни. Сенсорам здесь, наверное, тяжело.
   Вальрик хотел было спросить, кто такие сенсоры, но скопившаяся во рту кислая слюна принуждала к молчанию. Вальрик слюну сглатывал, а она снова появлялась. И живот крутило. Не то, чтобы больно, скорее неприятно.
   - Мальчик, - внизу было хорошо слышно каждое слово Великого Уа, зато не долетал запах. - Скажи, что ты видел?
   - Мясо... черви... запах...
   Вальрик не представлял, как еще можно описать это. А жабообразное существо моментально нашло подходящее слово.
   - Смерть. Это она, старуха с косой. Я умираю уже столько лет, что даже привык. А ты увидел... талант. Проклятие? Дар? В мое время так и не сумели ответить... Молот Тора изменил мир. Люди пытаются сдержать эти изменения, душат науку... да, да, однажды ко мне приходили инквизиторы, которые рассказывали о запретном знании. - Великий Уа хохотнул. - Они и понятия не имели о том, что такое знание. Мельник восстановил двигатель внутреннего сгорания и поставил его на телегу? Запретное знание, на костер его. Алхимик получил из плесневелых хлебных корок чудесный бальзам? И его на костер. Кто-то научился говорить с землей, кто-то слышать камни, их тоже на костер. Люди выбивают всех, кто отличается от эталона, но это бесполезно. Да-ори еще глупее: отошли от мира, заперлись в замках и делают вид, будто ничего не произошло. Единственное, чему они научились - говорить с Ветрами. Да, да, не смотри так маленькая да-ори, я многое знаю...
   Великий Уа замолчал, а Вальрик внимательно вслушивался в... это нельзя было назвать звуками, равно как запахами или образами. Это было нечто особое, на грани восприятия, живущее в самом белом камне пещеры, и даже больше. На мгновенье Вальрику почудилось, что он слышит саму гору - огромная глыба, разодранная ходами, наполненная чуждой и вместе с тем дружелюбной жизнью. Но Великий Уа закашлялся и видение исчезло.
   - Не стремись заглядывать слишком далеко, человек. Рискуешь увидеть то, что тебе не предназначено. Что касается всего этого, то... боюсь, это место исчезнет вместе со мной.
   - Почему?
   - Любопытен. Люди всегда отличались любопытством, за это и были наказаны. Слушай, человек, слушай о том, что бывает со слишком пытливыми...
  

Карл.

   Перенос пункта наблюдения в одну из расщелин, которыми изобиловали стареющие скалы, помог. Сны исчезли вкупе с голосами и ноющей головной болью. Да и место оказалось удачным: лагерь был виден как на ладони.
   Труп гонца обнаружили на третий день, и Карл не без удовольствия наблюдал за суетой внизу. Лагерь быстро стряхнул с себя былое сонное оцепенение: посты ощетинились оружейными стволами, земляные валы выросли на полметра, а в степь вышли тройки поисковых отрядов.
   Все-таки третья раса - пародия на воина, и если бы не количество...
   Если бы да кабы. Их много. У них нет проблем с трансформацией: матка выдержит тысячу или тысячи смертей, просто сожрав негодный материал. Она вообще всеядная.
   Коричневая туша на экране дергается, выбрасывает ложноножки, пытаясь ползти. И торопливо втягивает в розовое нутро. На полу остаются клочки плоти.
   - Не нравится ей, - говорит Марек. Он почти прилип к стеклу. Губы подняты, клыки оскалом и когти выпустил.
   Не нравится. Воздух в комнатушке дрожит маревом. На циферблате мелькают цифры, увеличивая дозу, и коричневая туша падает, растекается блином. Замирает.
   Вспучиваются на поверхности сосуды. Через треснувшую шкуру вываливаются раструбы щупалец и желтоватая слизь. В тот же миг цифры останавливаются и бегут назад.
   Еще десять минут, и комната остывает достаточно, чтобы впустить людей. Белые костюмы высшей степени защиты делают их неуклюжими. Достаточно неуклюжими, чтобы не суметь отпрянуть, когда коричневое месиво взрывается клубком щупалец. И оседает поверх белизны, опутывает, утягивает в пасть.
   Марек хохочет, хлопая себя по ляжкам.
   Он одинаково ненавидит и тангров, и людей.
   А сейчас? Карл не знал. Наблюдал. Думал. Вспоминал, точнее позволял выковыривать из себя воспоминания, как орехи из скорлупы.
   - Они опаснее нас, - сказал Марек потом, когда случилось выбраться из лаборатории. Зашились в нору - будущая шахта, нынешний коллектор. Вонь человеческого дерьма, как напоминание о реальности и месте да-ори в жизни.
   - Почему?
   - Потому, что нас можно контролировать. Их - нет. Слишком много. Слишком легко воспроизводятся. И слишком не-люди, чтобы можно было договориться.
   Марек, повиснув на поручне, замолкает. Думает. И Карл тоже думает, но о том, что кем бы ни были тангры, они в том же положении, что и да-ори.
   Ошибался. Враг моего врага не всегда друг.
   Аномалия вздохнула, соглашаясь.
   Воздух едва заметно разогревался. Скоро рассвет, пора убираться в лежбище. Поисковики возвращались, не рискуя оставаться на день вне лагеря. В запахе дыма появились легкие ноты жареного мяса, и в животе заурчало. Ну да, когда он в последний раз ел? И чтобы не мышь полевая, не кролик, подвернувшийся под руку, а отбивная с клюквенным соусом, сыр тонкими ломтиками, вино, копченая рыба, фаршированные бузиной перепела...
   К хорошему привыкаешь быстро. Кто это сказал? Марек? Айша? Хотя какая разница, главное, что перепела с вином остались в Орлином гнезде, вернуться в которое Карл не может, и отчасти из-за этих вот придурков с их лагерем в частности и имперскими амбициями в целом. Злость была иррациональной, как и все эмоции.
   В Аномалии вообще было много иррационального. И чем дольше Карл здесь находился, тем раздраженнее становился. Нервы лечить пора.
   Сегодня укрытие показалось более узким и неудобным. Твою мать, года эта чертова экспедиция в никуда закончится?
   Закончится. Скоро. Нужно лишь дождаться Коннован. И встретить ее чуть раньше, чем кандагарцы.

Глава 9

   Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу...

Коннован.

   - Однажды я понял, что слышу горы. Они живые. Они - мое тело, а я - мозг. Это тяжело быть стареющим мозгом в нестареющем теле. Думаете, приятно жить в камне? Думаете, я не хотел бы ковров, подушек, диванов? Хотел. Каждую минуту хочу, а приходится торчать в этом склепе. Хорошо, хоть есть кому позаботится о бедном старике. Первые столетия после катастрофы я был один, совершенно один... нет ничего хуже одиночества. Стены, камни, опостылевшие разговоры с собой и отложенное безумие. Оружие, которое выплеснулось в мир. "Алая смерть", "Ласточка", "Кашира"... и другие тоже... на базе всего хватало. Те, кто не умер сразу, медленно подыхали от выращенной собственными руками заразы. Это было страшно и вместе с тем интересно. А я не умер, и не заразился, я продолжал жить, даже когда вокруг остались одни мертвецы. Я научился не спать, обходиться без еды и воды, научился слушать горы... я стал частью энергии, поселившейся на Базе. Я обрел то, к чему стремился - бесконечно долгую жизнь, но... но стоит выйти из пещеры, и я умру.
   - Зачем тогда нужно такое бессмертие? - Морли как всегда категоричен, старательно скрывает эмоции, хотя я чувствую, что ему здесь очень не нравится. На вождя-генетика Морли смотрит едва ли не с ужасом, а внезапный приступ слабости князя он моментально приписал Великому Уа.
   Сенсоры... Карл рассказывал о том, что в прошлом некоторые люди обладают весьма любопытными способностями, но чтобы Вальрик, князь Вальрик, на проверку оказался сенсором?
   Не знаю. Не верю.
   - А зачем нужно бессмертие вообще? Спроси у нее, человек. Да-ори хорошо знают, чем существование отличается от жизни... я слишком поздно спохватился... - Великий Уа вздохнул. - Уйти не мог. Слаб я, душой слаб, да и тело не слушается. Скоро умру. И долина со мной. Мы едины. Она поит меня жизнью, я помогаю ей существовать. Это сложно объяснить, но я слышу и понимаю все, что происходит в горах... Болтлив стал не в меру, извините старика, не с кем поговорить, охотники лишь кланяться умеют... забавный народец. Пришли в горы давно, скрывались от кого-то там. Я помог. Открыл пещеры, горы подвинул, ну они почитать стали... Вы ведь полигон ищете?
   - Какой полигон?
   - Тот, на котором оружие испытывали. Эх, физики, мать их за ногу, вечно что-нибудь повыдумают... недосчитали чего-то, не учли, вот и вышло вместо оружия полный писец. Волнами они занимались, с сенсорами работали... совмещение волн, усиление. Резонанса достичь хотели. Достигли, видать, уроды.
   - Значит, эпицентр удара был здесь?
   Вопрос я задала не столько для себя, сколько для людей: пусть слушают, пусть смотрят, к чему приводит их жажда знаний, пусть, наконец, увидят, что я и мне подобные не такое уж зло по сравнению с самими людьми.
   Великий Уа крякнул, задумчиво поскреб голое брюхо, вытащил из складки кожи насекомое и с видимым удовольствием раздавил. Морли передернуло.
   - Рядышком. Сначала одна волна от Полигона пошла, потом вторая, третья... а сам уцелел. Спрашиваешь, откуда я знаю? Знаю и все. Был тут один из ваших, давно уже. Охранником на Полигоне служил. Не знаю как, но ему удалось вырваться. Сначала он оттуда шел. Потом назад пытался. Я не пустил. Ни к чему это. Оружие прошлого мира не должно мешать миру нынешнему. А теперь вот думаю, что зря не пустил. Да-ори хитрые. Они себе не навредят, и людям тоже, потому как без людей им не выжить, а сдохну я, некому станет проход хранить и что тогда?
   Как и многие вопросы, этот не требовал ответа. У меня вообще сложилось ощущение, что Великий Уа сам с собой. Но сказанное очень даже интересно: например, как получилось, что Великий Уа, не будучи ни человеком, ни да-ори, ни тангром, просуществовал без малого две тысячи лет? И откуда он, запертый в пещере, осведомлен обо всем, что творится в мире? И как у него получается управлять горами? И кто был тот да-ори, который пытался вернуться на затерянный Полигон? И что с ним стало?
   Вопросы множились в голове, но вклинится в монотонное бормотание вождя не представлялось возможным.
   - Война грядет... не такая, как раньше, но гораздо, гораздо хуже... тогда воевали люди с людьми, теперь же воевать будут нелюди за право управлять человечеством. И кто бы ни победил, люди проиграют. Они проиграли уже тогда, в прошлом, когда создали конкурентные виды. Людей не уничтожат, но очень быстро низведут до состояния скота. Ты не возмущаешься, да-ори?
   - Зачем?
   - Не знаю, тот, кто приходил до тебя, говорил о новом государстве, одинаково справедливом для всех. Он умолял пропустить к Полигону, якобы для того, чтобы предотвратить кровопролитие. - Великий Уа вздохнул, отчего серая кожа всколыхнулась крупными складками. - Не поверил я. Не бывает справедливости для всех, а уж чтобы да-ори волновало кровопролитие? Я сказал ему: "уходи", а он попытался убить. Глупо. Меня нельзя убить. Я живу, пока живет гора, а гора живет, пока я существую. Парадокс.
   - И что с ним стало, с тем, который приходил до нас?
   - Ничего. Он ушел. Ты и сама знаешь: это ведь он отправил вас сюда?
   - Нет.
   - Ложь? Непохоже. Я чувствую, когда врут. Ты говоришь правду, значит, тебе просто не сказали. Да-ори любят использовать других вслепую. Игроки. Тангры другие. Глупый организм, размножается и воюет для того, чтобы размножаться. Даже не знаю, кто из вас более неприятен. Но если люди и да-ори вместе идут куда-то, значит, война началась.
   - Началась. - Подтвердил Морли. - Эти... с зеленой шкурой первыми напали.
   - Всегда кто-то нападает первым, - философски заметил Великий Уа. - Иногда это даже сказывается на исходе войны, но не сейчас.
   - Почему?
   - Да-ори могут жить вместе с людьми. Тангры могут жить вместе с людьми, но ни тангры, ни да-ори не потерпят конкуренции. Экология: два вида, занимающих одну и ту же экологическую нишу никогда не уживутся вместе. Я устал от войн... я устал жить. Я могу пропустить вас к полигону, отдать Молот Тора, но что это изменит? Ничего. Поэтому уходите. Думать буду.
  
   Пещеру нам отвели просторную, а главное, достаточно глубокую, чтобы укрыться от солнца. Впрочем, до рассвета было еще далеко, и я, сев на краю каменного козырька, любовалась городом. Ну и думала, заодно, правда, мысли были какие-то ленивые.
   Карл, наверное, прав, я недисциплинирована и эмоциональна. И глупа: вместо того, чтобы узнать побольше о Молоте Тора, считаю звездочки внизу.
   - Не боишься? - Поинтересовался Рубеус. Он остановился у самого края провала, вроде бы рядом и вместе с тем в некотором отдалении.
   - Чего?
   - Упасть. Здесь глубоко.
   - Наверное.
   Следующий вопрос Рубеуса поставил меня в тупик.
   - Может, пересядешь в более... безопасное место?
   - Лучше уж ты присаживайся. Здесь красиво, почти как дома, только там огоньков нет.
   - А что есть? - он присел, то ли для того, чтобы продемонстрировать отсутствие страха перед высотой, то ли просто, чтобы поговорить. Хотя, когда это он со мной разговаривал? И с чего вдруг такая любезность?
   - Звезды. Много-много звезд. Луна. Небо почти всегда ясное, горы темно-синие, почти черные, а самые вершины, наоборот, белые.
   Наверное, можно было рассказать про холодный снег, про тусклый, тяжелый лед, между тончайшими слоями которого хранилась память о прошлом мире, про трещины, затянутые тонкой корочкой, обрывы, лавины... про пещеры и темные озера, никогда не знавшие солнечного света, про существ, обитающих в этой извечной тьме и известняковый жемчуг, отдаленно похожий на зеленые звезды охотников. Я многое могла бы рассказать, но почему-то молчала.
   Огоньков внизу становилось меньше, а молчание затягивалось. Мой собеседник был смущен и растерян, чего отродясь за ним не наблюдалось. Наконец, Рубеус спросил.
   - Скучаешь?
   - Скучаю, - я действительно скучаю. Не по Орлиному гнезду, не по Карлу, а по тому миру, в котором я ощущала себя если не нужной, то хотя бы не лишней.
   - Ты не хочешь со мной разговаривать?
   - Не хочу.
   Он кивнул, будто не ожидал другого ответа. А может, и вправду не ожидал. Вставать и уходить было лень, разговаривать тоже не хотелось, поэтому я продолжала сидеть, исподтишка рассматривая Рубеуса. Шрамы почти исчезли, а черты лица стали чуть жестче, резче, неприятнее. Коснуться бы, разгладить...
   И о чем я вообще думаю?
   - Ты обиделась, - уверенно сказал Рубеус. - Тогда на мосту обиделась и сделала что-то, я перестал ощущать твое присутствие.
   - Это называется экран.
   - Да плевать, как это называется! Ты... ты не имела права так поступать.
   Значит, я еще и виновата?
   - А мне казалось, что ты только обрадуешься. Тебя ведь тяготит связь? Ты хочешь оставаться человеком, а тут я мысли подсматриваю, эмоции читаю да еще при всем этом общество свое навязываю.
   Не следовало разговаривать так, но мне было горько и обидно, хотя обида - чувство нефункциональное и нелогичное, а значит не следует обращать на него внимания и уж тем паче настолько поддаваться.
   Рубеус не стал оправдываться, только тихо сказал:
   - Извини.
   Это его "извини" дорогого стоило. Но странное дело: обида, вместо того, чтобы исчезнуть, удовлетворившись извинением, вспыхнула с новой силой. Но экран я убрала, по себе знаю, как плохо одному и в пустоте.
   Рубеус не спешил уходить. Что ему еще надо? Пусть убирается и Вальрика разговорами лечит, я уж как-нибудь обойдусь. Одиночество - не так и страшно, если ты сидишь на каменном облаке, свесив ноги в пропасть, до краев наполненную сине-зелеными огоньками.
   - Мне было пять лет, когда я впервые увидел вампира. Так близко, как тебя сейчас. Повелитель наведался в деревню, чтобы выбрать тех, кому в последствии выпадет высокая честь прислуживать ему в замке. Вместе со слугами он отобрал два десятка детей, в число которых попал и я. Знаешь, зачем?
   Знаю: Дат-Каор как единственное исключение из правила. А он все равно отвечает на свой вопрос.
   - Чтобы вырастить достойную дичь для охоты. Ты же участвовала в ней, так?
   - Три.
   - Что три?
   - Трижды.
   Каждый из этих трех раз был отдельной раной на моей совести, до сих пор вспоминать тошно. Правила Дат Каор просты: да-ори из доверенных отбирает перспективных детишек, обучает их, тренирует, а потом выпускает на волю. Во всяком случае, считается, что у людей есть шанс уйти. Им предоставляют несколько дней форы, а потом... редко кто убивает жертву быстро.
   - Поначалу было интересно. Стать самым сильным, самым быстрым, самым умелым... учиться, день за днем, год за годом. И ради чего? Ради бессмысленной забавы? Ты ведь понимаешь, о чем я?
   Понимаю. Кровь. Грязь. Боль. Смерть ради смерти, жестокость ради жестокости. И ради чего? Ради того, чтобы понять, что ты не человек? Во всяком случае Карл говорил, что смысл именно в этом.
   Хуже всего, что избавиться от участия в этом действе можно лишь победив. Победа - это не только догнать жертву, вступить в бой и победить. Победа - это убить жертву по всем правилам, так, чтобы судьи не посчитали смерть чересчур уж быстрой. Поспешность свидетельствует о недостаточной устойчивости психики.
   На третий раз у меня получилось.
   - К десяти годам мы знали, что нас ждет. Мой друг решил, что, повредив руку, сумеет избежать высокой чести и возвратится в деревню. Демонстрация того, что нас ждет на Дат-Каор проходила в зале для тренировок. Мы присутствовали, видели, слышали, понимали. Тогда я впервые понял, что такое ненависть. Хуже всего, что мы ничего не могли поделать. Мы все пытались убить Повелителя. На тренировке настоящее оружие, каждый может попытаться, но...
   - Но ни один человек не способен одержать верх над да-ори.
   - Точно. Однажды мне удалось коснуться его. Я был счастлив, хотя и ожидал смерти, а он рассмеялся, сказал, что у меня хорошие данные и... - Рубеус хлопнул ладонью по козырьку. - В общем, закончилось тем, что я выбыл на третьем круге. Двойной перелом бедренной кости, вследствие чего признан негодным, однако в виду несомненной ценности генетического материала и перспективности разведения данной линии экземпляр был возвращен в природную среду.
   Удивительно ехидный тон и кривая улыбка. Рубеус делает вид, что ему плевать на то давнее заключение. Интересно, как он вообще узнал? Обычно людям не говорят, а если и говорят, то в других выражениях. Значит, подслушал разговор или заглянул в личное дело, он ведь умеет читать. Зато все понятно: третий круг - это уже полноценный боец, почти готовый к Дат-Каор, и тут такая незадача в виде перелома. А кому интересно бегать за неполноценной дичью, пусть даже травма залечена и не беспокоит, но сам факт... в некоторых случаях да-ори отвратительно щепетильны.
   - Я вернулся. Я даже попытался жить, как другие, а потом Повелитель взял и убил всех жителей деревни. Как ты думаешь, что я испытал?
   Ненависть. Темно-багряную, отдающую кровью ненависть. Она и сейчас в нем. Тянется ко мне по тонким нитям связи, будоражит, и я ничего не могу сделать.
   - Я не... не должен был становиться таким, как ты... как он. Я хочу быть человеком, а вместо этого...
   Вместо этого ему придется принять участие в Дат-Каор. Может быть не в этом году и даже не в следующем, но когда-нибудь обязательно. У нас не так много законов, но те, что есть должны соблюдаться.
   - Мне холодно. Вокруг пустота, и я только о ней и думаю. И о людях. Почему я смотрю на них, будто...
   - На еду.
   Разговор неприятен, но закономерен, я даже рада, что он сам его начал.
   - Да. Я слышу, как бьются их сердца, почти вижу, как кровь течет, почти чувствую ее запах. А сегодня, когда ты закрылась, меня точно с головой в эту пустоту окунули...
   - Это жажда. Дальше будет только хуже.
   - Верю. Я хотел сказать, что... ты ведь не дашь мне убить? Я не хочу убивать, понимаешь? Не хочу! Почему ты молчишь?
   Потому, что не знаю, что ответить. Мы не способны существовать без крови, а значит, без смерти. Единственное, что в наших силах - сделать так, чтобы жертва не испытывала боли.
   Рубеус коснулся руки и, заглянув в глаза, попросил:
   - Помоги мне не сойти с ума. Пожалуйста.
  

Фома.

   "И душа моя преисполнилась трепета великого, ибо никогда еще не подступался человек столь близко к величайшей из тайн прошлого. Легендарное оружие Древних, которое считалось навеки утерянным, находится где-то рядом, но никто из спутников моих не понимает всей важности этого открытия. Лишь проклятый вампир, расспрашивая Повелителя долины, вождя и живого свидетеля ушедших времен, демонстрировала явный интерес к Молоту".
   Фома оглянулся. Конечно, на улице день, и яркий солнечный свет служит надежной защитой от вампиров, но речь идет о вещах настолько важных, что Фома не имеет права расслабляться. В конце концов, князю-то свет не помеха, но никто не знает, на что он способен. Вон, Великий Уа обозвал Вальрика странным словом, а вампирша потом объяснила его значение. И хотя князь клятвенно заверил, что ни мысли читать, ни волю других людей подавлять не способен, Фома продолжал сомневаться.
   Сейчас князь спал, или делал вид, что спит. Остальные тоже дремали, только Край с помощью костяной иглы да толстых нитей пытался починить сапог, и Селим, хоть и лежал с закрытыми глазами, но мурлыкал под нос непристойную песню. А вот Морли храпел и даже постанывал иногда, дергая ногой, будто собаку отгоняя.
   Анджей вслепую нашарил камень и швырнул в толстяка. Попал.
   - Я те кину! - гаркнул Морли, переворачиваясь на другой бок. Поразительная беспечность. Фома, вздохнув, склонился над рукописью.
   "Вождь горного народа, обречен хранить великое оружие от рук нечестивых, буде оны попытаются завладеть тайной. И хранит он не сам Молот, но путь к нему, который упрятан в пещере. И по словам Хранителя проклятые вампиры не единожды пытались завладеть Молотом, однако же Господь, наделивший Великого Уа силой и бессмертием, веками хранил Белую Гору. Но близится время, когда люди должны вспомнить о своем славном прошлом и силе, которое обладали, а тако же о том, что ни тангры, ни вампиры не имеют права называть себя Властителями Человеческими, ибо наоборот надлежит человеку, венцу Создателя, править расами иными".
   Анджей, выругавшись, поднялся, подошел к Морли и толкнул в плечо, храп стих.
   Нет, не про этих людей он пишет, эти - несуразны, грязны и телом, и душою. Эти не видят ничего, дальше низменных потребностей.
   - Красотка Бренна пошла купаться... а милая, как без любви мне остаться... и следом тянуся... - запел Селим громче. - с надеждой на ласку...
   - Заткнулся б ты, - пробурчал Край, - людев перебудишь.
   "Первейшей и найважнейшей задачей Святого престола является забота о душах человеческих, кои в смятении перед призрачной всевластностью Тьмы пребывают".
   - Рыжая Элли толста и прыщава... - еще громче запел Селим. - Замуж собралась... и молодца звала... на сеновал, чтоб приданым похвастать...
   - Безбожник! - проснувшийся Нарем достал из сумки Библию. - Гореть тебе в аду!
   - Главное, чтоб не замерзнуть, - весело отозвался Селим. - Анджей! Ты ж не спишь, ходь в кости сыграем!
   - На что? Денег нету, - Анджей отозвался охотно.
   - А без денег. На камни. Или вот на щелбаны... говорят, нет крепче попова лба, вот и проверю.
   Как есть безбожник, и Анджей не лучше, если искусу поддался, а Морли как и прежде храпит, и князь не шевелится.
   "Однако же, если крестовый поход во славу Божию учинить, поддерживая слово силой, в оружии древнем заключенной, то не токмо люди уверуют в Создателя..."
   - Ох етить твою мать, Господи, и везет же тебе! - Селим склонил голову, и Анджей, довольно заржав, отвесил щелбан.
   - Потише там! - прикрикнул Ильяс, отворачиваясь к стене. - Князя разбудите.
   - Ото ж напугал... недоспит. Ну, рыжий, теперь я точно выйграю! Давай на сапоги!
   - Давай, - согласился Анджей.
   "А нежить всяческая из земель, Святому Престолу подвластных, убежит в страхе пред рукой карающей. Яко же сын верный Святого Отца, Господом над нами поставленного, верую и уповаю на разумность Хранителя, которому судьбою предписано передать тайну человеку достойному".
   Тут Фома засомневался. Вчера Великий Уа ни словом не обмолвился, что собирается передавать тайну кому бы то ни было, а когда вампирша ненароком - якобы ненароком - поинтересовалась, где находится Полигон, жабообразный вождь только рассмеялся. А потом добавил, что знать о том ей не надо, потому как от великих знаний великие беды. Фоме хотелось верить, что человеку Великий Уа ответит иначе, не даром он несколько раз подчеркивал, будто вампиров и прочих тварей не любит.
   - Пройда! - завопил Анджей. - Мошенник!
   Эх, был бы Фома тут один... ну или хотя бы с братьями по вере, им-то он бы объяснил и про молот, и про то, как важно добыть его, про то, что владеющему силой древних никакая армия не страшна.
   - Да нету тут никакой тайны! На, глянь, хорошия кости, - продолжал доказывать свое Селим. - И не было такого, чтоб Селима в подмене обвиняли!
   - Заткнитесь оба! - рявкнул проснувшийся Морли, и на некоторое время в пещере воцарилась тишина, которая вскоре отступила перед раскатами храпа.
   Фома вздохнул. И ведь не уйдешь отсюда. Да и по правде не гости они в городе, но пленники. Впрочем, в пещере, куда их определили по велению Великого Уа, было комфортно: каменная мебель оказалась на удивление удобной, одеяла из овечьей шерсти теплыми, а еда горячей и вкусной. Зато стоило подойти к краю пещеры и глянуть вниз, как... желудок сжимался в испуганный комок, сердце останавливалось со страху, а руки норовили вцепиться в гладкую стену. Пропасть внизу тонула в сизой дымке. Из нее белыми зубами торчали скалы-домики, связанные между собой паутиной мостиков. Все казалось невероятно-хрупким, ненадежным, как если бы кто-то вздумал построить жилище из яичной скорлупы. А местные ничего, привыкли, шустро сновали по мостикам, почти не держась за веревочные перила, а некоторые даже бегали на перегонки.
   Самоубийцы.
   А охотник идущий к пещере по раскачивающемуся в стороны подвесному мосту храбрец из храбрецов.
   - Здоровья. - Вежливо сказал он.
   - Господь да пребудет с вами, - ответил Фома. Дикарь выглядел родным братом вчерашнего проводника. Тот же невысокий рост, те же широкие плечи и непропорционально длинные руки, та же нескладность черт и любовь к украшениям. Фому поразила крупная серьга с вороньим черепом, оттягивавшая нижнюю губу так, что каждый имел возможность полюбоваться желтыми, слегка кривоватыми зубами.
   - Вождь надо. Великий Уа говорить хотел.
   - Вождь?
   - Главный. Молодой. Который слышит голос, который нет.
   - Он спит.
   Великий Уа изъявил желание поговорить с Вальриком? Почему? И о чем? Пожалуй, второй вопрос беспокоил гораздо сильнее. Неужели... нет, Великий Уа не может быть настолько слеп! Он обязан был увидеть гнилую сущность князя, а вместо этого собирается доверить недостойному величайшую из тайн прошлого.
   Дикарь нетерпеливо переступал с ноги на ногу и тянул шею, пытаясь заглянуть внутрь пещеры.
   - Великий Уа говорить хочет. - Повторил он. - Великий Уа спешить.
   - Н-н-но...
   - Великий Уа спешить! Нет ждать. Подниматься надо! Говорить!
   И чертов дикарь таки добился своего. Его вопли разбудили Вальрика и, выслушав посланца, князь изъявил желание немедля встретится с Великим Уа. А Фоме осталось сидеть и дописывать главу в книге, стараясь не вслушиваться в разноголосное бормотание за спиной. От осознания сотворенной несправедливости текст вышел чересчур резким, но исправлять что-либо Фома не стал.
   "Но кривы пути того, чье имя проклинаемо людьми и Создателем. Не сподобившись силою добыть орудие Гнева Господня, хитрость задействовал, внушил Хранителю мысль о том, что близится гибель его, и оттого надлежит Великому Уа передать тайну человеку достойному. Равно же позаботился Враг рода людского, дабы выбор пал на того, кто внешне доверием облечен, но чья душа уже не принадлежит Создателю".
   - Эй, Фома, - окликнул Анджей, - ты там все равно сидишь, приглянь, куды князя повели, а то мало ли... ищи потом.
   - Таки и глядеть без пользы, - возразил Селим. - Черти ловко лазят, без них отсюда не выкарастаться. Сыграем?
   - Снова на сапоги?
   - А крест у тебя серебряный? Давай твои сапоги, мои, сумка впридачу против креста? Да не кипишись, рыжий, в достойные руки отдашь!
   Это Селим верно заметил про достойные руки, и Фома, наклонившись, записал.
   "Единое сказать могу: князя беречь надобно до тех пор, пока дорога ни приведет нас к Престолу Святому, а там словом ли, делом ли убедить его передать знание в руки достойные".
  

Вальрик.

   Мостик слегка раскачивался, заставляя крепче цепляться за веревочные перила. Даже при дневном свете ущелье, раскинувшееся под ногами, казалось совершенно бездонным. Внизу клубился белесый туман, из которого вырастали белые пики. Впрочем, Вальрик боялся не столько упасть, сколько опозорится. А вдруг с ним снова случиться что-нибудь странное, вроде того, что произошло ночью? Отец говорил, что никому нельзя показывать свою слабость, а наставник Рубеус учил, что именно преодолевая слабости, обретаешь силу. Вопрос лишь в том, сумеет ли Вальрик преодолеть...
   Слово "сенсор" было странным и пугающим, а объяснение Коннован, что сенсор - это человек, обладающий способностью чувствовать других людей, отдавало ересью. Никто, кроме Господа, не способен заглянуть в чужую душу. Или способен?
   Вальрику было страшно и вместе с тем интересно. Он даже попытался понять, что чувствует идущий впереди дикарь, но не увидел ни мыслей, ни букв, как в книге, только мускусный запах, исходящий от посланца, стал резче. Агрессивнее.
   Глупость. И он глупец, если поверил.
   В пещеру Великого Уа свет почти не проникал, редкие лучи тонули в пыли, не решаясь забраться дальше порога. Как и в прошлый раз вождь восседал на каменном троне, а сладковатый аромат грядущей смерти спустился к подножию лестницы. Он был робким, почти безобидным, как собака только что укушенная бешеной лисицей, но еще немного - день, два и запах-пес в свою очередь превратиться в зверя. Образы сами появлялись в голове, и Вальрику приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы отделаться от них.
   - Что, князь, чувствуешь? Конечно, чувствуешь... скоро уже... совсем скоро... Поднимись.
   Вальрик медлил, он никак не мог отделаться от предчувствия, что стоит сделать шаг и запах-пес моментально взбесится.
   - Поднимись. - Великий Уа не приказывал - просил. - Это важно, очень важно. Всего минута. Ты сумеешь. Смерть идет, а я не имею права умереть просто так. Я должен сказать. Это знак, что пришел именно ты.
   - Почему я? - Вальрик уже понял, о чем пойдет речь: о таинственном оружии Древних. Одно непонятно, почему Великий Уа выбрал именно его, Вальрика? Только за титул, присвоенный, кстати, незаконно - Святой отец еще не возложил руки на чело Вальрика, признавая тем самым его право называться князем Вашингтона. И по всей видимости, вряд ли возложит.
   - Ты - человек. Ты - сенсор... определенно, сенсор. Мы изучали таких. Феномен, однако. Думал, что все вымерли, а ты есть... хорошо... сенсоры другие... тоже люди, но более живучие... некоторые называли вас новой ступенью... может и так... но знаю, что сенсор, появившийся перед смертью - это шанс... поднимись.
   С каждой ступенькой запах сгущался. Снова смерть. Гниющая плоть, черви и жирные мясные мухи. Вальрик, чтобы отвлечься, сосредоточился на лестнице. Камень. Гладкий. Скользкий, словно отполированный, слегка светится, но свет этот очень слаб, возможно, даже его нет, и Вальрику просто мерещится.
   - Плохо мне, - пожаловался Великий Уа. - Совсем плохо. Завтра умру... уже завтра... потому и позвал, да... спешить надо.
   Выглядел он еще хуже, чем раньше, если таковое вообще возможно. Бородавчатая шкура обвисла печальными складками. Когтистые лапы беспомощно лежали на подлокотниках каменного трона, а взгляд выражал такую муку, что Вальрику стало не по себе. Господь милосердный, что сделал этот человек, чтобы заслужить подобные страдания?
   - Для начала расскажу о горах. Тебе... тяжело говорить, поэтому слушай. Они особые, проявляют способности... недостатки... выбирает какое-то качество и возводит его в доминанту... - Великий Уа дышал тяжело, вклинивая слова и фразы между вдохами-выдохами. - Мой народ... есть охотники... мыслители... летописцы... пастухи... пастух не станет охотником, мыслитель не способен пасти овец. Каждому место его. Они привыкли, давно живут. Вы... ты уже меняешься, и твои спутники тоже. Про да-ори не знаю, иная физиология, но люди - определенно... никто не останется прежним, будь осторожен. Да ты дыши, дыши... да не носом, а ртом, дуралей, легче будет.
   Вальрик послушно задышал ртом, но легче не стало, казалось, запах проникал напрямую в кровь, порождая в голове тошнотворные образы. Но он выдержит. В конечном итоге это всего-навсего запах, а воину и князю не престало бояться каки-то там запахов.
   - Здесь все иначе... пространство, время, жизнь... Идти назад, чтобы попасть вперед, отказаться, чтобы получить, выживать, умирая, или жить мертвым.
   - Я не понимаю.
   - Я тоже, - признался Великий Уа. - Мир меняется, но здесь и там по-разному. Дыра. Раньше были черные дыры, в космосе... изучали... а теперь сделали дыру прямо на Земле, вот только изучать ее некому. Да-ори и те не суются. Тангры сумели пройти по краю, по течению Чаруши... и сюда пришли... или еще придут? Никогда не знаешь, что со временем. Но никому не говори, слышишь? Чем больше ты знаешь того, чего не знают другие, тем больше у тебя шансов. А ты должен выжить, во имя вида, во имя человечества, как бы пафосно это ни звучало.
  
   Великая тайна уместилась в девять совершенно не связанных между собой слов, зато Вальрику пришлось несколько повторить их, прежде чем Великий Уа убедился, что он и в самом деле запомнил. А чего там запоминать, когда все просто, у Вальрика всегда была хорошая память. Знать бы еще, что за этими словами скрывается...
   Синий орел тонет. Шерсть и шелк врут. Дверь открывается снизу.
   Чушь полная.
   - Доступ к управлению... право пройти... Не понял? Придет время - сообразишь. - Великий Уа улыбается. - Или нет, но ты, вроде, умный... главное, чтобы другие не догадались. Плохо, как же все плохо... вы сегодня уйти должны. До заката продержусь, а дальше как повезет. Все время прямо, а потом через дверь. Спешить надо. Отдохнуть надо. Скоро смерть.
   - Какую дверь?
   - Увидишь, князь Вальрик. Эту дверь невозможно пропустить или перепутать... держал запертой... двери опасны, особенно здесь... она их любит... открывает... и я тоже... а двери все помнят. Потом если захочешь сюда попасть... когда-нибудь нужна будет дверь... вспомнишь... позовешь, она появиться. Тех, кого запомнила, она не отпустит... в другой раз я бы не связывался, и тебе не советовал бы, но ситуация... пригодится дверь. А теперь уходи... и к другим присматривайся... это так, совет.
   Великий Уа закрыл глаза, показывая, что аудиенция закончена, и Вальрик тихонько вышел из пещеры. Странно, но свежий воздух не принес облегчения. В нем тоже пахло смертью.
  

Карл.

   Два дня. Две ночи. Двое суток тупого выматывающего нервы ожидания. Слепая степь впереди, холодный камень вокруг, будто склеп, и единственным развлечением - лагерь внизу.
   Тангры успокаивались, постепенно возвращаясь к выработавшемуся ранее ритму жизни, размеренному, сонно-ленивому и унылому. Единственно, что патрулей стало больше, но выходили они в степь и возвращались затемно, вызывая короткий всплеск активности. Но вот расседланные лошади отгонялись к табуну, табун - в степь, догорали и гасли костры, а люди и не-люди, разбредаясь по палаткам, готовились ко сну. Вероятно, днем лагерь казался вымершим.
   На третью ночь вернулось подзабытая уже головная боль.
   На третью ночь степь вспыхнула белесым пламенем, вызвавшим секундную слепоту и долгую муть в глазах. А тангры не заметили. Лагерь привычно разворачивался, выпуская дозоры, в горящую степь.
   Твою мать, что же происходит?
   Пламя гасло, опадая мелкой снежной зябью, которая таяла в траве. Карл протянул руку - мерцающие искры, коснувшись кожи, исчезали. А может, и не было искр? Может, ему снова кажется?
   - Кажется, - подтвердил голосок.
   - И ты тоже?
   - И я.
   - Тогда исчезни.
   - Ты исчезни. А я не могу. Я здесь.
   - И что ты здесь делаешь? - разговаривать с галлюцинацией было странно. Наверное, он сходит с ума. Или уже сошел. Давно сошел, но заметил только здесь.
   - Я наблюдаю. И ты тоже. Скоро начнется. Раз, два, три, четыре, пять... закрой глаза.
   Карл подчинился, с собственными галлюцинациями лучше не спорить.
   В степи происходило нечто донельзя странное, ощущение сходное с грозой, но дождя нет. Только белые искры, которые тают, касаясь земли... и тангры их не видят.
   - Ну вот, началось, - печально сказал голос и пропал. А над несуществующим снегом прокатился раскат несуществующего грома...

Глава 10

   Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу...

Фома.

   Вальрик отсутствовал долго. Фома прямо извелся весь в ожидании. С каждой минутой опасения его крепли, и работа над книгой не успокаивала, хотя Фома, пользуясь случаем, старательно описывал не только сегодняшние события, но и все, что раньше случилось. Наверное, следовало бы поспать, но как тут уснешь, когда прямо сейчас судьба мира решается.
   А Морли вот храпит. Анджей проиграл крест и мрачен, несмотря даже на то, что Селим сапоги вернул. Край дремлет, и Масуд с Наремом тоже... а князя все нет и нет.
   Идет. Задумчивый. Под ноги почти не глядит, и в пропасть тоже. Фоме кивнул, забрался в пещеру и улегся, завернувшись в одеяло. Притворился спящим.
   Ничего, дай только до Ватикана добраться. Там с тебя быстро притворство собьют.
   Солнце бежало к закату, а Фому терзало нехорошее предчувствие... что-то должно произойти, что-то очень-очень нехорошее... совсем как тогда, когда Старший инквизитор по чьему-то наущению - Фома до сих пор подозревал одного из послушников, желавших занять теплое место помощника библиотекаря - учинил внеплановый обыск в Библиотеке и обнаружил тайник с запретными рукописями... Правда, в тот раз обошлось: тайник признали старым - благо пыли вокруг было много - Хранителю Библиотеки объявили выговор, а книги сожгли.
   Предчувствие не отпускало. Небо наливалось серым, хмурилось складками облаков, собирало грозовой фронт. Вот-вот двинется вал через горную гряду. Вершины располосуют черную шкуру его, выпуская золото молний...
   - Что с тобой? - Спросил Морли, позевывая.
   - Уходить надо.
   Каждая минута, проведенная в пещере, подпускала неведомую опасность ближе. А вампиры не спешат просыпаться, солнце-то не село, пусть и скрылось за лохматыми облаками. Фома откуда-то знал, что как только солнце окончательно упадет за горизонт, станет слишком поздно для спасенья.
   - Сейчас, немедленно... уходить... быстро...
   Фома заметался по пещере, собирая вещи. Книгу, обязательно спрятать книгу, сумку завязать на поясе, чтобы не свалилась.
   - Да что с тобой?
   - Смерть! Смерть идет!
   Серые сумерки поглотили последние лучи солнца, и те, чье общество до недавнего времени было отвратительно Фоме, очнулись. Быть может они сумеют противостоять неизвестной опасности? Конечно, сумеют, они же воины, они да-ори...
   Все равно нужно спешить, ведь смерть идет...
   Внезапный порыв ветра швырнул в лицо горсть горячего песка, и Фома понял, что опоздал: она не идет, она уже пришла!
  

Коннован.

   Смерть выбрала облик Ветра. Он вонял серой и драл кожу невидимыми когтями. Люди, вдыхая его, захлебывались кашлем и спешили закрыть лица кусками ткани. Этот воздух не был ядовит для них, но горы, белые светящиеся горы, которые жили, пока был жив Великий Уа, тускнели на глазах.
   Камень умирал. Сначала медленно, потом все стремительнее и стремительнее. Свечение гасло, а по гладкой поверхности бежали трещины. Еще минута и все здесь начнет рушиться.
   - Уходим!
   Серный воздух становился гуще, а трещин больше. Вот уже посыпались первые камни...
   - Вперед, вперед, вперед!
   Узкий мостик плясал под ногами, а сзади с торжественным грохотом рушились горы.
   - Вперед! - Каменная площадка, на которую вывел нас мостик, на глазах рассыпалась песком. - Скорее...
   Сумасшедший бег над бездной. Слева, справа, снизу метались тени, но лишь когда одна из них расцвела диковинной птицей, я поняла, что за смерть пришла в горы.
   Сайвы. Призрачные сущности Безымянного ветра, дети Хаоса, Разрушители... одна из птиц ринулась вниз, но тут же взлетела, крепко сжимая в призрачных лапах безжизненное тело, которое прямо на глазах начало рассыпаться мелкой золотой пылью.
   - Что за... - Рубеус остановился и вслед за ним остановились остальные. Нельзя. Нужно идти вперед и не смотреть, что бы ни случилось - не смотреть.
   Мой голос тонул в грохоте, а люди продолжали глазеть на серо-золотых птиц...
   - Вперед!!! Не смотреть!
   Кто-то попытался подстрелить сайву, но пули пролетели сквозь сотканное из дыма тело. Их же нет и поэтому они не способны причинить вреда тому, кто их не видит... не верит в них. Я не верю. Не верю. Не верю!
   Желтая птица пролетела так низко, что крылья коснулись волос. Господи, как холодно и тело цепенеет. Сайвы видят меня? Это неправильно, я же не верю... ни капли не верю в существование...
   Кто-то дернул за руку. Тащит вперед. Возмущенный клекот сайвы врезается в уши, разрывая мою сущность.
   - Вперед!
   Кто это говорит? Во рту привкус крови, перед глазами серо-золотые... просто золотые... как солнце, яркое-яркое холодное солнце... цветы...птицы...солнце...
   Круг замкнулся.
   Волна густой, пахнущей кровью, темноты, пройдя сквозь меня, разрушила круг. Что это было? Не знаю!
   - Вперед! - Меня снова толкают на рукотворную тропу, которая раскачивается безумным маятником, норовя скинуть людей. Сайвы... где сайвы? Оглядываюсь и вижу...
   Ничего не вижу. Сзади туман, пыль и грохот. Сзади смерть. Впереди дверь. Обыкновенная такая дверь, обитая красной кожей с вычурной ручкой под золото и латунными цифрами. Дверь номер "13".
   Не понимаю.
   Вальрик уверенно нажал на ручку, и дверь открылась. На той стороне сколь хватало взгляда, простиралось знакомое поле степи.
   Мы вырвались?
   Вырвались.
   А стоило шагнуть через порог и дверь исчезла, ее не было. И гор тоже не было. Ничего не было, кроме адского холода, прощального подарка птицы-сайвы. Кажется, я сошла с ума. И опустившись на жесткую, пахнущую сеном траву, я засмеялась: сумасшествие - это же так глупо...
   Рубеус присел рядом и поинтересовался:
   - Ты как?
   Нормально. Наверное. Только с ума сошла немного.
   - Ты тоже ее видел?
   - Кого?
   - Дверь.
   - Видел.
   - Красная кожа, ручка, цифры и все такое?
   - Дубовая, как в замке...
   - И с медными заклепками! - Присоединился Селим.
   - Стальными, а не медными, - возразил Фома, - только ржавыми чутка.
   Дверь Морли была целиком из железа, а Вальрик видел решетку, перекрывающую ход в скале. Безумие оказалось на редкость изобретательным. Ну и ладно, главное, вырвались.
  

Карл.

   Гроза прошла верхом, не потревожив покоя дремлющих гор. Да и была ли она вообще? Лагерь внизу продолжал существовать в обычном своем неторопливо-деловитом ритме. Все было как всегда: огни костров, черная гряда земляного вала, дозорные, мелкие звезды, луна, ветер... Ветер. Дело именно в этих слабых отголосках южного ветра, несущих на себе печать страданий и... сосредоточившись, Карл прислушался к голосам ночи.
   Хаос. Тьма. Настоящая, первобытная тьма, изначально лишенная жизни. Она была там, достаточно далеко, чтобы Карл чувствовал себя в безопасности, но вместе с тем не так далеко, чтобы тень ее не докатилась до гор.
   Проклятье! Невероятно! Неужели кто-то решился...
   Вот о чем предупреждал голос, и степь полыхала, отголоском грядущей катастрофы. Безымянный ветер, запретный способ решать проблемы. Кто решился выпустить Хаос? Извратить источник, вывернув наизнанку саму суть Ветра?
   Кто-кто-кто? Никто. Это не голос - разговор с собой. Тяжелая лапа мигрени на затылке. Кровь из носу платой за чужую ошибку. Пульс в висках вопросом: кто? Достаточно решительный, чтобы убить замок. Достаточно небрезгливый, чтобы залить кровью источник. Достаточно безумный, чтобы не бояться безумия Хаоса?
   Кто?
   Давид? Нет, не хватит воли, силы да, энергии, но не умения...
   Айша? Потерявшая способность различать черное и белое, Айша? Ради власти все, что угодно? Но зачем ей Аномалия?
   Марек.
   Конечно, Марек. Цель оправдывает средство, так?
   - Цель, средства, цена, право - фантики, - все тот же коллектор, все та же вонь, все тот же Марек, летучей мышью повисший на скобах-ступеньках. - Они внимание отвлекают. Вот скажи, много ли думали о цели и средствах те, которые нас сотворили?
   Карл пытается найти точку опоры. Карл убеждает себя, что для подобных разговоров лучше места не найти. Карл заставляет себя вонь игнорировать.
   - Или те, которые используют? Или те, которые уничтожат, когда закончится эта война? Конечно, они найдут себе другие фантики-оправдания, но суть-то не изменится, верно?
   Новогодней елкой мигает глушилка. Неуклюжая, собранная на коленке, но достаточно эффективная, чтобы эту нору не обнаружили.
   - Отсюда вопрос - зачем? Зачем прятать смысл под шелухой других смыслов? Ведь на самом деле все просто. Важна цель. И только цель.
   Хотелось бы знать, какая именно цель заставила Марека отправить Хаотику сюда?
   Тем временем эхо боли стало слабеть, значит, бой заканчивается. Скоро сайв позовут обратно, перекроют энергию, заглушив источник. Какой из Замков рухнет? Только бы не Орлиное гнездо...
   Ночь дыхнула холодом, который погасил последние искры. Степь успокаивалась.
  

Вальрик

   Оно было неживым.
   Именно это обстоятельство пугало больше всего. Вампиры испытывали эмоции, Великий Уа болел, а зверолюди умирали от нанесенных ран, сайвы же были мертвы.
   Ни чувств, ни облика, ни запаха. Вальрик до конца дней своих запомнит сумасшедший бег по узким мостикам и тени под ногами, которые норовили вцепиться и одновременно шептали:
   - Толкни...толкни... убей... сейчас. Спасешься! Сам-сам-сам! Сделай! Иначе мы. Я. Ты. Не жить. Нежить! Убей. Хочу! Еда-еда! Дай! Не убежишь... отпустим, если толкнешь. Ну же, давай!
   Вальрик пытался отгородиться от голосов, кажется, он что-то кричал в ответ, а когда одна из теней вцепилась в Коннован и, похрюкивая от удовольствия, принялась пожирать ее, Вальрик совсем растерялся. А потом вдруг разозлился и от отчаяния швырнул комком злости в тень. Сайвы отступили.
   А потом появилась дверь, и горы остались позади.
   Все позади, кроме странного ощущения, что он изменился. Ну да, Великий Уа предупреждал ведь. Вальрик - сенсор. А остальные? Они тоже должны стать другими.
   От Морли пахло полынью и мокрым деревом, от Селима - весенним медом, а от Ильяса - ржавчиной...
   Мокрые пятна на серой стали. Похожи на капли крови, но гораздо страшнее.
   Фома пахнет валерианой, пылью и немного церковными благовониями.
   Ничего не понятно.
   Костер раздраженно трещал и сыпал искрами. Вокруг степь колыхала травы, одинаковая и бесконечная, куда ни глянь.
   - Эй, князь, - окликнул Селим, - чего делать будем? Свезло как утопленникам на половодьи. Ни жрать чего, ни ехать на чем... ни вообще бес его знаит, где мы тут.
   - А ты помолись, - отозвался Анджей, вытирая раскровавленный нос - сколько времени прошло, а кровотечение все не унималось. - Крест-то при тебе.
   - При мне, - Селим похлопал по груди. - Таки на Бога одна надежда, на князя - другая. Чего делать-то будем, а, княже?
   Этого вопроса Вальрик боялся, потому что заранее знал - ответить не сумеет. А потому сказал первое, что в голову пришло:
   - Отдыхать.
   - А завтра?
   - Завтра и посмотрим.
   - Ваш благородие, - Селим переключил внимание на Коннован, та на обращение не отреагировала, видать, не приняла на себя. - Ваш благородие командирша! Ты б это, сказала чего. А то бежать, оно конечно хорошо и полезно, особливо иногда, но познать бы от кого бежали - не помешало б.
   Коннован вздрогнула и подняла голову, глядя на Вальрика. Она изменилась. Будто бы стала старше. А еще неуверенность в ней какая-то появилась, которой раньше не было. Заострились черты лица, глаза запали, а волосы слиплись грязными сосульками, точно шерсть дворового пса. Сам Вальрик, верно, немногим лучше, тоже пыльный, грязный и штаны порвались, вот прямо на колене и порвались.
   - Это сайвы - сущности... воплощения Безымянного ветра. Хаос. Антиматерия. Или не совсем, чтобы антиматерия, скорее живая энтропия, которая разрушает все, к чему прикасается.
   - Ни бельмеса не понятно, - Селим сел на землю и принялся стягивать сапоги. - Нам бы попроще как...
   - Разрушение, - отозвался Рубеус.
   - Это я сообразил, - Анджей растянулся на траве. - Пусть лучше скажет, откуда они такие взялись.
   - Проклятие господне, - Фома перекрестился. Благочестивый.
   - Проклятие, - вдруг поддержала Коннован. - Именно проклятие, но не Господне. Нужно разрушить источник, вывернуть ветер наизнанку, убить его... на время убить. Это жестоко.
   - Но прежде случалось? - Спросил Рубеус.
   - Не знаю. Наверное, да. Карл упоминал, что Восточный замок однажды отстраивали... но это вообще закрытая информация, не для таких, как я. А получилось, что Карл оставил книгу, и... - Теперь Коннован оправдывалась, Вальрик никогда прежде не видел, чтобы она оправдывалась.
   - Значит, выпустить эту штуку может только да-ори? - уточнил Морли. - Вампир.
   - Хранитель Границ и владелец замка, он контролирует Ветер... он говорит с Ветром... он способен изменить его. Но это запрещено! И Хранитель никогда не убьет свой Ветер!
   - А чужой?
   Вопрос Рубеуса заставил Коннован замолчать. Она несколько минут пялилась в огонь, а потом тихо произнесла:
   - Не знаю.
  
   Лагерь устроили прямо в степи. Ильясу удалось подстрелить какого-то зверя, навроде здорового кролика. Поджаренное на костре мясо отдавало тиной, и после него жутко хотелось пить. Но воду берегли: кто знает, когда получиться пополнить запасы.
   Анджей первым заметил гостей: крошечное серое облачко у самого горизонта. Облачко росло, превращаясь сначала в облако, потом в тучу, распавшуюся на отдельные сизые осколки, каждый из которых обратился во всадника. Вальрик с интересом наблюдал за этими превращениями, бежать либо прятаться он не пытался. Во-первых, куда тут спрячешься, когда вокруг степь одна. Во-вторых, лошадь всяк человека догонит.
   - Ох и весело сейчас будет, - Селим потянулся, зевнул, отгоняя сон. - А то прям заскучали...
   Ему не ответили. Морли пододвинул оружие поближе, а Фома, перекрестившись, пробормотал что-то про милость Божию.
   Всадники же приближались. Вот лошади с галопа перешли на рысь, потом на шаг. Еще минута и лагерь окружили темноглазые, темноволосые воины.
   Некоторое время ничего не происходило: незваные гости рассматривали лагерь и Вальрика, а Вальрик в свою очередь рассматривал их. Лошади хорошие: тонконогие, поджарые, обласканные степным солнцем. Сами всадники смуглые, сухопарые, в легкой броне. У каждого на поясе сабля кривая висит да аркан к седлу приторочен.
   - Кем бы вы ни были, путники, - произнес один из воинов, Вальрик решил, что это - командир, поскольку упряжь на лошади его сияла серебром, а поверх кованого нагрудника лежала толстая золотая цепь. - Отныне вы являетесь пленниками Великого Хана Аты!

Глава 11

   Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу... Тень вызывает Базу...
  
   База - Тени.
   Сообщить верификационный код.

Фома.

   "И люди степные дома возводят из тонкого бруса, покрывая его выделанными конскими шкурами. Дом такой разобрать можно и в другое место перевезти, что оне и делают, ибо как ни велика Степь, но прокормить табуны, на одном месте стоя, невозможно".
   В шатре было дымно и воняло. Фома с гораздо большим удовольствием устроился бы снаружи, благо день хороший: солнышко щедро сыплет на землю тепло, мягкая трава тянется вверх...
   Нет, насчет травы это преувеличение, в стойбище Великого Хана вместо травы была хорошо утоптанная копытами и сапогами земля, на которой разноцветными полушариями жались друг к другу шатры. Пленникам отвели место в самом дальнем и самом грязном, запретив выходить. А еще стражника поставили, чтобы следил.
   Фома устроился у самого выхода, там и светлее, и воздух свежий доходит, а что стражник следит, так работа у него такая. На него вообще можно внимания не обращать. Лучше уж подумать, чего написать в книге. Про седовласого воина, их пленившего? Про то, как ехали к стойбищу за спинами степняков? Про то, как те желали отобрать оружие, а князь не согласился, дав слово, что до разговора с Великим Ханом оружие не повернет против Степного народа? Или про то, что вампиры остались где-то в степи?
   - Я говорю, всех поперережут, - голос Нарема выбивал из раздумий. - Потому как язычники!
   - Да не нуди, язычники, язычники... зато кормют хорошо, - возразил Селим. - А зачем кормить, если резать собираются?
   - Заткнитесь оба, - рявкнул Морли.
   "Само стойбище невелико, в шестьдесят шатров, а, по словам одного из воинов, в каждом шатре одна семья живет. Но семьи у них многочисленные, состоящие из многих мужчин и многих женщин. Правда, женщин оне за людей не почитают и порой на лошадей выменивают".
   Все это рассказал Фоме воин, который вез его в стойбище. Вопросов он не чурался, отвечая на них охотно и обстоятельно.
   - Молод ты для мудреца, - произнес стражник, присаживаясь на землю. Копьецо он прислонил к стенке шатра.
   - Я не мудрец.
   - Ай-Улы, наш шаман, да будет благословен род его и не оскудеет шатер во веки веков, только тех, у кого в голове седина первая появляется, грамоте обучает, ибо молодой разум чересчур горяч для истинной мудрости. Или ты столь могучий шаман, что облик этот не истинен?
   - Истинен.
   - Ай, врешь, - стражник недоверчиво покачал головой. - Хотя если ты великий шаман, тогда зачем здесь сидишь?
   По всему было видно, что стражнику просто надоело стоять возле шатра, хотелось поговорить, хоть бы и с пленником. А и пускай. Беды от разговора не будет. Может и чего полезного узнать получится.
   - Я из далекой страны пришел. Там многие грамоте детей учат, потому как, выросши, человек должен наследство родительское преумножать, торговлю вести, и при этом уметь за купцами и управляющими следить, чтобы не обманули.
   - Твоя правда. - Согласился стражник, усаживаясь поудобнее. Ноги скрестил, выставил голые пятки с черными ободками сбитой грязной кожи, а саблю поперек колен положил. Стережется. - А я и без грамоты ведаю, что в моем табуне пять полных рук кобылиц и полруки жеребцов, один из которых коню самого Хана братом приходится. И про каждую из кобылиц своих все скажу: в какой месяц рождена, быстра ли на ногу, вынослива ли, каковы предки ее и жеребята, ею рожденные. Так зачем мне грамота?
   - А сын твой, мудрейший, прости, не знаю имени твоего...
   - Ун-Улы.
   - Сын твой, Ун-Улы, тоже все это знает? Не случится ли так, что в недобрый час осиротеет шатер твой, сумеет ли тогда сын, без отца оставшийся, посчитать табуны наследные? Сумеет ли отличить своих кобылиц славных от чужих, которые хуже и слабее? Не обманут ли его те, кто старше и большее властью наделен?
   - Плохие слова ты говоришь, мудрец. Сын мой слишком мал, чтобы табун в степь выгонять, но клеймо мое от любого другого отличит. Да и братья мои, не приведи Конь, в случае беды помогут, - Ун-Улы нахмурился, морщины на смазанном жиром лице выделялись тонкими черными ниточками, а черная вязь татуировки на левой щеке и вовсе исказилась. Похоже, не по нраву был Ун-Улы этот разговор, как бы не разозлить...
   - В моей стране часто случается так, что сироту те обирают, кто до беды родней числился, а пройдет год-два в суде и не докажешь, что некогда многим владел. Когда же записи в книгах имеются, то суд права признает.
   - В плохом мире ты живешь. Тяжело вам, наверное. У нас Хан Великий справедливость вершит, а он все про каждого знает, Хана не обманешь. Великому Хану сам Лунный конь советы дает.
   Позже Фома записал:
   "Степняки - язычники, ибо молятся Лунному коню, который по представлениям их живет на небе. Думают оне, будто бы небосвод - Великая Степь, куда после смерти попадают души воинов, а месяц, что еженощно наблюдают - след на боку лунного коня."
   - Эй, Фома, поешь.
   Анджей поставил рядом плошку с белой сыпкой кашей, остро пахнущей и кисловатой на вкус. Каша остывала быстро и слипалась круглыми комочками, пришлось отложить писание. Анджей пустую миску унес вглубь шатра, откуда доносилась вялая ругань Селима и Края, раскатистый храп Морли и нудноватое завываение Нарема, затянувшего очередной псалом.
   От еды в животе стало хорошо, и в голове тоже, слова сами сложились буквами.
   "Велик тот конь настолько, что лишь небо способно выдержать мощь его. И давным-давно, когда Лунный конь, споткнувшись, ударил копытом оземь, вздрогнула земля, а звезды, с небес сорвавшись, горячим дождем выжгли пастбища. Говорят, что далеко в степи по сей день виден след копыта Лунного коня. Мыслю я, что речь идет о бедствии великом, которое Молотом Тора вызвано было, ибо знаю точно, что на небе нет ни Лунного Коня, каждые двадцать восемь дней уходящего далеко в степь, чтобы потом вернуться, ни кобылиц его. Един Господь, Создатель и Творец, в него верую, а остальное все - ересь".
   Фоме было немного жаль степной народ, который поклоняется луне и звездам, строит дома из досок и звериных шкур, а богатство считает в кобылицах. После смерти души их попадут в ад. Конечно, следовало бы рассказать про Господа, сотворившего мир из Хаоса, и про врага Его, что нечисти всякое покровительствует и мир разрушить пытается.
   Но что-то подсказывало - не поверят.
  

Вальрик.

   Удивительно, но идея заговорить с воином, охраняющим шатер, пришла в голову робкому Фоме, который, в одночасье растратив всю робость, расспрашивал стражника буквально обо всем, а тот отвечал. Вальрику оставалось сидеть и слушать. Он уже узнал достаточно, чтобы понять: просто так уйти из кочевья не получится.
   Стойбище насчитывало почти три сотни воинов, не считая женщин и стариков. Часть людей, правда, находилась где-то в степи, охраняя табуны, но и осталось немало. Пожилого воина, чей разъезд наткнулся на лагерь звали Ука-Тон, он приходился младшим братом Великому Хану и имел право возложить седло на спину белой кобылице. Насчет кобылицы Вальрик не очень-то понял, но на всякий случай запомнил - очень уж уважительно говорил об этом стражник.
   К Хану позвали на закате. Шатер его выделялся размерами и цветом шкур, его покрывавших - все до единой были белыми. Вход украшали резные столбики, увенчанные конскими черепами. Внутри же шатер почти ничем не отличался от того, в котором Вальрик провел сегодняшний день. Чище чуть-чуть, да и на полу вместо старых шкур - меха и расшитые цветными нитками подушки. Великий Хан встречал гостей сидя на невысоком стульчике. Был Аты стар и седовлас, но суровый взгляд говорил, что годы не коснулись ни разума, ни воли, а лишь прибавили правителю мудрости. По левую руку Великого Хана на мягких подушках восседал уже знакомый Вальрику Ука-Тон, младший брат Хана, а по правую - сгорбленное существо с косматой шкурой, перьями и длинной лошадиной гривой.
   - Они! - Существо вскочило - стало понятно, что это человек. Шаман? Наверное. Шаман вытянув в сторону Вальрика руки, завопил. - Вижу! Вижу, Великий Хан, беды грядущие вижу! Кровь вижу! Смерть вижу! Прольются слезы дев невинных! Пламя погребального костра вознесет к Великой степи чью-то душу... Слышу, слышу, вопли гневные... И цокот копыт Лунного коня...
   От визжавшего воняло ненавистью и злобой, но странное дело, чувства эти были направлены не на пленников, а на Великого хана.
   - В своем шатре принимаешь их, как друзей, - продолжал завывать шаман, потрясая худосочными руками. Многочисленные браслеты тревожным звоном вторили словам провидца, а лошадиные хвосты растревоженными змеями метались вокруг лица. - Но злобой черной ответят на ласку твою...
   - Хватит. - Великий Хан сказал это тихо, но шаман моментально подчинился, будто бы только и ждал команды.
   - Кто вы?
   - Мы? Мы простые путники.
   - Путники? - Хан усмехнулся. - И куда же направляются путники, которые пытаются пересечь Степь пешком?
   - К Серым горам, за которыми несет воды река Лана.
   - Серые горы лежат в двадцати днях пути отсюда, но ты ошибаешься, странник: река Лана находится перед ними, а не за ними. За Серыми горами лежат Проклятые земли, вместилище демонов.
   - Проклятые земли? - Вальрик растерялся. - А разве мы не на...
   Князь запнулся, озаренный внезапной догадкой: вряд ли степняки обрадуются, услышав, что отряд пришел из Проклятых земель. Точно примут за демонов и сожгут от греха подальше.
   - Прости, Великий хан, но, кажется, мы немного сбились с пути. Могу ли я узнать, как называется страна твоя?
   - У меня нет страны, юноша, чьего имени я не знаю. Мы живем в степи и это наш дом. Люди, обитающие в городах, зовут нас дикарями, сами мы называем себя детьми Лунного коня.
   - Прошу Великого хана не гневаться на невежливость мою, - Вальрик поклонился, - меня зовут Вальрик, сын Володара. Я князь крепости Вашингтон и прилегающих земель. Со мной лучшие из воинов и святые братья.
   Молчание - задумчивое хана, раздраженное ханова брата и ненавидящее - шамана. Сухие пальцы коснулись бороды, разделяя на три пряди, и Аты спросил:
   - И что за нужда вынудила тебя покинуть родные земли?
   Вальрик, оглянувшись на спутников - хоть бы подсказали, что делать - принялся рассказывать.
  

Коннован.

   Солнце катилось по небосводу, сначало медленно и лениво, прогревая землю, потом быстрее и быстрее, но все равно слишком медленно. Не помню, чтобы я когда-либо ждала заката с таким нетерпением. Признаться, степняки стали неприятным сюрпризом. Кто бы мог подумать, что Проклятые земли заселены? И кто бы подсказал, что делать дальше.
   Я была растеряна и зла. Я не знала, что делать дальше и... я устала. Почему я раньше не заметила, насколько устала? Одно лишь прикосновение сайвы, случайное, занявшее долю секунды, и силы иссякли. Жажды и той не было. Одно только желание вырваться из чертова круговорота. И домой...
   Рубеус не согласится. Ему нужны люди. А я? Нужна или нет? Не знаю. Связь неуловимо изменилась, стала слабее что ли? Из-за сайв? Из-за хаоса? Я почти не слышу его, так, как должна слышать. Робкие отголоски эмоций, размытая акварель, случайное изображение, смысл которого не понятен. И больно, и обидно, и солнце еще высоко, и этот странный шепот, появившийся внезапно.
   Шепот?
   Скорее напев, капризная скрипка, вальяжная виолончель, робкая арфа и древний рокот органа... Да быть такого не может! Я снова слышала Ветра!
   Кто-то уговаривал, кто-то требовал, кто-то возражал, а я, лежа в теплой остро пахнущей землей колыбели, тихо радовалась.
   - Вставай, вставай, вставай... - скользил по земле Валь.
   - Спи-спи-спи, - возражал Истер. - Рано-рано...
   - Больно-больно, - шелестел Анке, слабый как никогда.
   - Скоро-скоро, - обещал Яль.
   Верю. Скоро. Солнце сядет и... неужели получилось? Неужели мы за границей Аномалии?
   - Да-да-да... - отозвались Ветра хором.
  

Карл.

   Странности продолжались. В принципе, от Аномалии можно было ожидать чего угодно, но чтобы Коннован вдруг появилась в сотне километров севернее, причем по другую строну гор...
   Даже если бы ей удалось прошмыгнуть мимо тангров, Карл все равно бы почувствовал ее. Он и чувствовал: вспышка до грозы, яркая и точная, как маяк. Погасла. И снова появилась, удивляя четкостью и сменой диспозиции объекта.
   Чертовщина.
   Или моментальное перемещение в пространстве, что не возможно. Еще перед самой войной, была научно доказана невозможность осуществления так называемых "нуль-переходов". Пространство - структура цельная...
   Сайвы разрушают эту целостность, следовательно... следовательно Коннован весьма повезло, хотя она вряд ли подозревает об этом везении. Кстати, восстановившаяся связь говорила и о том, что девочке удалось избавиться от Аркана.
   Интересно, что она сделала с людьми?
   И что в этой ситуации делать ему? Вносить коррективы в старый план. И Карл, мысленно обругав и сайв, и невозможные теоретически, но существующие практически "нуль-переходы", начал подъем на серую громадину холма. Благо тот был достаточно пологим для подобного рода упражнений. Где-то ближе к вершине влияние Аномалии ослабеет достаточно, чтобы вызвать ветер, а уж тот доставит Карла в нужную точку быстрее любой лошади.
   Когти входили в камень легко, но мелкие осколки впивались в кожу, раздражая нудной болью. Давно он уже не занимался подобным экстремальным видом спорта. И не занимался бы еще столько же. Нога соскользнула с уступа, и Карл едва не свалился.
   - Задница! Чтоб всем вам...
   К счастью, его никто не услышал. Лагерь остался внизу мелкой россыпью огней. Единственное, что позабавило его в сложившейся ситуации и послужило своеобразным утешением, так это тот факт, что тангры о произошедших изменениях не имели понятия, а следовательно, были обречены на бессмысленное ожидание. Может, Бог даст, их тут и похоронят.
   А до вершины осталось всего ничего. Холмы - не горы... хоть в чем-то повезло.

Глава 12

   Тень - Базе.
   Код 741-99-001 третий сектор пятого улья. База, рад что вы объявились. Согласно полученным ранее инструкциям активирую маяк. Объект потерян. Жду новых инструкций.
  
   База - Тени.
   Код принят. Возникли вопросы. Ждите. При появлении отряда быстрого реагирования представиться, сообщить код и дополнительно: 33-75-998-001.
  

Фома.

   Надо сказать, что держался князь с достоинством. Зря вот только рассказывал про все: и про земли Проклятые, и про тангров, и про миссию, на плечи отряда ихнего возложенную. Одно, что про вампиров князь ни словом не обмолвился, оно и правильно: Фома в жизни бы не помог человеку, который с нечистью якшается. А ясно, что без помощи кочевников им до реки не добраться.
   Наконец, Вальрик замолчал, закончив цветистую речь просьбой о помощи. Ну вот и все. Теперь кочевникам решать. Фома чувствовал опасность, но... смутную, грядущую, странным образом связанную с Великим Ханом, однако же исходящую не от него. От кого - не понятно.
   - Княс, сын княса, повелитель дальних земель, поведал странную историю... - Великий Хан говорил медленно, отчего в каждом слове, им произнесенном, Фоме чудился некий двойной смысл.
   - Ложь, ложь, ложь! - Тут же взвыл шаман. - Вижу ложь! Вижу кровь! Вижу...
   - Помолчи.
   Как и в прошлый раз, шаман моментально замолчал, только недобро зыркнул на Великого Хана черным глазом.
   - Не так давно я бы не поверил ни единому слову, ибо некогда был настолько глуп и горяч, что сам заглянул на Проклятые земли. Тот поход принес мне седину и кошмары, которые вот уже многие годы преследуют меня. Ты говоришь, будто Проклятые земли не так и опасны. Я же скажу: ты слишком молод, чтобы понять, насколько тебе повезло. Те земли - изнанка мира, где обретаются демоны, мятежные души предателей и призраки убийц. И видимо, мой народ прогневил Лунного коня, если...
   - Стой, Великий Хан! - Шаман вскочил, и гневно зазвенели браслеты и колокольчики. - Нельзя чужакам говорить! Лжецы и лазутчики!
   - Ай-Улы достаточно мудр, чтобы Боги снизошли до беседы с ним. Однако же мудрость его заканчивается в тот момент, когда Ай-Улы открывает рот. Быть может, для сохранения мудрости Ай-Улы мне следует зашить ему рот?
   - Хорошая мысля, - пробормотал Селим. И Фома испугался, что сейчас услышат. Но нет, шаману было не до Селимова непотребства. Он съежился и поглубже зарылся в меховую кучу.
   - Я смиренный раб, я лишь тревожусь за народ наш, о Луноликий, да не иссякнут годы власти твоей.
   - Я сам в состоянии потревожится за народ, а ты, будь добр, помолчи, - Великий Хан провел ладонью над серым чуть изогнутым клинком, который держал на коленях, легко коснулся пальцами рукояти, и ласково погладил красные кисточки, прицепленные к ней.
   - Повинуюсь Хану, да продляться дни его...
   Разговор этот, невольным свидетелем коему стал Фома, весьма ему не понравился, а еще больше не понравился взгляд шамана и странный жест, который тот сделал, когда Великий Хан повернулся лицом к гостям. Будто нож невидимый в спину швырнул.
   Ох и не к добру это!
   - Отец моего отца пришел в эту Степь из иных земель, в которые нам путь заказан. Отец моего отца желал мира детям Лунного коня, и сказал, что дом наш будет здесь. Люди благословили его мудрость. Мы жили, растили табуны, радуясь, когда женщины и кобылицы приносили приплод. Мы не воевали с людьми на том берегу реки, и с теми, кто отобрал прежний дом... - смуглые пальцы замерли над клинком. - Но Два Перегона Лунного коня тому в стойбище явился гонец из рода Степного сокола, который поведал о том, что в Степь снова пришли темношкурые не-люди, отобравшие наш прежний дом.
   - Не-люди? - Вальрик аж вперед подался.
   - Их страна лежит на востоке, за рекой, и мы мало знаем о ней. Те, кому выпало ходить к границам, рассказывали о городах, где дома один на одном стоят, дороги выложены гладким черным камнем, а бегают по ним с лошадьми наравне самоходные повозки. Еще говорят, что людям под рукой темношкурых живется богато и вольготно, ибо не-люди мудры и о подданных своих заботятся. Только ложь это. Знавал я тех, кто уезжал туда, но не знаю ни одного, кто бы вернулся. Оттого и думаю, что лгут про хорошую жизнь, не бывает такого, чтобы нелюдь человеку добра желала.
   - Не бывает, - подтвердил Вальрик, и Фома мысленно согласился с ними.
   Сам рассказ Великого Хана завораживал, Фома наяву представил себе и города, такие, как на выцветших картинках из старых книг, с узкими, но необычайно высокими домами, с широкими дорогами - вещество, которым их покрывали, звалось "асфальт" - и самодвижушимися повозками-автомобилями. Фома, наверное, душу бы продал, чтобы хоть раз прокатиться на автомобиле.
   Выходит, в Кандагаре кроме снарядов и смертельного газа есть и другие, гораздо более мирные чудеса.
   - Роду Степного Сокола предложили принять власть Кандагара, но неразумные дети Сокола отказались. Во времена отца моего отца и им пришлось покинуть привычные пастбища, Соколята не забыли этого. Уверенные в силе своей, они казнили пришельцев и отослали головы в Большое стойбище.
   Хан замолчал, а Фома вдруг понял, что произошло дальше.
   - Нет больше в степи Соколов. Не придут они Светлую луну праздновать, не раскинут сизые шатры, не спляшут танец, не подарят нашим юношам женщин своих и не примут ответного дара. Сотнями сотен исчислялись табуны Степного Сокола, храбрые воины стерегли их от чужаков, прекрасные женщины качали на руках младенцев, а мудрые старики песнями учили именам рода. Никого не осталось. Все мужчины, все женщины, старики, младенцы, даже лошади и собаки уничтожены. Тот гонец был трусом, на коленях вымолившим жизнь. И то, что по велению новых хозяев, он должен объехать все стойбища Степи, рассказывая об участи рода Степного Сокола, служит ему и защитой, и наказанием. Наши законы говорят, что труса надлежит, привязав на спину дикой лошади, отпускать в степь, но я запретил трогать этого человека. Пусть живет, пусть помнит.
   Великий Хан вздохнул.
   - Не прошло и семи дней, как гонец ускакал в Степь, и в стойбище пришли люди. Они были почтительны и предложили дружбу и руку свою с тем, чтобы вместе мы стали сильнее.
   - И вы...
   - Я согласился, мальчик. Я стар, но не настолько стар, чтобы обрекать на смерть и себя, и свой народ. Степь велика, но не бесконечна, как думал отец моего отца. Нам некуда уходить. За горами - проклятые земли, за рекой - те, кто поклоняются кресту и не придут на помощь. А за спиной - Кандагар. Не спеши называть меня трусом, ибо я сам готов принять любую смерть, однако же мой народ должен жить. Тот, кто жив, сумеет или одолеть врага, или уйти. Лишь мертвый не сделает ничего. Мы живы, хоть это стоило нам полной руки воинов. Заклад мира, так сказали люди, говорившие о дружбе. Они выбрали молодых и сильных, по одному от каждой большой семьи, но никто не скажет, будто Хан Аты отделался малой кровью, ибо единственный сын мой Ига, и племянник, которого я не раз называл сыном, а Ига - братом, тоже ушли в Стойбище. Я не знаю, вернутся ли они домой, но верю, что ни один из детей Лунного Коня не уронит чести рода.
   По знаку хана один из молодых воинов подал круглую чашу темного стекла. Хан кивнул, принимая подношение. Чашу он держал обеими руками и пил медленно, мелкими глотками. Фома видел прыгающий кадык на морщинистой шее, и массивные перстни на тонких пальцах.
   - Значит, мы зря просили о помощи, - сказал Вальрик.
   - Ты молод, княс Вал-рик. Ты умеешь слушать, однако пока слышишь лишь слова. Ты говорил о каменном замке, который захватили люди Кандагара, и сердце мое печалилось. Ты говорил о том, что желаешь предупредить Шаманов Распятого Бога и собрать большое войско против кандагарцев, и печаль на сердце моем возрастала, ибо война - суть смерть. Я слишком стар, чтобы не ценить сладость жизни. - Хан провел рукой по длинным седым усам, спускавшимся аж до расшитой круглыми камушками ворота рубахи.
   - Но я помогу тебе. Я дам лошадей, лучших из своего табуна. Они быстры и выносливы. Я дам человека, который умеет слушать Степь и выведет вас к реке. Дал бы и воинов, но отряд привлечет внимание. Разъезды не-людей ходят по степи, но разве можно объять необъятное?
   - Благодарю тебя, Великий Хан Аты. - Вальрик поклонился, а за ним и остальные. Фома тоже согнул спину, оскобленным или униженным он себя не ощущал, скорее этот поклон свидетельствовал о глубоком уважении, которое Фома испытывал к старику. Воистину, счастлив народ, живущий под рукой столь мудрого правителя.
   - Смотри, Великий Хан Аты, - шаман поднялся со своего места. Затряслись, заплясали лошадиные хвосты и мелкие кости, зазвенело железо на тощих запястьях. - Предупреждал я тебя! Но ты не внял предупреждению моему. Видать, чужаки, подобно крысам от пожара бегущие, тебе милее родного народа, раз ты так легко идешь против воли тех, кому не так давно клялся в верности и помощь обещал? Ты говорил о мудрости. А я спрашиваю: где мудрость твоя Великий Хан? Неужто ослеп ты и не видишь те беды, которые призываешь на голову народа своего? Неужто оглох и мольбы мои не в силах достичь разума твоего? Неужто просторы Степи Великой зовут тебя, Великий Хан, и спешишь ты покинуть подлунный мир, но не один, а вместе со всем народом? Не тебя спрашиваю, но тех, кто носит за тобой копье, стережет твои табуны, согревает шатер твой теплом своих сердец. У них спрашиваю: разве нужен нам Хан, который...
   - А разве сыну степи, с которым беседует Лунный конь, не стыдно ползать на брюхе перед демонами? - Спросил Хан Аты. И брат его обнажил клинок... хотя Фоме показалось, что сделал он это неохотно, да и острие смотрела не в грудь шаману, а в меховой ковер на полу шатра. Наверное, все-таки показалось. Хан же, положив руку на плечо брату, поднялся.
   - Ты хороший человек, шаман Ай-Улы, но дух твой слаб, поэтому я прощаю тебе эти слова, но повелеваю: отныне и до возвращения полной силы Лунного коня, быть тебе в шатре своем безвыходно. И трое воинов из семьи брата моего будут стеречь твое благостное одиночество. Тебя же, княс, прошу забыть услышанное. Сегодня же вы выйдете в степь и, надеюсь, тебе удастся у тебя задуманное. А теперь уходите.
   - Ну дает! - не сдержался Селим. - Крут! Почти как Володар-покойник... извини, княже, вырвалось.
   - А в челюсть? - совсем не по-княжески отозвался Вальрик.
   Остальные заржали, весело, громко, выпуская накопившееся напряжение. Вечером Фома записал:
   "Немыслимо благородство Великого Хана, который суть правитель истинный. И благословение его невыказанное столь же ценно для нас, как и лошади, и проводник, и сведения об опасности, впереди подстерегающей. Надеюсь я, что в день битвы великой между людьми и нежитью зеленокожей, будут на нашей стороне и дети Степи, про которых говорят, что оне - воины славные".
  

Коннован.

   Когда закатившееся за горизонт солнце позволило покинуть убежище, мир окончательно стал таким, к которому я привыкла. Воздух, небо, ветер... что еще нужно для счастья?
   - Ты тоже это слышишь? - Рубеус выглядел озадаченным, он пытался игнорировать голоса, но вряд ли получалось.
   - Слышу.
   Яль робко касается волос, точно боится, что я снова пропаду, и спешно, захлебываясь от радости, рассказывает о том, что в степи нынче жарко, а в табунах почти не рождаются белые жеребята, что чужаки, пришедшие с севера, пытаются подчинить Степь и уже пролили немало крови...
   Валь тоже говорит о войне, о том, как стонет земля, израненная снарядами, как умирают отравленные кровью ручьи, как две армии пожирают друг друга в кровавой схватке.
   Истер рассказывает о беженцах, о пыли на дорогах, об эпидемиях, забирающих больше жизней, чем сама война, о тех, кто утратил дом и, преисполняясь ненависти ко всему сущему, выходит на охоту.
   Анке молчит, но в молчании его я усматриваю недобрый знак. Анке слаб причем настолько, что его присутствие едва-едва ощущается. Это значит... Северный Замок разрушен? Северный Замок стал источником для Безымнянного ветра?
   Анке вздохнул, и сердце сжалось от боли.
   - Они живые?
   - Живые.
   - Они... говорят. У них есть имена? - Это скорее утверждение, чем вопрос, но я все равно отвечаю.
   - Анке.
   Холодная рука касается щеки.
   - Яль. Истер. Валь.
   Четыре ветра, четыре стороны света, четыре источника нашей силы. Случайность? Символизм? Да какая разница!
   Вслед за уходящей радостью возникает запоздалая мысль, что надо бы поспешить. Яль тут же с готовностью подставляет спину, он хоть сейчас готов лететь куда угодно, лишь бы быстрее. Рубеус растерян, не буду врать - эта растерянность доставляет мне удовольствие - и Южный ветер, сжалившись над новичком, принимает обличье лошади.
   - Красавец, - Меченый с недоверием касается шелковистой шкуры, на этот раз конь молочно-белый, с длинной гривой и хитрющим взглядом. - А ты как?
   Жеребцов тут же становится двое. Южный ветер любит шутить.
   Эта дикая скачка, больше похожая на полет, вернула мне и силы, и веру в то, что все непременно будет хорошо. Яль скользил над землей, не касаясь призрачными копытами высокой травы, горячий ночной воздух звенел, наполняясь запахами юга. Завтра люди, которым посчастливится пройти по следу Южного ветра, будут долго удивляться следу из резко поседевшего, точно солнцем обожженного ковыля. И возможно скажут, что Лунный конь вновь попытался спуститься на землю.
   И в какой-то миг Яль расправил крылья, взмывая выше и еще выше... быстрее.
   Россыпью желтых огоньков промелькнуло внизу стойбище. В этот момент, будучи частью Южного ветра, я знала все то, что знал он. Я даже чувствовала тяжелый жар костров, ржание растревоженных табунов и будоражащий запах свежей крови.
   Яль кружил над стойбищем, не решаясь спуститься на землю, натужно хлопали крылья, а разодранный выстрелами воздух сочился дымом.
   Темнота вдруг развалилась, разрезанная узкими полосами света, а на самом краю поляны хищными птицами стояли вертолеты.
   Кажется, мы вовремя.
  

Вальрик.

   Уйти не позволили. То ли шаману удалось передать сигнал новым хозяевам степи, то ли это сделал кто-то другой, в чьей голове зародились сходные мысли, то ли тангры сами обнаружили беглецов, но не успели степняки привести лошадей, как темнеющее небо выпустило на волю невиданных чудовищ.
   Их было два: длинные рыбьи тела, украшенные огнями, короткие крылья, оскалившиеся оружейными дулами, и ревущий вихрь сверху. Некоторое время звери просто кружились над стойбищем, пугая лошадей.
   - Добычу высматривают, - со знанием дела заметил Морли. - Сейчас или огнем дохнут, или...
   - С-сдохнем! - Край попятился.
   Договорить он не успел: одно из чудищ, зависнув над белым шатром Великого Хана, выплюнуло струю свинца.
   - Уходить надо! - Голос Морли с трудом пробивался сквозь рев машин.
   Вальрик верхним нюхом понял, что это - машины. Сказал. Не поверили.
   - Нельзя. Сверху все видно, как с башни. Побежишь - пристрелят.
   Шатер Великого Хана пылал, визжали женщины, плакали дети, безумными тенями метались лошади, а стальные твари продолжали описывать круги над стойбищем, больше, правда, не стреляли.
   - Ждут, сволочи.
   - Господи милосердный, спаси мя грешного, защити и помилуй! - Бормотание Фомы не раздражало, Вальрик даже мысленно повторил молитву, потому что не представлял, как теперь быть. И Морли не представлял, только сжимал покрепче винтовку
   Наконец машины сели, и в стойбище стразу стало тихо. Люди боялись. Не чудовищных птиц, но тех, кто прилетел сюда в их железной утробе. Люди помнили участь детей Степного Сокола и память эта наполняла сердца таким первобытным ужасом, что сил для сопротивления не оставалось.
   Дальнейшие события развивались стремительно. Всех жителей стойбища согнали в одно испуганное человеческое стадо. Из машин извлекли странные ни на что непохожие штуки, которые заливали стойбище снопами желтого света. Кандагарцев было не так много: человек двадцать, плюс десяток степняков под командованием Ай-Улы, но чудовищные машины, застывшие на краю поляны неподвижными глыбами, подавляли саму мысль о сопротивлении. Вальрик нащупал рукоятки пистолетов, не известно, как поведут себя остальные, но он не собирался умирать просто так.
   - Люди! - Заверещал Ай-Улы, поднимая худые руки к небу. - Горе великое пришло в дом наш. Внемлите словам моим, люди!
   Шаман кривлялся, шаман плясал, шаман корчился в судорогах, перемежая истошные завывания с проклятиями, которые должны были пасть на голову нечестивого хана Аты, вздумавшего обманом ответить на доброту Небесных Воинов. А Вальрик не мог отвести взгляд от существа, наблюдавшего за ужимками Ай-Улы со смесью пренебрежения и превосходства на таком нечеловеческом лице. Болезненно серая кожа, низкий лоб, тяжелый подбородок, прижатые уши и узкая прорезь рта - почти точная копия пленника, умершего в пыточной камере Вашингтона. Господи, как давно это было...
   Наконец, представление, устроенное шаманом, надоело тангру, он подал знак и Ай-Улы заткнулся. Вальрику это напомнило сцену в шатре: у собаки просто появился новый хозяин.
   - Люди степи, - голос тангра скрежетал, как старое железо. - Ваш хан, оказав помощь преступникам, сам совершил преступление. Рано или поздно весть об этом дошла бы до нас, и тогда наказание было бы гораздо более суровым, ибо наш закон гласит, что малое неповиновение, выжженное огнем, убивает неповиновение большое. Однако же Ай-Улы, будучи существом разумным, сумел предотвратить беду, сообщив нам...
   При этих словах Ай-Улы заработал столько ненавидящих взглядов, что должен был бы сгореть на месте.
   - Мы успели вовремя, и посему наказание понес лишь виновный. Однако во имя будущего спокойствия великой Империи Кандагара, я вынужден сделать то, что неприятно мне, и будет столь же неприятно вам. Каждый десятый человек должен быть ликвидирован. Прошу сохранять спокойствие и не оказывать сопротивления, которое лишь усугубит ситуацию. Мне бы не хотелось уничтожать род Лунного коня полностью, но если кто-нибудь по неосторожности либо злому умыслу причинит вред моим людям, я это сделаю.
   В толпе заплакал ребенок, а где-то на краю стойбища печально завыла собака.
  

Карл

   Вершина была пологой и дьявольски скользкой. Ободранные руки саднило, отчего паскудное настроение достигло крайней степени паскудности. Плевать.
   Закрыв глаза, Карл сосредоточился. Ветра, ласковый шепот, голос без слов... сила, энергия, информация... ничего. Тишина. Ветра исчезли. И капризный Яль, и мрачный Анке, и хитрый Валь, и деловитый Истер. Ветра упорно игнорировали Зов. Или просто не слышали? Неужели Аномалия настолько исказила восприятие? Но опять же не известно, какое влияние на структуру Пятна оказали сайвы.
   Плохо, конечно: придется идти к границе пешком, а это значит, что ночь можно считать потерянной. Карл ненавидел непредвиденные изменения в планах, и спускаясь по узкой козьей тропе, продолжал обдумывать ситуацию. Пожалуй, дело не в Пятне, ведь связь между ним и Коннован по-прежнему существует, пусть и слабая. А если он слышит Коннован, то должен слышать и ветра.
   Существовал еще один вариант: кто-то, воспользовавшись отсутствием Карла, захватил Орлиное гнездо и оттуда заблокировал биокод, следовательно... следовательно, сюда его отправили просто, чтобы убрать.
   А он купился. Как слепой щенок на запах молока.
   Недоказано.
   Возможно? Более чем возможно.
   А тропа какая-то очень уж ровная... как нарочно проложенная. Значит, имеет смысл подняться повыше. Когти привычно заныли, пальцы получили новую порцию царапин, а шипы-кошки на ботинках, впиваясь в скалу, цокали чересчур уж громко. Метрами десятью выше обнаружилась еще одна тропа: узкая, неровная, кое-где перебитая трещинами и поэтому безопасная. Здесь пройдет лишь тот, кто в горах родился. Или тот, кому очень надо пройти.
   А еще через сотню шагов Карл почувствовал засаду. Еще одна точка? Временная? Похоже на то, но обжита почти как постоянная. Два пулемета, укрытых за валунами. Нора-пещера. Кострище. Сонный человек, пялящийся на тропу. Отчетливая вонь тангра.
   Некоторое время Карл наблюдал за постом, пытаясь понять - зачем? Единственное объяснение, которое пришло в голову - чтобы заблокировать тропу. Но для кого? Для своих же, запертых по ту сторону холмов?
   Бессмыслица.
   И устав гадать, Карл двинулся дальше. Его не заметили.
   Ближе к середине ночи тропа пошла вниз. Если повезет, то сегодня Карл выйдет из пятна и тогда... тогда и будет видно.
   К утру горы остались за спиной, остро запахло землей и травами, а впереди показалась степь. Это необъятное лысое пространство, на котором невозможно спрятаться, Карл уже тихо ненавидел, и дневку устроил в узкой, точно пенал, пещере. Завтра, если Ветра откликнуться на зов, Карл с лихвой наверстает упущенное время.
   Если откликнутся.
   Перед самым рассветом по небу прокатилось эхо пулеметных выстрелов. Надо полагать, кому-то очень не повезло.

Глава 13.

   Тень - Базе.
   Вас понял. Объект возможно отыскать, но действовать следует быстро.
  
   База - Тени.
   Ждите.

Фома.

   "И ночь, обратившаяся днем, слезы несла, ибо демонам преисподней подобны низверзлись с небес машины. Дыхнув огнем и свинцом, в миг единый смели оне шатер Великого Хана, а потом сели, выпустивши из утробы своей воинов темных, которые, собрав всех жителей стойбища, повелели казнить каждого десятого из них. И ночь стенаниями преисполнилась, ибо не было пощады никому: ни младенцам, из ласковых рук материных вырванных, ни старикам седым, ни девицам юным. Я сам стал одним из тех, кому выпало умереть".
   Фома стоял в шеренге и жалел о том, что не допишет книгу, даже эти слова о последней ночи никогда не попадут на страницы. А так страшно не было. Ну какой страх, когда в рукав куртки вцепилась дрожащая старуха, а с другой стороны жмется, воет во всю глотку кривоглаза баба. Нарочно или нет, но среди отобранных танграми людей почти все были либо стариками, либо калеками. Из взрослых и здоровых в ряду стали трое: брат Великого Хана, юноша, чье внешнее сходство с Ука-Тоном свидетельствовало о близком родстве, и сам Фома.
   Встретившись глазами с князем, Фома неуверенно улыбнулся: ему не хотелось, чтобы Вальрик думал о нем плохо. А князь в ответ кивнул, как показалось Фоме, одобрительно. Вот бы сюда войско, чтобы перебить этих демонопоклонников. Или хотя бы Коннован. Вампиры ведь на многое способны... На мгновенье мелькнула крамольная мысль, что если бы вампиром стал не брат Рубеус, а сам Фома, то пули ему бы не повредили.
   В лицо пахнуло горячим ветром, будто бы в печи заслонку отодвинули, а люди, стоящие напротив шеренги обреченных на смерть, подняли оружие. Наверное, это конец.
   "И смерть пришла... свинцовые пули злыми пчелами в плоть вгрызались, кровь горячую наружу выпуская. Плакали дети, женщины рыдали, а я молился, ибо в Господе спасение мое, на Него уповаю. Спаси и сохрани. Спаси и сохрани. Спаси и..."
   Фома вдруг ощутил, как закипает, вихрится яростным пламенем воздух. Желтые жгуты живого огня вырастали прямо из земли и тянулись до небес, но почему-то никто не спешил искать укрытие. Степняки, ослепленные страхом, не видели огня, равно как и кандагарцы.
   А в следующую секунду рыжие жгуты сплелись в один нервный, живой хлыст, который обрушился на адские машины. Пришедшая смерть выбрала себе иные жертвы.
  

Коннован.

   В этом бою не было ни красоты, ни чести. Яль в одночасье опрокинул ненавистные вертолеты и теперь с нескрываемой радостью глодал стальные бока. Краска пузырилась и сползала черными пластами опаленной шкуры, а следом начинала пузыриться и плавиться сталь. Громыхнуло, сдетонировав, топливо. И я оглохла.
   Толпу же раскололо на части. Кто-то стрелял - беззвучно разбрасывая по ночи свинец. Кто-то бежал. Кого-то рвали на части.
   Безумие ширилось. Ветер, прокатив по стойбищу клубы едкого дыма, исчез в степи. Бросил меня среди этого хаоса. Искрило. Горело. Стреляли. На меня нападали, я защищалась.
   А потом я очутилась вне толпы, среди каких-то шатров. Один горел, второй, вяло заваливался на левый бок. Из-за шатров поднимались столбы дыма...
   Он вынырнул из темноты, хищный и наглый. В одной руке пистолет, в другой изящная дуга клинка.
   - Надо же, какая встреча, - тангр чуть склонил голову, приветствуя противника. - приветствую тебя, да-ори. И могу узнать имя?
   Надо же какой вежливый противник попался. Можно и ответить.
   - Коннован.
   - Я, - тангр отсалютовал клинком, - Захр-аль-Темм, модуль второго уровня Пятого Улья Великой Матери Ааньи. Именем ее повелеваю тебе, да-ори, сложить оружие и следовать за мной.
   - А если я не хочу?
   Разговор крепко отдавал идиотизмом. И это напрягало. Не люблю непонятных противников.
   - Твое желание не имеет значения. Покорность - залог сотрудничества. Согласно принятой концепции в случае добровольной сдачи и дальнейшего сотрудничества условия твоего содержания будут благоприятны для существования индивида, именуемого да-ори Коннован.
   Нет, он не идиот, просто уверен, что сильнее, поэтому и тратит время на разговор.
   - Слушай, а ты часом не знаешь, за каким я понадобилась?
   Я вслушивалась в темноту, пытаясь понять, что же происходит на площади. Тянула время. Присматривалась. Ловила момент.
   - Ты - источник информации, которая позволит Великой матери определить место социума да-ори в составе Кандагара. Ты не должна отрицать разумность решения. Совместное существование биологических существ, наделенных разумом, должно быть структурировано.
   Он искренне верил в каждое слово. Он искренне пытался уговорить меня сдаться, и потому прозевал момент атаки.
   Как обычно время сжалось. Собственные движения казались слишком медленными, его - еще медленнее. Хлопок выстрела. Горячая пуля взрезает кожу, но мой клинок уже летит к его горлу. Мимо. Встреча. Сталь скрежещет о сталь. Гнется, дрожит, передавая вибрацию рукояти. Расходимся и снова встречаемся. Танец? Да.
   Отступаю. Уклоняюсь, ныряя под стальную ленту. Скармливаю прядь волос и каплю крови. И прошу ответить взаимностью. Не дотягиваюсь. Он быстр. И ловок. И силен. А я... я хочу жить.
   Тангр отступил и, прочертив клинком полукруг в воздухе, поинтересовался.
   - Ты не передумала, да-ори?
   - Нет.
   - Мне придется причинить тебе боль. Я постараюсь не убивать.
   - Постарайся.
   И снова танец. Теперь тангр атаковал куда более целенаправленно. Изучив защиту, он бил по слабым местам, а я пыталась уклониться. Холодное лезвие ятагана укусило за щеку, потом, словно издеваясь, коснулось плеча... шеи... груди... Тангр не спешил и уставать не собирался.
   - Ты проиграешь, - предупредил он, вспарывая кожу на левом предплечье. Больно. Собственная сабля тяжелеет с каждой секундой. Движения становятся чуть более медленными, чуть неуклюжими. И тангр, понимая, как близок к победе, не скрывает торжествующей улыбки. Испанский финт завершением связки... почти ушла и... чертов ятаган входит в тело по самый эфес, и одновременно моя сабля, пробивая подъязычную кость, впивается в череп чужака.
   Он умер с улыбкой-оскалом на лице, полностью уверенный в том, что победил. Хорошая смерть.
   Больно. Я знала, что будет больно, но не знала, что настолько. Во рту появляется горький привкус, а в ушах - знакомый шум. Потерплю. Нужно достать ятаган и найти кровь. Крови здесь сегодня много, поэтому...
   Парню все равно было не помочь: автоматная очередь буквально разрезала его пополам. Он лежал у шатра, зажимая дыры в животе руками, и тихонько скулил. Видит Бог, с моей стороны это было актом милосердия, он хотя бы умер счастливым.
  
   - Ты снова сделала это, - Вальрик смотрел без осуждения, но и понимания я не видела. Гадкий мальчишка словно нарочно выбирал самые неподходящие моменты для появления.
   - Мне нужно.
   Сквозная рана, из которой еще продолжала сочиться белая кровь, его убедила. Выдернуть ятаган удалось не сразу, то ли железо застряло в ребрах, то ли у меня попросту не хватало сил, но рану я расковыряла до чудовищного состояния.
   - Это ты устроила?
   - Я.
   - Зачем?
   Вопрос более чем странный. Во-первых, тангры - враги, а основной смысл войны - убить как можно больше врагов. Во-вторых, наше вмешательство спасло и князя, и остальных от близкого знакомства с методиками ведения допросов в Ульях.
   Рана горела огнем и чесалась, значит, заживает. Завтра-послезавтра от нее останется тонкий шрам, а потом и он исчезнет. Хотя, попади тангр чуть левее, и... чертовски неприятная перспектива.
   - Я хотел поблагодарить, а теперь не знаю.
   Вальрик сел на землю, потер ладонью щеку - на коже остался черный след, то ли сажа, то ли кровь, в темноте не разобрать.
   - Там такое творится, что мне страшно. Люди... они... они их сжечь хотят, своих же.
   - За что?
   - За то, что с шаманом были. Это он сообщил этим, что мы здесь, а они Великого Хана убили и собирались людей расстрелять. А потом, когда вы заявились, все будто с ума посходили. На пули шли, зубами рвали, теперь вот жечь будут. Почему? Их убивали, они убивают, ты тоже вот убила, не из ненависти, а потому, что кровь была нужна. Разве это правильно?
   Третьим к нам присоединился Рубеус, выглядел он слегка потрепанным и... пьяным. И связь полыхала сытой краснотой. Значит, все-таки не сдержался. Ну да, бой, кровь, враг. Врага убивать не зазорно. Пусть, если ему так проще.
   - Уходить надо.
   Не знаю, кто из нас произнес это вслух, но я поспешила согласиться:
   - Нужно.
   - А как же они? - спросил Вальрик.
   - Никак, - ответил Меченый. - Всем не поможешь.
  

Вальрик.

   Всем не поможешь - Рубеус прав. Но вот беда: сердце, да и душа, никак не желали мириться. Всем не поможешь. Уйти, значит обречь степняков на смерть. Остаться - погибнуть вместе с ними. Лишь армия остановит армию, а чтобы собрать эту армию, нужно попасть в Ватикан. Святой отец объявит крестовый поход, и все люди, и благородные князья, и воины-рыцари, и монахи, и простолюдины придут, чтобы силой оружия своего очистить землю.
   И быть может, эта война, подобно великим войнам древности, изменит мир...
   - Уходить нужно, - повторила Коннован, - и чем быстрее, тем лучше.
   Рубеус подал руку, помогая подняться. Ладонь его была скользкой и черной от крови. Противно. И голова болит, словно череп с двух сторон сдавили, того и гляди треснет. А у Рубеуса взгляд странный. Подобный бывал у Айвора после нескольких кувшинов вина, и у Коннован, когда она... не просто убивала.
   К горлу подкатила тошнота. Ну вот, снова он выказывает слабость. Помышлять надо о великом, о том, как собрать армию и остановить нашествие кандагарцев, а он вместо этого думает, кого же убил Рубеус. И страдал ли тот человек, или же умирал с выражением всеобъемлющего счастья ...
   А ведь когда все началось: огонь с неба, всеобщая паника, первые выстрели, Вальрик обрадовался. Да что там обрадовался: он готов был кричать от счастья, ведь еще немного и погибли бы люди: дети, старики и Фома...
   Люди все равно погибли, и те, кого кандагарцы приговорили к смерти, и те, кто должен был жить, и те, кто пришел убивать. Вальрик помнил все: взрыв, тишину, быстрые очереди, выпущенные скорее по инерции, чем из действительного желания расстрелять толпу, крики боли. Фома неуклюже заваливается на бок, не понятно, то ли он ранен, то ли убит. Автоматчики, развернувшись, поливают свинцом звереющую орду. Люди бросаются вперед, в последнем рывке пытаясь убить убийц, а те, понимая, что приговорены, стараются подороже продать свои жизни.
   Бойня.
   - Вальрик, - ласковому голосу Коннован удалось пробиться сквозь муть в голове. - Нужно идти.
   - Куда?
   - Вперед. Ты же не хочешь, чтобы все это было зря?
   Конечно, нет. Коннован права, нужно идти, он ведь князь, он должен, он обещал. Пусть сейчас обещание кажется бессмысленным.
   - Рубеус найдет остальных, - Коннован, продолжая уговаривать, тащила куда-то во тьму. Вальрик шел.
   - Сядь пока, отдохни. - Она легонько толкнула в грудь, и Вальрик сел. Отдохнуть? Зачем? Нужно идти...
   - Ты куда?
   - Вернусь. Нам ведь нужны лошади?
   - Не знаю. Наверное.
   У Коннован черные глаза, она умеет делать так, что человек становится счастлив, она ведь предлагала, давно, еще в замке, а он отказался. Почему-то она не спешит уходить и смотрит так, будто Вальрик болен. Он не болен, он просто устал от всего этого.
   - А ты можешь сделать так, чтобы я забыл?
   - Могу. Но тогда ты не станешь тем, кем должен.
   - А я должен?
   - Наверное. Ты же князь.
   Странно, но ему совсем не хочется быть князем.
  

Карл.

   Гора дрожала. Сначала мелко, зябко, точно пытался отряхнуть тонкую пленку черной земли, осмелившейся затянуть камни. Дрожь сопровождалась легким потрескиванием, от которого по хребту моментально поползли мурашки. Только землетрясений сейчас до полного счастья не хватало... не дай бог осыпь или сель, или камнепад... в лучшем случае просто засыпет, а о худшем Карл старался не думать.
   Где-то рядом стреляли. Отстреливались. Орали. Взывали о помощи и долбили снарядами камень. Потом все стихло, потянуло бензиновой вонью и звуки сменились иными: короткие окрики, шум моторов и смрад горящей плоти. Потом взрыв иглой в боку горы-слона и ответом - лавина. А следом воцарилась робкая тишина.
   Нужно было в степи на дневку устраиваться. Здесь же не понять, кто кого и за что расстреливает.
   Внезапно совсем рядом зашлась визгом рация и сухой голос доложился:
   - Блокировали. Двадцать три. Четверо армейских. Семерых взяли живьем. Пока молчат, но заговорят, куда денутся. Да и так ясно, что к святошам пятки смазали.
   Рация что-то ответила и стихла. Взамен рядом зажурчала вода, запахло мочой. А человек, радуясь облегчению, засвистел песенку.
   Когда он отошел - каждый шаг вызывал в камне вибрацию - часть стены оползла, обнажив за слюдяной плиткой камня мелкий белый песок. Сыпучий и раздражающий, он моментально забился в складки одежды. Потом и в ботинки попадет... и в глаза... Карл сплюнул - не совсем удачная идея, но жрать землю желания не было.
   Песок вонял порохом и бензином. Песок имел горький привкус крови. Песок когда-то был чем-то иным. Из стены торчало изрядно покореженное дуло автомата, с которого на тонкой золотой цепочке свисал крест.
   - Археология, мать ее, - сказал Карл кресту. - Занимательная. Воплощенное доказательство того, что ни черта в этом гребаном мире не меняется. Воевали, воюют и воевать будут.
   Крест чуть качнулся, то ли соглашаясь, то ли возражая, то ли просто от воздуха. Автомат от прикосновения начал рассыпаться в ту же мелкую рыже-черную пыль. И крест, потеряв опору, упал, как-то сразу глубоко ушел в песочную кучу. Выковыривать его желания не было. Карл, насколько позволяли размеры укрытия, отодвинулся - бензиново-пороховая вонь была неприятна, и пробурчал.
   - И стоит ли, Господи, искать чего-то иного?
   Ответа не поступило, да и хрен с ним, с ответом, поскорей бы закат, выбраться из этой полумогилы. А философия... старческий пессимизм.
   Пройдет.
   - Все проходит. Все исчезает. Закономерность. И то, что случиться, закономерно. Создание уничтожит создателя. Или останется рабом последнего. Или будет уничтожено само. Выбор не так и велик, - Марек раскинул руки, словно желая обнять новый мир.
   Марек закрыл глаза, не желая видеть алого марева на горизонте, но ноздри трепетали. Марек жадно вдыхал разреженный воздух и пьянел от серной вони.
   - Тогда почему я чувствую себя виноватым? - спросил Карл. И ответу не удивился.
   - Потому что дурак. Виноватых нет, есть проигравшие.
   И на этот раз будет также. Напоследок Пятно выплюнуло позабытый уже сон, в котором Карл умирал, глядя на разрушенную стену. Правда на этот раз он был счастливо во сне.
   Почему?

Глава 14.

Коннован.

   Птицами летели по степи кони. Копыта можжили сухую степь, раскалывая землю, вбивая траву в трещины. Хрипели кони. Прижимались к потным спинам люди, пытаясь удержаться на скаку. В спину несло дымом, подгоняло.
   Степь же разливалась морем. Стонала. Плакала. Ставила подножки.
   Мой жеребец, споткнувшись, грохнулся оземь. Я пулей вылетела из седла, хряснулась о камень, перевернулась, пропахала рожей траву. Поднялась. Конь тоже попытался, но, заавизжав, снова упал. Забился, замотал головой, разбрасывая клочья тяжелой пены. А встать не мог. Попросив у бедолаги прощения, я перерезала ему горло: лучше так, чем лежать, дожидаясь, когда тебя сожрут.
   А люди ушли вперед, надо бы догонять... мысль была какой-то ленивой, словно чужой. И тело тоже чужим, ватным. Ну да, серьезные раны зарастают быстро, но за скорость приходится платить.
   Мало мне было того парнишки...
   Впрочем, меня не бросили: Рубеус осадил коня так резко, что тот встал на дыбы. Глупо лихачить: лошадей надо беречь, они еще пригодятся.
   - Что с тобой? - Меченый буквально втащил меня в седло. - Ушиблась? Сломала что-нибудь?
   Смешной он. Таким как я нет нужды бояться ушибов или переломов - заживут, все заживет, даже сквозная дыра в боку.
   Если крови для себя не жалеть.
   - Эй, - Рубеус тряхнул меня за плечи. - Держись давай, скоро остановимся.
   - Нельзя останавливаться, - пригнувшись к лошадиной шее, скользкой от пота и горячей, я вцепилась в гриву.
   Меченый пришпорил коня.
  
   Сберечь лошадей не получилось. Галоп сменился рысью, рысь шагом, а потом наступил момент, когда лошадь легла на землю и вставать отказалась. Остальные последовали примеру. К этому времени я чувствовала себя почти нормально, правда, есть хотелось неимоверно. Люди не стали отворачиваться, когда я вспорола лошадиную шкуру и приникла к ране. Люди слишком устали, чтобы выражать презрение, ненависть или что там еще им полагается выражать. Только Морли поинтересовался:
   - А дальше-то что?
   Не знаю. Вернее, знаю, что нужно убираться, но куда и как? Пешком далеко не уйдешь, да и не в силах мы идти: Вальрик еще пребывает в состоянии шока. Морли ранен и, хотя делает вид, будто ему все ни по чем, но я-то вижу, что толстяк из последних сил держится. Километр-два и он падет, как эти лошади. Только жилистый и выносливый Нарем готов идти туда, куда скажут.
   Рубеус легонько касается плеча. Я ощущаю его беспокойство, которое разрывает дурной туман полусна-полубезумия, заставляя сосредоточится на делах насущных.
   - Ты можешь вызвать ветер?
   - Яль не придет, он устал.
   - А другой?
   - Попробую.
   Мысль Рубеуса понятна, хоть и вызывает отторжение: человек на спине Ветра?
   Откликнулся Истер. Мы с ним не слишком-то ладим, но сегодня Западный Ветер согласился исполнить просьбу. Он не стал оборачиваться в лошадей, или в ковер-самолет, или в птицу. Истер вообще не любит превращений, зато его холодные, напоенные вечным ноябрьским дождем ладони надежны и даже уютны.
   Истер спросил:
   - Куда?
   А я, не зная, что ответить, махнула рукой в темноту. Кажется, если не обманывает направление, там какие-то горы, а в горах можно укрыться.
  
   Серые стены скал выпирали из темноты, было в них что-то знакомое... хотя, наверное, я просто-напросто привыкла к горам. В любом случае по мне так лучше уж каменные стены, чем необъятные и хорошо простреливаемы просторы степи.
   Впрочем, в данный момент времени мне было совершенно наплевать и на степь, и на горы, и на чертову круглую луну, висящую на одном месте, будто ее гвоздями к небосводу приколотили.
   Люди выглядели подавленными, да и я чувствовала себя препаршиво. А самое поганое, что всю нашу чертову миссию можно считать успешно проваленной. Сообщить Святому престолу о нападении тангров? Собрать армию? Разбить противника и восстановить справедливость? Ладно, бог с ней, со справедливостью, грядущий разгром и армию тоже отложим в виду отсутствия достоверных данных. Но я сильно сомневаюсь, что Святой Престол не в курсе происходящих событий. Война везде: на юге, на севере, на западе и востоке. Ветра стонут о скорой гибели. Их смятенные голоса вызывают головную боль и тупое отчаяние.
   И что из этого следует? А то, что да-ори на поверку оказались не так умны, не так сильны, не так хорошо вооружены, как они думали. Да-ори проигрывают войну.
   Странно. Так быстро? Она же только-только началась.
   А люди? Разношерстные, грызущиеся между собой племена, не способные к компромиссу. Их быстро сожрут: крепость за крепостью, замок за замком, княжество за княжеством, племя за племенем...
   Так стоит ли сопротивляться? Мне обещали жизнь и содержание, а еще место в структуре общества тангров, а я отказалась причем в весьма грубой форме.
   От былой раны остался узенький шрам, который неимоверно чесался.
   Хрен вам, а не общество.
   Мы залегли не то в канаве, не то в расщелине, широкой и весьма грязной. Одним концом она упиралась в скол горы, образуя нечто вроде тесной пещеры, при желании там и на двоих места хватит.
   Забившись в самый дальний угол, я свернулась калачиком. Так теплее.
   Я устала. Бой, рана, Ветер... полет забирает энергию, много энергии, а я, похоже, переоценила собственные силы. Спать нельзя, еще не время, я просто полежу немного, а потом займусь... чем? Не знаю. Чем-нибудь. Например, сориентируюсь на местности.
   Только я об этом подумала, как появился Рубеус с вопросом. Пожалуй, он был единственным из всего нашего отряда, у кого оставались силы и желание задавать вопросы.
   - Ты можешь сказать, где мы находимся?
   - Нет.
   - Даже приблизительно?
   - Приблизительно... - Я прислушалась к ощущениям, пытаясь сопоставить их с голосами ветров. Выходило, что мы находимся где-то у подножья Каменных холмов.
   - Значит, где-то рядом Лана?
   - Западнее.
   - Выходит, скоро мы доберемся туда, куда планировали?
   - Выходит, что доберемся.
   - Я вот о чем подумал... - Рубеус присел рядом, и в пещере стало совсем тесно.
   Земля мокрая и одежда постепенно пропитывалась влагой, еще немного и будет холодно, но вставать и переходить в другое место сил нет. Да и зачем, когда на рассвете все равно сюда возвращаться.
   Почему он молчит? Собирается сказать что-то неприятное? Ну в нашем положении не стоит надеяться на приятные новости. От Рубеуса пахнет кровью, и запах вызывает урчание в животе. Хоть бы хлеба кусок, честное слово, или зверя какого... я согласна была даже на мышь или крысу, но в канаве не было мышей, только грязь, камень и редкие пучки сухой травы.
   Трава невкусная.
   Рубеус тем временем продолжил.
   - В общем... такое дело... я ведь должен доставить тебя в Ватикан.
   - Ну и какие проблемы?
   - Что-то мне подсказывает, что визит к отцам-инквизиторам не входит в твои планы. Да и они не обрадуются, увидев вместо одного вампира двоих. Вернее, обрадоваться-то обрадуются, вот только...
   - Страшно?
   - Что-то вроде того. - Рубеус замолчал. Выдрав из земли чахлуб травинку, он сосредоточенно принялся рвать ее на части. - Я знаю, что тебя там ждет. И не только тебя. Говорят, будто Святой отец желает договориться с да-ори и восстановить часть утраченных знаний, но это не совсем правда.
   И почему я не удивлена?
   - Нам было приказано отправиться в крепость, забрать у князя нечто и доставить это нечто в Святой город. О содержании миссии знал Фома, а мы формально являлись лишь его охраной. Странно, да? А потом мы узнаем, что это "нечто" - живой вампир. А ведь я весьма плотно интересовался вашим племенем. За все время существования Ватикана не зафиксировано ни одного достоверного случая пленения вампира, понимаешь? Ни одного!
   - Ну и что?
   О чем он говорит? Мне плевать на престол, на обязательства, на все... покоя и сна. И еды. Немного еды.
   - Да то, что, тысячи лет никому из людей не удавалось захватить да-ори врасплох. а если и удавалось, то дело заканчивалось смертью либо людей, либо вампира. Но чтобы в плен, живого... сначала я думал о ранении, но вы легко восстанавливаетесь и сильны невероятно... да ни одна клетка вампира не удержит. Так каким же образом князю Володару удалось совершить то, что прежде не удавалось никому?
   От избытка эмоций Рубеус попытался вскочить на ноги, но ударившись о низкий потолок, сел на землю.
   - И какое отношение имеет к сему событию факт тайной переписки между Вашингтоном и Святым престолом. Переписке, длившейся два года. Она завершилась приказом выдвигаться.
   Похоже на сказку, если голову положить на ладони, закрыть глаза... под ладонями мокрая земля. И сухая травинка щекочет шею. А Рубеус чересчур уж серьезен для сказочника.
   - Теперь понимаешь? Это все связано, письма, курьер, которого никто не видел, Аркан, чудом уцелевший с прошлых времен. Еще одно чудо, что попал он в руки Володара. И третье, когда Володар сумел надеть Аркан тебе на шею. Можно добавить еще и четвертое: ты в нужное время оказалась в нужном месте. В сумме это все невозможно.
   - И тебя это волнует?
   - Ты о чем? - Рубеус посмотрел на меня с удивлением. Он вообще забавный, грязный, нервный, взбудораженный. И почему именно в этот момент меня обуревает желание сделать какую-нибудь пакость? Например, задать совершенно глупый, не вписывающийся в русло беседы вопрос. И я ведь задала его.
   - Не так давно тебя не особо волновала моя судьба и вообще...
   - Вообще, - передразнил Меченый, - меня она и сейчас мало волнует. Вернее, волнует, но... просто так уж получилось, что теперь я вроде бы как и не могу... Да и не сбивай с мысли, я не об этом хотел сказать, а о том, что теперь я точно знаю, что вся история с твоим пленением - чушь! Люди не могут, люди не способны... убить, но не...
   Рубеус, отчаясь найти нужные слова, махнул рукой.
   - Если хочешь, - предложила я. - Расскажу, как все было на самом деле.
  
   На самом деле все было просто до умопомрачения. Карл отправил меня с заданием, каким - не суть важно, главное, что мне пришлось покинуть стены Орлиного гнезда и на некоторое время задержаться в небольшом поселении. Люди гордо именовали это сместо городом и охотно тянулись сюда с разных сторон света, вроде бы как для торговли. Хотя, видит бог, не понимаю, чем можно торговать в подобном захолустье. Единственной примечательной вещью был салун "Золотая щука", популярный, как у местного населения, так и у приезжих. По ходу задания мне приходилось наблюдать за салуном, и недели этак за две до окончания срока моего изгнания в этом чертовом салуне объявился князь Володар со свитой.
   Признаться, к тому времени мне до жути надоел и город, пропахший нечистотами от самого последнего камня до флюгера на ратуше, и "Золотая щука", и люди, которые, несмотря на мерзкую погоду, исправно посещали питейное заведение. Кстати, именно погода: ранние заморозки, щедро приправленные холодным дождем - и подтолкнула меня совершить ту глупость. Погода и вынужденная неподвижность: что днем, что ночью. Днем я отсыпалась в подвале заброшенного дома, а ночью торчала на крыше, наблюдая за треклятой "Щукой". Холод пил энергию, и я слабела, а вместе со слабостью накатывала жажда. Поначалу у меня были кой-какие запасы, но то ли Карл что-то неправильно рассчитал, то ли я слишком часто прикладывалась к фляжке со спецраствором, но он закончился очень быстро.
   О возвращении в Орлиное гнездо и речи быть не могло, значит, следовало позаботиться о пропитании. Ссора, случившаяся в "Золотой щуке", была как нельзя ксатати: после ссор в городе часто находили трупы, я решила одним больше, одним меньше - никто не станет разбираться. Тем более, что ссора вспыхнула между приезжими, а они сегодня здесь, завтра там...
   Парень, вылетевший из таверны, был слегка не в себе, он долго бродил по улицам, и выражение лица было такое... странное. А еще от него пахло кровью. Одуряющий запах, особенно, когда тебя мутит от голода. И когда парень завернул в подворотню, я не выдержала.
   Его кровь имела кисловатый привкус, совсем как перебродившее вино, от нее пришла не сила и энергия, а непонятная слабость. Я с трудом добралась до убежища и заснула. А когда проснулась...
   ... здравствуй тварь, - человек, склонившийся надо мной храбр, но глуп... пытаюсь дотянуться: нежданного свидетеля нужно уничтожить, но горло сдавливает чья-то жесткая лапа.
   - Нравится? - Красное лицо уродует улыбка. - Теперь я твой хозяин, запомни.
   Задыхаюсь. На шее какая-то непонятная штука, пытаюсь сорвать, но пальцы соскальзывают. А человек смеется. Очень скоро я возненавидела этот смех и этого человека.
   - А дальше?
   А дальше была боль. Часы, дни и недели боли. Отец Димитриус с его поучениями и стремлением во что бы то ни стало извести порождение тьмы. Володар, хозяин и наблюдатель. И палач, просто выполнявший свою работу.
   Воспоминания о той боли заставляли меня вздрагивать и прижиматься к земле.
   Я не хотела вспоминать, но...
   Но в узкой и тесной пещере, едва-едва хватает места на двоих. Пропитавшаяся сыростью одежда не спасает от холода, скользкие камни впиваются в спину, глиняное месиво напоминает перегнившую солому, в которой важно, неторопливо копошится толстый жук. Жук-мертвоед, как в княжеском подвале... от воспоминаний становилось тошно и страшно. Что я делаю здесь, с людьми? Почему я вообще с ними иду? Почему рискую, ввязываясь в чужую войну? Я же собиралась отомстить, а вместо этого с какой-то непонятной готовностью подчиняюсь приказам человека, которому, по-хорошему, следовало бы глотку перегрызть за то, что со мной его отец сделал.
   А Рубеус, вместо того, чтобы успокоить или хотя бы поддержать, сказал:
   - В Ватикане все повторится снова. Или будет еще хуже. Мне доводилось бывать в подвалах Храма, правда, не совсем в той роли... Ватиканские палачи умеют работать. Именно поэтому ты должна уйти.
   - Куда?
   - Туда, где безопасно, например, домой.
   - А ты? - Я вдруг поняла, ради чего был затеян этот разговор, и что он сейчас скажет, тоже поняла. Как и то, что абсолютно, совершенно, принципиально не согласна с этим решением.
   - Я пойду с князем. - Тихо сказал Рубеус.
   - Зачем?
   - Потому что должен.
   - Кому должен? Людям? Забудь. Ты сколько угодно можешь считать себя человеком, но они не согласятся. Ты вообще представляешь, что такое боль? Не душевная, обыкновенная, от которой тебя безо всякой души наизнанку выворачивает. От которой не то, что воешь - орешь, пока голос есть. А он быстро исчезает. И ты уже мычишь, сипишь и ненавидишь всех, кто вокруг. Ты готов сделать все, что угодно, лишь бы они перестали, но они продолжают час за часом, день за днем... пока сами не решат остановиться. А они не останавливаются. Они заботятся о тебе и радуются, видя, как быстро срастаются сломанные кости, заживают ожоги и раны, ведь тогда можно начать все сначала.
   - Тише. - Его ладонь скользит по моим волосам, а голос успокаивает. - Тише, Конни, забудь. Больше тебя никто не обидит. Завтра ты улетишь домой. В Орлиное гнездо, там безопасно.
   - А ты?
   - Если станет совсем плохо, я уйду. Ты же знаешь, что да-ори сложно удержать против воли. А теперь засыпай и не думай о плохом.
   И Рубеус, обняв меня, замолчал, и молчание это было мирным, уютным. Мне почти хорошо, сознание плавно соскальзывает в сон, а я не сопротивляюсь.
   Я вообще люблю сны.
  

Карл.

   Вечер принес свежий воздух, очистивший от въедливой бензиново-пороховой вони, прицепившейся к одежде, и совершенно определенное указание на северо-восток. Связь с Коннован была крепкой, как в первый день после превращения. Она переливалась множеством цветов, что говорило о растерянности, усталости, каком-то чувстве долга - этот момент Карл не совсем понял, но и вникать не стал, решив разобраться на месте. Благо, Коннован находилась рядом.
   Буквально за дверью. Старой железной дверью, выкрашенной в тот болотно-зеленый цвет, который так любили использовать в госучереждениях. На двери блестел кодовый замок, и тут же, словно для того, чтобы окончательно убедить Карла в нереальности происходящего, был нацарапан код.
   А собственно говоря, почему бы и нет? Связь совершенно определенно указывала, что Коннован находится за дверью, а обмануть или подделать связь невозможно. И Карл, набрав код, нажал на ручку. Дверь с тихим скрипом открылась, и Хранитель Южных границ смело шагнул в темный проем.
   На той стороне были скалы, круглый шар луны - странно, Карл был совершенно уверен, что до полнолуния оставалось около пяти-шести дней - и низкое звездное небо. Рисунок созвездий совершенно иной, Карлу даже удалось более-менее точно сориентироваться в пространстве, впрочем силуэт круглой, похожей на башню горы с почти плоской верхушкой, невозможно было не узнать.
   Перекресток.
   Значит, все-таки те, кто доказывал невозможность мгновенного перемещения в пространстве, были не правы. Больше всего Карла позабавила форма точки перехода - дверь весьма удачный образ, совершенно точно отражающий суть.
   Воздух пах осенней сыростью, к которой примешивались едва ощутимые ароматы дыма и жареного мяса. Запахи тянулись с севера, а Коннован находилась на северо-востоке, примерно в ста-ста десяти метрах.
   Вот и замечательно. Карл бодро зашагал к намеченной цели. Настроение было великолепным, Карл даже поймал себя на мысли, что уже давно не был настолько доволен жизнью.
   Круглая луна ехидно улыбнулась в ответ.
  

Фома.

   Фома очнулся от боли, света и запаха. Боль, поселившаяся где-то в области левого плеча, грызла мышцы, свет жег глаза, а отвратительный до невозможности запах бил прямо в ноздри. Исходил он из крошечной склянки, которую держали длинные тонкие пальцы с розовыми полукружьями ногтей. Фома хотел было отодвинуться от вони, а заодно и от подозрительных пальцев, но неуклюжее движение вызвало такой взрыв боли, что Фома застонал.
   - Очнулся, - произнес кто-то, чье лицо пряталось за желтым снопом света, а пальцы со склянкой исчезли.
   - Значит, ты утверждаешь, что этот человек - один из тех, кого мы ищем?
   Голос Фоме не понравился: холодный, равнодушный, опасный этим самым равнодушием.
   - Да, Повелитель.
   - Тогда подними его.
   Фому тут же вздернули вверх. Ослабевшее тело отказывалось слушаться, и Фома буквально повис на руках держащих его степняков. Зато теперь он имел возможность разглядеть того, кого почтительно именовали Повелителем. Человек? Несомненно. Высокий, сильный, еще молодой, даже слишком молодой. Стоящий по левую руку Повелителя Ука-Тон выглядел древним стариком. Минувшая ночь добавила брату Великого Хана седины, а в глазах его появилось глубоко тоскливое выражение. Ука-Тон больше не выглядел воином, Ука-Тон смирился с судьбой. Фоме тяжело было смотреть в эти глаза, и он снова переключил внимание на Повелителя, который в свою очередь с любопытством рассматривал Фому.
   - Отвечай, это правда, что ты пришел из Проклятых земель?
   - Да.
   - Сколько вас было? Где начался ваш путь?
   Фома задумался, он не знал, можно ли отвечать на подобные вопросы и не повредят ли его ответы остальным. Впрочем, он не знал, есть ли эти остальные. Он потерял сознание в тот момент, когда огенный вихрь смял машины кандагарцев, и поэтому не знал, что происходило дальше. Но то ли Повелитель уловил сомнения, то ли он просто не любил ждать, но резкий удар и оглушающая боль заставили Фому поторопиться с ответом. Ему было больно и стыдно. Он отвечал на вопросы Повелителя и проклинал себя за слабость. Святые мученики в подобных ситуациях выказывали куда больше мужества. Дважды или трижды Фома порывался последовать их примеру, но всякий раз новая порция боли развязывала язык.
   Наконец - Фоме показалось, что допрос длился неимоверно долго - Повелитель удовлетворил свое любопытство. Фома подумал, что теперь его убьют, но ошибся.
   - Ука-Тон, этот человек мне нужен, позаботься о нем. Тот, другой, который много говорит, тоже пригодится.
   - А третий?
   - Вряд ли он выживет, поэтому... пусть будет с теми, кого я отобрал. Эти двое тоже должны быть на площади, но проследи, чтобы им не причинили вреда. Того же, который называет себя подданным пятого улья, держи отдельно. С ним будет особый разговор.
   Холодные пальцы коснулись подбородка, и Фома с трудом удержался, чтобы не отшатнуться.
   - А ты, человек, скоро собственными глазами увидишь, к чему ведет неповиновение.
   Повелитель вышел, и Фоме позволили лечь. Лежать на земле было холодно и жестко, зато, если не шевелиться, то почти не больно. А книга, наверное, пропала. Сумку Фома отдал князю, но тот не станет хранить, выбросит или потеряет, и значит все, что Фома делал, он делал зря.
   Хотя, говоря по правде, некоторые места стоило бы переписать набело. А еще можно в мыслях писать, как раньше, когда хотелось, а времени или возможности не было. Вот например про сегодняшний день...
   "И солнце оком недремным стояло высоко. Благословен тот день, когда человеку дана радость вдосталь полюбоваться небом чистоты несказанной и кругом солнечным, но для меня этот день был черен, ибо вышло так, что остался я один, не ведая судьбы спутников своих. Едино же молитвою душу свою утешаю, Господа прошу наделить меня крепостью духовной и телесной, дабы выдержать все ужасы, ожидающие меня в плену".
   Фома вспомнил холодные глаза Повелителя, и грядущие ужасы стали реальнее.
   "Разум мой не в силах понять, а сердце простить людей, которые не по страху, а токмо по желанию добровольному нежити служат..."
   Мысль грубо прервали: Ука-Тон привел лекаря, который вместо того, чтобы врачевать, принялся ковыряться в ране, причиняя такую дикую боль, что Фома потерял сознание. Правда ненадолго, потому как очнувшись, увидел, что лекарь перевязывает рану. Работал он молча, деловито, и выглядел обычным человеком.
   - Жить будет.
   Не совсем понятно, кому эта фраза адресовалась, но Ука-Тон поспешил поблагодарить "благородного господина за милосердие". Господин же, вытирая окровавленные руки куском тряпки, буркнул:
   - Варвары... с земли его поднимите.
   Приказ был немедленно исполнен, хотя Фома предпочел бы, чтобы его просто оставили в покое. А еще лучше, если бы он умер, во всяком случае, тогда он бы точно избежал пыток.
   - Не держи на нас зла. - Ука-Тон говорил шепотом, но Фома слышал каждое слово. - Я должен сохранить народ Лунного коня, это мой долг и во имя его я не имею права на жалость. Мы наделали много глупостей, а я лишь пытаюсь исправить их. А когда попадешь на просторы Великой степи и увидишь моего брата, скажи, что я... прошу у него прощения.
  
   Справедливость в понимании Повелителя выглядела отвратительно. Фому привели на площадь силой, да еще позаботились выбрать такое место, откуда все видно. А посмотреть было на что: остатки шатра Великого Хана убрали, а на расчищенном пространстве установили четыре железных клетки, закрепив между собой цепями.
   Собравшиеся на площади степняки молчали.
   - Господи, спаси их души. - Фома сказал это вслух и даже перекрестился.
   - Поздновато молиться. - Раздался сзади знакомый голос. - Ты лучше за нас попроси, за христиан, а за язычников этих пускай Лунный конь беспокоится.
   - Селим?
   - А ты кого увидеть ожидал? Князя нашего? Ну так они далеко уже. - Селим неловко вытер рукавом скровавленный нос. - Ильяс сказал, что ушли... С-сука.
   - Князь?
   - Ильяс. Предатель. Тварь. Урод, чтоб его четвертовали, чтоб... не видел? Он с этими, будто с равными говорил...
   - Ильяс? - Мысль была настолько абсурдной, что разум наотрез отказывался ее воспринимать.
   - Ильяс, Ильяс. Это он помог в крепость войти, и он надоумил шамана машины вызвать... награду обещал. Думаешь, лгу? Да мне охранник сказал, и сам этот... с-сукин сын пришел. Прощения просил. Дескать, Империя желает добра... истинная власть, истинная сила. Не надо сопротивляться.
   Селим смачно сплюнул под ноги. Выглядел он так, что не понятно было, каким чудом на ногах держится. Один глаз почти заплыл, зато второй горит диковатым, бешеным весельем, под сломанным носом багровые пятна засохшей крови, распухшие губы и щербатая улыбка. А руки скованы. Кандалы, правда, маленькие, несерьезные, но зато, видать, держат хорошо, раз Селим до сих пор не освободился.
   - Вижу, и тебе досталось.
   Фома кивнул, надо полагать, что и он выглядит не лучше.
   - Тут Масуд еще с нами. Правда, он не жилец, все внутренности разворотило, так что сегодня-завтра отойдет... рыжий трупом, р-разодрали... Край тоже, почти пополам... больше ни о ком не знаю. А князь хитер, дождался, пока заварушка началась, и слинял. А нам теперь за него умирать. Кинул, как клиент шлюху.
   - Может, еще вернутся.
   - Ага, жди, вернутся. Я бы не вернулся, и от него не жду. Обидно мне просто. Тебе этот... повелитель... тоже пообещал веселую жизнь?
   И тут на площадь вышли солдаты в синей форме. Их было раза в три, а то и в четыре больше, чем в прошлый раз.
   "Страшное оружие в их руках делало заслон сей надежнее любой стены, оттого человек, которого называли Повелитем, вышел к людям степным без страха. Он сам способен был внушить страх, а в солдатах его не осталось ни капли человечности. Блестящие шлемы из невиданного мною ранее материала закрывали головы их, и не было в шлемах тех ни единой щели, даже для того, чтобы смотреть. Грудь же опоясывали кольчуги короткие, а прозрачные, ровно стеклянные, щиты, боле удивляли, чем устрашали"
   Додумать фразу до конца помешал Селим, шепотом поинтересовавшийся:
   - А этот... повелитель, отчего лица не прячет?
   Фома не успел ответить, потому как один из солдат, стоявший рядом, ткнул Селиму вбок короткой черной дубинкой, и Селим от этого вроде бы не сильного удара, сложился пополам.
   - Молчать. - Коротко приказал солдат. Фома, увидев на гладком черном забрале шлема собственное отражение, отшатнулся. Господи милосердный, неужто там, под всеми этими доспехами живой человек? И человек ли?
   Повелитель хлопнул в ладоши, и тишина на площади стала совсем оглушительной.
   - Я, Илым Тор, Видящий Первого Советника Пятого Улья, наделен правом принимать решения. Для этого я прибыл в стан детей Лунного коня, чьи неразумные действия нанесли ущерб армии Великого Кандагара. Вы скажете: ущерб невелик, ибо что значат для армии смерть нескольких человек. Я отвечу: каждый, принявший руку Кандагара, важен для его правителей, и потому смерть воина... любого воина, невзирая на чин и происхождение, должна быть отмщена. Сила наша в единстве.
   При этих словах солдаты ударили дубинками по щитам, звук заставил толпу содрогнуться.
   - Смерть в бою - одно, а смерть от руки того, кого мы считали друзьями, кому верили, к кому решились повернуться спиной - другое. Скажи, Хан Ука-Тон, что ваш закон повелевает сделать с тем, кто поднял руку на гостя?
   - Закопать живьем в землю.
   - Я мог бы судить за совершенное преступление по вашим законам. Виновны все, ибо каждый из вас тем или иным способом причастен к кровопролитию. Однако я решил проявить милосердие. Я, Илым Тор, Видящий Первого Советника Пятого Улья, по делу племени Лунного коня принял следующее решение. Во-первых, все мужчины, достигшие возраста пятидесяти лет, подлежат уничтожению.
   По толпе прокатился вздох ужаса, но Илым Тор продолжил:
   - Во-вторых, все женщины, достигшие возраста тридцати пяти лет, подлежат уничтожению, как балластный материал популяции.
   Второй вздох был гораздо громче первого.
   - В-третьих, все, имеющию пороки развития, как физического, так и психического плана, также признаются балластом и подлежат выбраковке.
   Третьего вздоха не последовало, не было также слез и криков, люди будто бы заранее смирились с участью и теперь принимали ее с коровьей покорностью.
   - Те, кого не коснутся перечисленные меры, будут переселены во внутренние земли Кандагара, под постоянный контроль Службы наблюдения. Подобное решение является окончательным и обжалованию не подлежит. - Илым Тор на минуту прервался, окинул толпу внимательным взглядом и продолжил. - Кроме вышеперечисленных мер надлежит казнить зачинщиков мятежа, приведшего к гибели пограничного отряда. Зачинщиками признаны...
   Илым Тор спокойно перечислял имена, много имен, очень много имен, Фоме даже показалось, что этот список никогда не кончится.
   - Итак. Те, кто подлежит выбраковке согласно стандартнам Кандагара, будут умерщвелны в специальном заведении на внутренней территории Кандагара. Подобная смерть - милосердна и является неотъемлимым правом любого гражданина. Зачинщики мятежа будут наказаны здесь и сейчас. Таково мое решение.
   Фоме показалось, что Повелитель улыбается.
   Нет, конечно же, показалось, разве можно радоваться грядущей казни?
  

Вальрик.

   День отрезвил и успокоил. Вокруг расстилалась бескрайняя желто-сизая и какая-то унылая степь, спину подпирали скалы, а над головой повис желтый шар солнца. Жизнь продолжалась.
   Морли, устроившись на дне канавы, деловито очищал куртку от грязи. Казалось, полученная в бою рана беспокоила его куда меньше грязной одежды. Нарем тут же перелистывал Библию, вяло шевеля губами. Сам Вальрик просто лежал, наслаждаясь солнечным теплом и покоем. Конечно же, он не собирался валяться без дела целый день, он лишь немного отдохнет и... и сделает что-нибудь такое, важное, что заглушит чувство вины перед погибшими.
   Хотелось есть, пить и помыться. Треклятая грязь намертво въелась в кожу, вызывая жуткий зуд, заглушавший даже угрызения совести. Уже почти и не больно с того, что умерли... Анджей, Край, Масуд, болтливый Селим... Фома...
   Почему не больно? Неужто привык?
   Над головой крошечным драконом повисла стрекоза, Вальрику удалось рассмотреть и блестящее синее тело, и крылья, мелькающие в воздухе с сумасшедшей скоростью, и круглые в полголовы глаза. Потом стрекоза улетела, а Вальрик вспомнил старый пруд с заросшими высоким камышом берегами, зеленой, отдающей тиной водой и многочисленной мошкарой, на которую охотились вот такие же стрекозы.
   Наверное, где-то поблизости есть вода... пить захотелось с новой силой, и Вальрик, преодолевая лень, поднялся.
   - Куда? - Спросил Морли.
   - Я скоро, - Вальрик проверил оружие, слегка отряхнул одежду и подумал, что неплохо было бы взять с собой Нарема, но потом решил, что и сам справится. Он же не воевать идет, в конце-то концов, а просто посмотрит, что к чему, и сразу же назад.
   Шел он, стараясь держаться в тени скал, маскировка, конечно, слабая, но какая уж есть. Как ни странно, источник обнаружился в сотне шагов от канавы. Прозрачный родничок не только пробился сквозь каменное нутро гор, но и вылизал до блеска русло ручья. Вальрик напился, наполнил обе фляжки, и даже кое-как умыл лицо.
   Возвращаться? Или пройти чуть дальше? За серебряной змейкой воды? Шагов через двадцать ручей принял еще две тонкие ленточки воды и стал шире. А еще через двадцать шагов Вальрик едва не наткнулся на людей. Хорошо, голоса загодя услышал, успел отступить и даже найти некое подобие убежища. Впрочем, голоса не приближались, а значит, и их обладатели оставались на том же месте. Некоторое время Вальрик стоял, прислушиваясь, но несмотря на все усилия разобрать, о чем говорят, не удавалось. Пришлось подойти поближе. Один Господь знает, чего это стоило, каждый шаг, каждое движение, каждый удар сердца казались слишком громкими. А меж тем люди, спрятавшиеся между скал, ничего не услышали.
   - Варвары, чего тут говорить, - этот голос был громким и сердитым. - Сразу надо было по пятому пункту, а то возились, эндемичная культура, возможное обновление генофонда... Тьфу. А вышло-то что? Что, я тебя спрашиваю, вышло? Два десятка наших положили, как с куста. И ведь додумались же ловушку устроить. И вертолеты попалили... Нет, на выселение надо все эти племена да под контроль постоянный, что ни говори, а здесь повелители ошиблись.
   - Повелители не ошибаются.
   - Ну да, конечно.
   Вальрик пока мало что понял из разговора, однако уловил, что первый человек к повелителям относится с насмешкой и даже снисхождением, а второй, наоборот, побаивается хозяев.
   - Вот ты скажи, какой смысл держать сотню на этом перевале? Что мы сторожим? Проклятые земли? Да мятежники давным-давно в степь ушли, или к этим... христианам. Чего им в Пятне делать-то?
   - Не наше дело обсуждать приказы.
   - Не наше... наше дело выполнять приказы и помирать, когда придет время. Ну не понимаю я, почему пятьдесят лет - верхний порог. Почему я должен умирать, когда смогу прожить еще десять, а то и двадцать лет?
   - В твоих словах, камрад Сол, я слышу эгоизм. Излишнее стремление к удовлетворению индивидуальных потребностей отдельного члена общества нарушает равновесие в этом обществе.
   Вальрик хотел подобраться еще ближе, но камни под ногой зашуршали. Черт, плохо, что непонятно говорят. Коннован бы сюда.
   - Сила Империи в единстве. Каждый из нас - кирпичик в ее стенах, но кирпич не способен сам стать стеной, равно как и человек не может быть обществом. Камрад Сол, я вижу твое смятение и оно печалит меня. Ты думаешь о том, что мог бы жить дольше, однако посмотри, твое существование, твои болезни, тяжким бременем лягут на плечи тех, кого ты любишь. Ты оттянешь на себя ресурсы, необходимые для роста и развития твоих же детей, внуков и правнуков. Законы Кандагара разумны - от балласта необходимо избавляться. Тебя пугает возрастной рубеж? Но ты, камрад Сол, имеешь возможность доказать свою необходимость, подай заявку в Популяционный контроль, представь свои работы, планы...
   - И получи отсрочку.
   - Да. К слову ты можешь и не дожить до пятидесяти. К примеру, погибнуть на войне? По статистике в областях повышенного социального напряжения резко возрастает кривая насильственной смерти. Пусть эти варвары не имеют понятия о настоящем оружии, но они неплохо воюют и тем, которое имеется у них в распоряжении.
   - Ага, именно поэтому нашу сотню поставили сторожить горы, чтобы варвары не протащили случайно свое секретное варварское оружие. - В голосе камрада Сола звучала такая злость, что Вальрик отступил на шаг назад. Варвары... Это еще разобраться надо, кто тут варвары. Перестрелять бы этих говорунов, да кто знает, вдруг их тут много? Вон "Камрад Сол" - идиотское имя - говорит про сотню, хотя, возможно, и врет. Второй человек, тот, который долго рассказывал про популяции, общества и структуры, снова возразил.
   - Приказы Повелителей мудры. Если Повелители говорят, что искомая группа с вероятностью девяносто пять процентов пройдет по данному перевалу, то так оно и есть. А нам остается лишь ждать и выполнить приказ.
   - Искомая группа объявилась у кочевников, переполошила стойбище, подняла мятеж и укрылась в степи.
   - Это неподтвержденные слухи. До окончания официального расследования любые выводы неправомочны и нелогичны.
   - Камрад Эллу, я тебе говорил, что с подобным мышлением у тебя неплохие шансы поднять ранг?
   - Спасибо, камрад Сол. Я уверен, что, приложив минимум усилий, и ты займешь достойное место в структуре нашего общества. У тебя высокий потенциал развития, однако, излишняя горячность и некотороя поспешность выводов не способствует его реализации.
   Дальше Вальрик слушать не стал. Назад он шел медленно, настороженно вслушиваясь в каждый звук, и думал о том, сумеет ли Коннован снова вызвать того демона, который нынешней ночью перенес их через половину степи.
   А если и сумеет, то захочет ли?
   И удастся ли пройти к реке без помощи демона?

Глава 15.

Фома.

   Не удасться. Никогда в жизни ему не удасться отделаться от этих воспоминаний. Господь милосердный, если ты есть, если ты и вправду всемогущ и добр, как сказано в Библии, тогда почему допускаешь подобное? Быть может, те люди и провинились в чем-то, быть может, они язычники, нечестивцы, не ведающие имени Твоего, но они же все равно люди! И разве за детскую свою веру в Лунного Коня, обитающего посреди Великой Степи, заслуживают они наказания столь ужасного?
   Больше всего на свете Фома боялся заснуть, ведь во сне он снова увидит это...
   Утоптанная земля, куцая желто-зеленая травка, железные клетки и люди, которые смотрят на других людей, запертых в этих клетках. А третьи люди говорят первым и вторым о смерти. Потом эти третьи приносят оружие, извергающее огонь, и начинают жечь тех, кто заперт.
   Фома все успел рассмотреть, до мельчайших деталей, и теперь эти детали упорно лезли из памяти. Огонь был белого цвета, а кожа, прежде чем почернеть, покрывалась крупными, водянистыми волдырями, которые затем лопались. Будто сало на сковородке жарить...
   Тошнота снова подкатила к горлу. Вроде бы уже и нечем, в желудке пусто, но все равно приступ следует за приступом.
   Врач сказал, будто у Фомы чрезмерно впечатлительный склад личности. Значение этих слов осталось где-то по-за сознанием, а сами они глубоко врезались в память, наравне с воплями тех, кто умирал в железных клетках.
   Когда крики стихали, люди в зеркальных шлемах вытряхивали останки на землю, и в клетку попадал очередной приговоренный.
   Целый день, целый проклятый день Фома стоял на той площади и смотрел, как одни люди убивали других. Не в порыве ярости, не в бою - в назидание.
   А ведь все из-за них: из-за Вальрика, из-за Морли, из-за Селима и самого Фомы. Если бы они не появились в стойбище, если бы не просили о помощи, то не было бы ни вертолетов, ни расстрела, ни этой жуткой казни.
   Им с Селимом отвели отдельную палатку, точно такую, какую они забрали в разграбленном лагере пастухов. Смешно, тогда, помнится, Фома жутко переживал из-за того, что люди убивают людей, и сочувствовал кандагарцам. Теперь вот справедливость восстановлена, кандагарцы с лихвой расплатились.
   - Не молчи, - попросил Селим. - Скажи что-нибудь.
   Что сказать? Что ему жаль, что так получилось? Что Фома не хотел ничьей смерти? Он всего-то и мечтал, что увидеть живого вампира и, если повезет, прикоснуться к утраченным знаниям. Увидел. Прикоснулся. Вон эти знания, железными кольцами сжимают запястья Селима.
   - Фома, посмотри на меня. - Селим не отставал, его назойливое внимание раздражало, Фома хотел было сказать, чтобы Селим отстал, но для этого нужно было открыть рот, а не получалось. Челюсти свело, и вообще он лица не чувствовал.
   Пощечину, правда, почувствовал, крепкую и отнюдь не дружескую.
   - Ты, как нас сюда привели, сидишь и улыбаешься. Я уже и испугался, что все, свихнулся.- Селим больше не улыбался. - У нас в деревне был один охотничек. Так на его глазах медведь товарища задрал, на самом-то ни царапинки, а все одно до конца жизни дурачком стал. Сволочи они. Скоты. Твари ублюдочные...
   Запас ругательств был неисчерпаем, Фома слушал молча, чувствуя, как потихоньку, с каждым бранным словом, душу отпускает. Оттого, должно быть, и не заметил, как в палатке появился еще один слушатель.
   - Законы Кандагара разумны, - спокойно произнес Повелитель, но при этом так глянул на Селима, что тот сразу заткнулся.
   - Тем, кто жил, не имея представления о законности, тяжело смириться с необходимостью следовать определенным правилам. Но со временем даже упрямые варвары поймут, что именно наши законы позволили Кандагару восстановить былое могущество. Следовательно, наш путь верен. Но вы, находясь в шоковом состоянии, не способны к адекватной оценке произошедшего. Поэтому, человек, я прощаю тебе твои слова, однако надеюсь, что тебе хватит разумности не повторять их в другом месте. Вам оказана величайшая честь, люди. Великая Мать Аанья изъявила желание видеть вас.
   - И чем вызвана такая честь?
   Повелитель в вопросе Селима то ли не услышал вызова, то ли предпочел его не заметить.
   - Великой Матери интересны люди, которым удалось пройти сквозь время. Вам же будет интересно услышать, что крепость Вашингтон была уничтожена еще сто сорок лет назад.
   После этих слов Фома окончательно уверился, что сошел с ума.
  
   С близкого расстояния машина выглядела еще более внушительно. Правда кое-где краска пошла трещинами, местами облупилась, и серебряные озерца металла выглядели этакими проплешинами на темной шкуре монстра.
   В другой раз Фома непременно написал бы про то, какова дьявольская машина снаружи и изнутри, и про цвет, и про запах, и про то, что лететь ему выпало вместе с Повелителем, и быть может, даже сказал бы что-нибудь этакое, поучительное. В другой раз.
   Сто сорок лет. Крепость Вашингтон пала сто сорок лет назад, а это значит Фома тоже жил сто сорок лет назад. Но он ведь сейчас живет, и про крепость все хорошо помнит, и про то, какие у нее стены, сколько комнат, и как угодливо кланялся старый кастелян, встречавший гостей. И князя Володара помнит с его всклоченной бородой и зычным голосом, и осаду помнит. А теперь получается, что все это происходило сто сорок лет назад?
   Селим, правда, сказал, что Повелитель наврал про годы, сказал и успокоился. А Фома успокоиться не мог, потому что знал: Илым Тору незачем врать.
   Внутри машины было тесно, еле-еле хватило места для Фомы, Селима и конвоиров. Повелитель занял узкую скамеечку, выроставшую прямо из железного борта, Фома с Селимом устроились на полу.
   - Сейчас взлетим. Вам ведь раньше не приходилось подниматься в воздух?
   - Нет, - ответил Фома, он хорошо помнил боль и то, что Повелитель не любил и не умел ждать ответов на заданные вопросы.
   - Надо говорить "Нет, Повелитель Илым".
   - Нет, Повелитель Илым
   Селим, сидящий рядом, только скривился. Ну и пусть: Фоме все равно.
   Машина загудела, гул нарастал и в какой-то момент железный монстр, вздрогнув всем телом, оторвался от земли.
   - Бояться не нужно. Машины Кандагара надежны, как и все, что делает Империя.
   Стена, на которую опирался Фома, дрожала, пол тоже дрожал, будто вот-вот рассыплется, и в унисон со стеной и полом дрожали колени Фомы. Зато гул стал чуть потише, и Фома получил возможность слышать все, о чем говорил Повелитель Илым.
   - Вы - наглядный аргумент необходимости исследований Аномалии. Ваше появление свидетельствует в пользу теории существования подпространства Блан-Макко. Что в свою очередь создает ряд прикладных проблем.
   Повелитель Илым не нуждаелся в собеседниках. Он говорил потому, что хотел говорить. А Фоме и Селиму выпала роль слушаетелей.
   - О вас упоминают. Как и о сотне, поставленной вас встретить. А потом пропавшей самым загадочным образом. Может, и они вернуться, а?
   Илым Тор рассмеялся, и Фома пожалел, что не может заткнуть уши. Или что машина гудит не так сильно, чтобы заглушить этот смех.
   Селим, сплюнув на сапог, буркнул:
   - Если нас вы не ждали, тогда кого стерегли?
   - Человек не должен обращаться к тому, кто выше его рангом, без позволения, - заметил, отсмеявшись, Повелитель Илым. - Но я отвечу. Мы стерегли границу, ловили дезертиров, а поймали вас. По мне весьма неплохой обмен. Тем паче, что дезертиры никуда не денутся. Но справделиво будет, если и твой спутник задаст вопрос. Итак, я слушаю.
   Взгляд у Повелителя холодный, просто таки ледяной, пробирал до самых косточек, и Фома не находил в себе сил сопротивляться ему. Да и вопрос-то был, важный вопрос, который Фома просто не имеел права не задать.
   - Что стало с Ватиканом?
   - Ничего. Он существует. Столица автономного объединения федеративного типа. Активно сотрудничает с Диктатурой да-ори. Аналитики прогнозируют слияние двух данных структур в одну. Еще один забавный факт. В данное время Ватиканом правит Святой князь Олаф, который является прямым потомком князя Сержа, бывшего в свою очередь сыном князя Володара, властителя крепости Вашингтон. Именно ему удалось заключить союз с да-ори и тем самым остановить войну.
   Машину ощутимо тряхнуло, но Фома больше не боялся. Он думал о том, как огорчится Вальрик, которому не удасться стать князем.
  

Коннован.

   Повторная разведка принесла неутешительные результаты. Мы и в самом деле находились у подножия Каменных Холмов, при этом вожделенная Лана была буквально в нескольких днях хорошего марша.
   Лана была за Перекрестком.
   Перекресток - самый необычный из всех существующих перевалов. Перекресток состоит из двух троп, пересекающихся под прямым углом. При этом Черная ведет в Проклятые земли, а Белая является караванным путем. Вот только сейчас в самом центре Перекрестка, блокируя все четыре направления, стоял лагерь кандагарцев.
   Сотня человек, оружие и выгодная позиция... да здесь армию остановить можно, не говоря уже о горстке беглецов. В нашу канаву я возвратилась в подавленном настроении, которое моментально передалось людям.
   - Не пройдем, - как-то совсем уж обреченно произнес Морли. - Точно не пройдем.
   - Сколько их там?
   - Нам хватит.
   Все молчали, потому что говорить было не о чем. Поворачивать назад? Там то же самое, если не хуже, здесь хотя бы некоторое время можно скрываться среди скал, хотя и это не выход. Идти вперед? Тем более глупо.
   - А может, как вчера? - Тихо спросил Вальрик.
   Я только головой мотнула. Черная тропа, чертова тропа. Граница, проведенная кем-то, и Ветру нет хода за нее. А в обход я не потяну, даже если с Рубеусом, хотя он не умеет.
   К моим объяснениям люди отнеслись довольно-таки равнодушно, только Морли мрачно спросил, какие еще будут предложения. Судя по молчанию, предложений больше не было.
   Сидеть в канаве было холодно, но относительно безопасно. Костер, разложенный Наремом, почти не давал ни огня, ни дыма, зато жар от него шел такой, что даже я согрелась.
   - Придется все-таки в обход. - Пробормотал Вальрик. - Ну потеряем пару дней, зато потом, на реке, наверстаем. А если около скал идти, в степь не высовываясь, то и заметить нас будет сложно.
   - Неплохая идея, более того - единственно правильное в вашей ситуации решение, - раздался знакомый голос. - Добрый вечер.
   - Добрый. - Совсем не по-доброму отозвался Морли, подтягивая ружье.
   - Здравствуй, Коннован, неужели ты не рада меня видеть? Сиди, сиди, вижу, ты устала... хотя могла бы и поздороваться.
   Незваный гость улыбался, а я не находила в себе сил ответить, только растерянное сердце ухнуло куда-то в пятки. Наконец, уняв дрожь, я ответила.
   - Здравствуй, Карл.
   Меньше всего я ожидала увидеть здесь его. Меньше всего я хотела его видеть. Странно... откуда взялась эта неприязнь? Я ведь любила его... ну или не совсем, чтобы любила, это чувство скорее сродни уважению. Почитанию. Страху? Я боялась? Да, я боялась. Смертельно боялась вызвать его недовольство, неодобрительный взгляд, колючую улыбку или ехидное замечание.
   - Позволите присесть? - Он, как всегда, безукоризненно вежлив. Вальрик кивает в ответ и даже подвигается, освобождая место у костра.
   - Мило тут у вас, - Карл протянул руки к огню. - Девочка моя, что же ты молчишь? Все-таки не рада? Или сказать нечего?
   - Я...
   - Как всегда, мычишь, когда же ты научишься разговаривать нормально? Беда с этими женщинами, вечно то из них слова не вытянешь, то наоборот, заткнуть невозможно.
   - А вы, собственно говоря, кто? - поинтересовался Морли, поглаживая приклад.
   - Я? - Карл улыбнулся, раньше эта его улыбка приводила меня в состояние, близкое к обмороку. - Девочка моя, окажи любезность, представь меня своим... товарищам.
   Мне моментально стало стыдно: перед людьми за Карлову снисходительность. Перед Карлом, за то, что с людьми якшаюсь. Перед Рубеусом, который сейчас поймет, кто я есть на самом деле.
   - Карл Эван Тагой Диттер, Хранитель Южных границ, дат-квар Орлиного гнезда. Вальрик - князь Южного княжества, Морли - святой брат-инквизитор, Нарем - воин из отряда князя.
   - Все?
   Карл знает. И спрашивает лишь потому, что мое смущение доставляет ему удовольствие.
   - Рубеус. Да-ори Рубеус, мой валири.
   - Надо же, - Карл поцокал языком, выражая то ли восхищение, то ли удивление подобным поворотом событий. - Сумела. В полевых условиях, без малейшего понятия о сути процесса... И получилось? Сам вижу, что получилось. Поздравляю, ты стала совсем взрослой. Ты... как там тебя, подойди ближе.
   Рубеус не шелохнулся. Он упрям и не привык подчиняться. Надо было объяснить, что Хранителям границ не перечат - опасно для жизни. Хранители сильные, сильнее любого из нас, и умные, иначе не выжили бы. Их слово - закон.
   Для меня, но не для Рубеуса.
   - Сюда. Подойди, - когда Карл говорит так, лучше не спорить, а еще лучше спрятаться и переждать бурю. Я так и делала, но сейчас дело не во мне: Карла интересует Рубеус. Идиот! Упрямый тупица! Ну что стоит просто подойти? То ли Рубеус почувствовал опасность, то ли откликнулся на мой умоляющий взгляд, то ли Господь по-прежнему хранил своего слугу, но он подошел к Карлу.
   Люди не вмешивались, только бы у князя хватило благоразумия и терпения. Карл уйдет. Очень надеюсь, что уйдет, а я останусь и все объясню. Если будет кому объяснять.
   Впервые мне стало по-настоящему страшно: не за себя - Карл не убивает своих - но за людей. За медведя-Морли, за хмурого Нарема и особенно за Вальрика, у которого благородства чуток больше, чем мозгов.
   - Неплохой экземпляр, - Хранитель границ рассматривал Рубеуса с откровенным любопытством, - монах бывший. У тебя извращенное чувство юмора. На будущее - с фанатиками не стоит связываться. А тебя я, кажется, знаю... определенно... Ладно. Свободен.
   Рубеус снова подчинился. Определенно он что-то задумал, иначе откуда такая нарочитая покорность? А Карл переключил внимание на меня.
   - Коннован подойди, пожалуйста.
   Ну вот, началось. Я с тоской думала о том, что сейчас произойдет. Когда Карл в одном предложении сочетал "Коннован" и "пожалуйста", это означало одно - я снова сделала что-то не так. А за ошибки надо платить.
   - Ну? - Взгляд у Карла не злой, скорее равнодушный. И внимательный. Это только кажется, будто Карл полностью сосредоточил внимание на мне, на самом же деле он видит и контролирует все, происходящее вокруг.
   А мне снова страшно, совсем как в Орлином гнезде. Огромный, пустой зал, в углах которого живут тени. Каждый звук либо тонет в полувздохах-полушорохах, либо громом разносится по каменным плитам. В зале нет окон, а сводчатый потолок похож на грудную клетку диковинного зверя. Колонны-ребра врастают в пол, а плоские светильники-позвонки моргают, отчего свет кажется рваным, как моя рубашка.
   Мне одиноко. Мне плохо. Я хочу есть, согреться и спрятаться от взгляда. И от голоса, который требует от меня невозможного - встать и поднять саблю. Или просто встать, когда сил совершенно не осталось. Или убить. Или еще что-нибудь столь же невыполнимое.
   Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что Карлу нравится причинять мне боль. Хотя, конечно, глупости, он ведь вали и тоже чувствует...
   - Ближе, Коннован, ближе.
   Он встал и теперь смотрел на меня сверху вниз, и я окончательно уверилась, что совершила нечто очень-очень плохое.
   - Посмотри на меня.
   Не хочу. Но подчиняюсь.
   - Итак, Коннован, кажется, я предупреждал тебя, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя инициировать тех, кто предназначался для Дат-Каор?
   Говорил. Теперь я вспомнила, что говорил, но...
   - Но ты посчитала себя достаточно взрослой, чтобы переступить через данное правило, так?
   Молчу. Я виновата, и ссылаться на обстоятельства и незнание бесполезно.
   - Надеюсь, ты достаточно взрослая и для того, чтобы в полной мере отвечать за последствия. А это просто, чтобы в следующий раз ты была немного более внимательной.
   Удар был достаточно силен, чтобы я упала, но не настолько силен, как мог бы быть. Щека горит огнем, а рот моментально наполняется горькой, как полынная настойка, кровью.
   - А теперь сделай так, чтобы я тебя не видел.
   С превеликим удовольствием.
   Обиднее всего, что он сделал это перед всеми. Морли крякнул. Нарем отвернулся. Вальрик кулаки сжал, но к счастью, остался на месте.
   Смешанное с удивлением сочувствие, которое я читала в людях, ранило едва ли не больше, чем пощечина. Подумаешь, пощечина, ничего нового... царапины от когтей к утру заживут, а вот раненое самолюбие - вряд ли. Я села за краем светового пятна, образованного костром. Спустя минуту рядом присел Рубеус, которого в данный момент мне совершенно не хотелось видеть.
   - Покажи. - Он отвел мою руку в сторону и аккуратно, стараясь не причинять боль, провел пальцами по царапинам.
   - К утру заживет.
   По-моему, подобный ответ не слишком его успокоил.
   - Сейчас аптечку принесу.
   - Не надо.
   - Почему?
   - Будет недоволен. - Уточнять, кто именно здесь будет недоволен, не понадобилось. Карл делал вид, что не замечает нас, но - готова спорить - прекрасно все видел и слышал. И я не поручусь, что этот разговор в дальнейшем не будет иметь для меня последствий. Но только как объяснить Рубеусу, что все произошедшее нормально и закономерно, а его вмешательство лишь усугубит ситуацию?
   Я молчала. Он молчал. Хотелось уткнуться носом в плечо и сидеть так до самого рассвета.
   - И часто так?
   - Бывает.
   Проступок определяет наказание. Наказание помогает закрепить урок и в дальнейшем не совершать ошибок. А пощечина - это даже не наказание, а скорее проявление недовольства.
   - Больше не будет.
   - Пожалуйста, не...
   - Ш-ш-ш, Конни, - Рубеус приложил палец к губам. - Не надо нервничать раньше времени. Все будет хорошо.
   А я поверила. Мне просто очень хотелось ему поверить.
   - Ну, если все обо всём поговорили, - насмешливо произнес Карл, - то, может быть, соблаговолите прояснить несколько моментов? Например, мне очень интересно, как вам удалось выжить?
   - Выжить? - Вальрик все-таки не удержался от вопросов. Выглядел он смущенным, хоть и пытался это скрывать.
   - Выжить, мальчик, выжить, то есть по-прежнему пребывать в активном состоянии. Замок ведь захватили, правда? А вас нет. Тайный ход?
   - Да, - Вальрик проглотил "мальчика"
   - Ну конечно, какой замок без тайного хода? Кстати, а с князем что?
   - Умер.
   - Печально, - Карл откровенно веселился и не давал себе труда скрывать это веселье. - В последнюю нашу встречу он выглядел вполне бодро.
   Он встречался с Володаром? Когда? И зачем?
   Карл поймал незаданный вопрос и жестом пригласил сесть поближе. Подчинилась.
   - Затем, мое наивное дитя, что князь Володар принимал участие в одном весьма важном эксперименте. Суть его заключалась в выявлении новых путей сосуществования рас...
   - Зачем? - шепчу, уже почти понимая. Карл меня сдал.
   - Затем, что людей уже сейчас много больше, чем да-ори. И с каждым годом разрыв увеличивается. При их агрессивности и ксенофобии война неизбежна. А численный перевес низводит наше превосходство в знаниях и вооружении до нуля. Понимаете, о чем я говорю?
   - О том, что через сотню лет вы передохнете? - Выпалил Вальрик. Вот дурачок, ничему его жизнь не научила. Я тайком показала Вальрику кулак, но тот сделал вид, будто не заметил, зато заметил Карл и улыбнулся.
   - Ну что ты, девочка, я не такой зверь, чтобы наказывать несмышленого детеныша за дерзость. Итак, имеем конфликт. И пути выхода из него. Первый: резко сократить численность людей, что опасно и для нас. Второй - увеличить численность да-ори. Неплохо, но нереально, теперь сама понимаешь, почему. Третий - примирить людей и нас. На первый взгляд - невозможно.
   - На второй тоже.
   - Не дерзи, мальчик, это невежливо.
   Вальрик покраснел, и я вместе с ним. Царапины заныли с новой силой и, спасаясь от боли, я попыталась отодвинуться от костра.
   - Сиди. - Неожиданно строго велел Карл. - Тебе полезно послушать, а то... взяла волю. Сложность задачи с лихвой искупалась грядущей выгодой. Обоюдной, прошу заметить. Люди получали знания, а мы -ресурс.
   Сопит, набычившись, Морли, винтовку гладит по привычке, но стрелять вряд ли решится.
   - А противоречия между цивилизациями не так и велики. Вы многое позволяете правящему классу при том, что правители ваши не отличаются ни разумностью, ни долголетием. Они конфликтуют друг с другом, развязывают войны, в которых губят низший люд, добавьте болезни и постоянный голод, а единственным утешением - религию.
   - Мрачная картина. - Рубеус решился подать голос. Карл благосклонно кивнул.
   - Мрачная. А теперь представьте, что на место мелких князей, баронов, графов и прочих властьпридержащих становится да-ори. Для него люди - ресурс, от которого зависит его благополучие. Да-ори не станет тратить этот ресурс бессмысленных стычках. Мы вообще не любим конфликтов.
   - Да ну?
   - Да, мальчик. Разве ты не заметил, что сие чудное создание ввязывается в драку лишь по необходимости? Но возвращаясь к теме. Что мы имеем? С одной стороны цивилизацию с огромным запасом знаний. С другой - высокую адаптивность. Чем не компоненты идеального государства? Мы оберегаем от болезней, помогаем отстраивать города, учим и развиваем, а взамен получаем необходимый ресурс. И речь не о выборе: каждый десятый или сотый. Нет, статистические выкладки показывают, что количества особей с откровенно выраженным девиантным поведением вполне хватит для удовлетворения наших потребностей. Вы все равно приговариваете преступников к смерти, так есть ли разница, каким образом их казнить? Любое социальное явление можно повернуть на пользу обществу, главное - отыскать правильное место в структуре.
   - А наверху будешь ты? - Вопрос задал не Морли, не Вальрик, а Рубеус, и тон его выражал... черт побери, ну почему он настолько упрям?
   - Я. Члены Совета. Те, кто способен править разумно. Тебя это смущает?
   - Да.
   - Может быть, ты хочешь озвучить свои возражения вслух?
   - Я хочу тебя убить.
   Это было произнесено настолько спокойным тоном, что до меня не сразу дошел смысл сказанного. А вот Карл среагировал быстрее.
   - То есть, ты бросаешь мне вызов?
   - Да. - Подтвердил Рубеус. - Я бросаю тебе вызов.
   Он идиот. Он полный идиот.
   Он мертвый идиот.
  

Карл.

   Это было даже забавно. Вчерашний человек, до конца не расставшийся со своей человеческой сущностью, отягощенный эмоциями и предубеждениями, бросает вызов Хранителю.
   Коннован посерела. Неужели? Ну конечно, после трансформации обыкновенное дело. И сейчас это ее привязанность даже на руку. И жалость задавить следует.
   В жалости смысла нет.
   - Значит, ты бросаешь мне вызов?
   - Да.
   Упрямый взгляд, на лице никаких эмоций, зато аура прямо-таки сияет. Вряд ли Коннован успела объяснить, что да-ори смотрят не на лицо, а на ауру.
   - И позволено будет узнать причину?
   - Зачем?
   - Любопытно, - совершенно искренне ответил Карл. - Вряд ли ты желаешь занять пост Хранителя или просто повысить самооценку. Остается третий вариант - личная неприязнь.
   - Да.
   Односложные ответы начали утомлять.
   - Итак, я слушаю? Дат-Каор? Кстати, Коннован, вот тебе наглядное подтверждение разумности существующего запрета.
   Коннован опускает взгляд, ей не то стыдно, не то страшно. Все так же эмоциональна. А ее валири упорно хранит молчание.
   - Ну, я жду. Дат-Каор или что-то иное?
   - Деревня, которую ты два десятка лет тому уничтожил. Помнишь?
   Конечно. Ошибки следует помнить. И не следует повторять.
   Свадьба, невеста, красная сыпь под белым кружевом, нервный жених. Зачистка.
   Рубеус слушал историю, как сказку, и забирать вызов не спешил. Впрочем, Карл и не предоставил бы ему такой возможности. Подобных упрямцев с самого начала следовало учить и учить крепко.
   - Значит, чума? - Переспросил Рубеус.
   - Чума.
   - И они были больны?
   - Да. Кстати, можешь мне поверить, если бы от этой болезни имелось средство, я бы помог твоим... бывшим родичам. Смерть такого количества людей невыгодна мне как правителю. Надеюсь, ты помнишь, о чем мы не так давно говорили. И опять же надеюсь, что сказанное никоим образом не изменит твоих намерений относительно поединка. Нас ведь интересует результат моего поступка, а не причины, так?
   - Так.
   - Вот и замечательно. Идем дальше. Значит ты, Рубеус, вызываешь меня, Карла Диттера, Хранителя Южных границ, дат-квара Орлиного гнезда, на поединок. Так?
   - Так.
   - В таком случае ты должен трижды повторить вызов, подтверждая тем самым серьезность намерений. Дальше, поединок идет до победы. Под победой подразумевается либо отказ одного из поединщиков продолжать бой, либо смерть. Первое совсем не исключает второго, более того, очень часто дуэль по личным мотивам заканчивается смертью. Это основные правила. Теперь об оружии. К сожалению дуэльной пары, то есть такой, в которой клинки равны по форме, размеру, весу, плотности, способу заточки и прочим параметрам, мы не имеем, посему обойдемся тем, что есть.
   Рубеус кивнул. И куда подевалось его упрямство? Почему так легко позволяет вести себя?
   Карл, поймав взгляд Коннован, не удержался - подмигнул. Хотелось успокоить - все-таки ее немного нехватало. И жаль, что скоро снова придется расстаться.
   - Далее секунданты должны ознакомиться с оружием противников, чтобы убедится в отстутствии повреждений, или прочих нечестных... моментов. Полагаю, твоим секундантом будет Коннован. Это ее обязанность, как вали. Впрочем, ее обязанностью было предостеречь тебя от подобной глупости, но, увы, то ли не успела, то ли не послушал. Князь Вальрик, надеюсь, ты не откажешь в небольшой услуге...
   Секундант не так и нужен, равно как вся прочая мишура, но пусть уж будет по правилам.
  
   Степь, гладкая как стол, была не самым худшим местом для поединка. Здесь у самого подножья скал трава была не настолько высока, чтобы мешать движениям, а плотный дерн приятно пружинил под ногами. Карл с удовольствием вдохнул свежий воздух, провел пальцем по лезвию и постарался выкинуть из головы все, что не касается поединка.
   Ата-кару... бой с равным.
   Почти равным. Уже равным. С того момента, как вызов брошен.
   Сверчки стрекочут. Камни, расставаясь с накопленным за день теплом, еле слышно потрескивают. Трава, касаясь сапог, шуршит. Звуки и запахи обостряются... Его противник не спешит. Это хорошо. Ата-кару не терпит спешки.
   Свист воздуха, рассекаемого палашом, и обиженный звон стали, наткнувшейся на сталь. Удар силен, но Карл с легкостью отбивает его и сам атакует.
   Ата-кару - движение. Ата-кару - жизнь. Ата-кару - столкновение. Выпад, выпад, еще выпад. В какой-то момент сабля Карла касается шеи соперника, и кожа вспухает свежей царапиной. И снова танец, снова тишина, разбавленная чьим-то судорожным дыханием. Его противник отступает и зарабатывает еще одну рану.
   Потом еще одну. Карл способен убить его, но он не хочет убивать.
   Не сейчас.
   Не для того затевал игру.

Глава 16.

Коннован.

   Наблюдать за поединком больна. Каждая царапина обжигает и меня. Тянет ввязаться в бой.
   Нельзя. Ата-кару - дуэль, "встреча двоих" и третьему в круге не место. Впрочем, здесь не было круга, выложенного плиткой или вычерченного на камне, не было балкончиков с идеальным полем обзора, не было распорядителя и дуэльных мечей. Степь, трава, холодный ветер, круглая луна да мы с Вальриком. Князь взбудражен, для него быть секундантом в подобном поединке - честь. Он даже не задумывается о том, что рискует погибнуть, если Карл проиграет.
   Впрочем, Карл не проиграет, а значит, умереть придется мне.
   Сколько длится поединок? Не знаю. Знаю другое: Рубеус устал, значит, развязка близка.
   Не пойму: почему Карл затягивает? Играет? Снова дает урок? У него горькие уроки, и горечь эта надолго запоминается.
   Палаш Рубеуса взлетает и, чуть коснувшись щеки Карла, падает вниз и... конец. Вывернутое запястье и острие у левого глаза.
   Смерть?
   Карл медлит, позволяя зрителям оценить красивое завершение дуэли.
   - Итак, Рубеус, думаю наш с тобо спор можно считать законченным?
   Меченый молчит.
   - Я победил, и ты это понимаешь. Но согласно правилам Ата-кару, ты должен вслух и при свидетелях признать себя побежденным. Ну? Я жду.
   Рубеус молчит. Карл улыбается, и чуть проводит клинком по верхнему веку... намек более чем понятен.
   - Я жду.
   - Я... признаю... твою... победу.
   - Разумное решение. У секундантов возражений нет?
   - Нет. - Я отвечаю и за себя, и за Вальрика.
   - Идем дальше. Я имею право убить тебя. Я имею право отпустить тебя, но тогда за жизнь придется заплатить. Я решил принять плату. - Карл отступает, позволяя Рубеусу придти в себя.
   Впрочем, Рубеус ему и не нужен.
   - А ты, Коннован, не желаешь воспользоваться правом секунданта и вызвать меня?
   Карл улыбается: он знает ответ. А я не в состоянии отвести взгляда от сабли в его руке. Красивый клинок, в Орлином гнезде много прекрасных клинков... где-то там и мой шамшир.
   - Итак? - Карл откровенно насмехается, и чем дольше я буду молчать, тем больнее будут уколы.
   - Нет.
   - Значит, номинально схватку можно считать законченной, с чем вас и поздравляю. - Карл вскидывает руки вверх, жест миролюбивый... если не знать Карла. - Осталось обсудить одну мелочь. Коннован Эрли Мария, согласна ли ты во исполнение обязательств старшего в паре, взять на себя чужой долг?
   - Да.
   И что еще я могла ответить?
  
   Карл был вежлив и деловит. Он четко сказал, чего желает, и я согласилась. Жалеть о чем-то было поздно, отказываться тоже... Ну и влипла же я! Карл удалился, я же только теперь начала понимать, на что подписалась. Догнать? Отказаться? И подписать приговор Рубеусу.
   Идиот, куда он полез?!
   Зато проблема с транспортировкой к Лане разрешилась, хоть что-то...
   - Я проиграл, - не извинение, не возмущение - голая констатация факта. Говорить Рубеусу не хочется, он зол, раздражен, близок к отчаянию и при этом всем пытается показать, что с ним все в порядке. Еще один упрямец.
   - Против Хранителя у тебя не было шансов.
   - Почему?
   Тянет залепить пощечину. Ему мало? Думает, если жив остался, то все в порядке? И плевать, кто и чем за эту жизнь платит?
   Нет, нужно взять себя в руки и успокоится. Рубеусу не плевать, он просто не понимает.
   - Карл один из первых. Он помнит мир до Катастрофы. Помнит войны, которые тогда шли. Он участвовал в этих войнах, он много раз дрался с теми, кто равен или превосходит его по силе. А потом дрался, чтобы уцелеть, построить замок, стать Хранителем, оставаться Хранителем... У Карла более двух тысяч лет опыта, а у тебя что? Сколько тебе было?
   - Тридцать три.
   А мне казалось, он старше.
   Напоследок Карл посоветовал быть осторожнее. Как он сказал? Ах, да "любовь - самая опасная из придуманных людьми игрушек".
   - Я все равно старше тебя. Не по возрасту, по жизни, - сказав это Рубеус замолчал. Некоторое время сидели молча. Почти рядом, но не так близко, как мне бы хотелось.
   - Скажи, Хранители все такие?
   - Какие?
   - Жестокие.
   - Карл - не жестокий. Он просто... думает иначе. Не о том, как будет лучше для меня, тебя или кого-либо другого. Его решения идут на пользу всему народу да-ори, а если получается, что при этом кто-то один страдает, это ведь небольшая плата?
   Рубеус не ответил, а я вдруг поняла, что не верю. Чушь это все, которой меня кормили, как младенца манной кашей. Вливали. Воспитывали. Растили. Вырастили и выкинули, когда ситуация изменилась. Пусть разумом я понимаю, что Карл имеет полное право использовать меня, Рубеуса, да кого угодно из подчиненных ему сотен, но на душе муторно. Дело не в праве, дело в доверии. Я доверяла Карлу, а он...
   А ему глубоко наплевать и на мое доверие, и на мои обиды, и на мое существование в целом. Впрочем, насчет существования я погорячилась - за мной долг.
   У Карла тонкое чувство юмора: отправить меня туда, откуда я только-только вернулась.
   - Выходит, я должен тебе жизнь? - странный разговор продолжался, и сейчас мне он был куда нужнее, чем Рубеусу.
   - Наверное.
   Он кивнул и, достав из кармана что-то, протянул мне.
   - Держи.
   На ладонь лег круглый медальон на тонкой цепочке. Серебро? Более чем странный подарок для вампира.
   - Жжется, - пошутила я.
   А медальон очень старый: украшавший его рисунок почти стерся. Мне с трудом удается рассмотреть странное создание - и не зверя, и не птицу, птичьи крылья, львиные лапы и распахнутая в немом рыке клювастая пасть.
   - Это грифон. Они когда-то жили в горах, а потом вымерли. Это было давно, еще до Катастрофы. Отец говорил, что когда-то мы умели разговаривать с грифонами, и этот медальон - память о том времени.
   Скорее это была память Рубеуса об отце, а значит, я не имею права забрать медальон. Чересчур дорогой подарок получается. Но Меченый сказал.
   - Оставь себе.
   От его взгляда я теряюсь.
   - Отдарить нечем.
   Это чистая правда, у меня нет ничего. Все принадлежит Карлу, а от него Рубеус подарков не примет.
   Медальон лежит на ладони, наверное, надо сказать что-нибудь, но я понятия не имею, что принято говорить в подобных случаях. И совершенно не представляю, что делать.
   - Если в карман положить, - подсказал Меченый. - В Ватикане все равно заберут, лучше пусть у тебя... ты с нами не пойдешь.
   Это не вопрос, это... приказ? Пока я удивляюсь, Рубеус поспешно, точно испугавшись возможных возражений, объясняет.
   - Я все равно проиграл. Туда, с тобой мне дороги нет да и не хочу я жить рядом с такими, как этот... А тут война, и я привык воевать.
   - А я?
   - Возвращайся домой.
   Снова долгий внимательный взгляд, на этот раз мне удается выдержать его и даже улыбнуться в ответ, хотя ничего смешного в беседе не было. Мы не так давно говорили на эту тему, вернее, говорила я, а он слушал, только вот не услышал.
   - Ты ведь вернешься домой? - Спрашивает Рубеус. - Обещаешь?
   При всем желании не могу. Во-первых, дома у меня больше нет. Орлиное гнездо принадлежит Хранителю, и отказавшись от защиты Карла, я тем самым отказалась и от дома. Вернее я-то ни от чего не отказывалась, но вали отвечает за действия своего валири, а Рубеус бросил Карлу вызов. А во-вторых, есть еще долг и клятва, которую невозможно обойти. Рубеус правильно понимает мое молчание.
   - Это связано с поединком и долгом?
   - Да. Я должна найти одну вещь.
   - Полигон? Или сразу Молот Тора?
   - Полигон.
   Я не спрашиваю, как он догадался, Меченый умен, а сопоставить факты вроде рассказа Великого Уа, Запретного ветра и Хранителя, совершенно случайно оказавшегося рядом с нашей стоянкой, сумеет и ребенок. Не знаю, зачем Карлу Молот Тора, он не снизошел до объяснений, зато дал четкие инструкции и два месяца времени. Если не успею - мои проблемы.
   - Что будет, если ты откажешься?
   - Смерть.
   - Моя?
   - Наша. Ты проиграл в Ата-кару, а я принесла клятву и не сдержала. У нас строгие законы.
   Рубеус молчит, мне очень не нравится это молчание и выражение его лица, поэтому поспешно добавляю.
   - Я должна идти одна, таково условие.
   За все надо платить, в том числе и за самостоятельность. И в этом Карл был прав.
   - На самом деле Пятно не такое и большое, тем более, что если от гор отталкиваться и постепенно расширять радиус поиска... а Полигон - целый комплекс всяческих сооружений... я справлюсь. Да и не так там страшно, как говорят. С нами ведь ничего не случилось. А одна я буду двигаться быстрее, и вообще одной легче о себе заботиться. Мне и еды почти не надо, и без воды...
   - Врешь, - ответил Рубеус, и я замолчала. А что сказать, когда все и без того понятно? Полигон, может и не иголка, ну так и Пятно побольше обычного стога будет.
   - Зато Карл дал кое-что... и теперь я смогу вызвать ветер достаточной силы, чтобы доставить нас... вас к Лане.
   Рубеус поднялся. Рубеус ушел. Он о чем-то разговаривал с Вальриком, при желании я смогла бы подслушать разговор, но... но я сидела. Ждала чего-то. Тяжело. Душно. Холодно. А костер символом не-одиночества близок. Я больше не хочу быть одинокой. И, поднявшись, я подошла к людям.
  

Вальрик.

   Долг жизни - дело тонкое. Почему-то именно эти слова застряли в голове Вальрика и теперь крутились, точно беличье колесо. Долг - дело тонкое... Долг - дело. Дело - долг. У него тоже есть долг и обязательства, он обещал выжить и сообщить в Ватикан о нападении, и еще отомстить за тех, кто умер.
   А вместо этого он согласился быть секундантом на дуэли двух вампиров. Сама схватка оставила у Вальрика острое чувство зависти, помноженное на осознание собственной неполноценности. Теперь он понял, отчего Коннован считала людей медлительными: ни один воин, ни один герой, сколь бы знаменит он ни был, не способен двигаться с такой скоростью.
   А потом Рубеус проиграл, и Вальрик окончательно растерялся. Это было неправильно. Это было просто невозможно, поскольку тот, кто сражается за правое дело, обязан победить, ведь сам Господь на его стороне. На деле же оказалось, что Господу нет дела до спора двух вампиров, и значит... значит тот, второй, назвавшийся Карлом, сильнее. И быстрее, и опытнее, и справедливость здесь совершенно не при чем. У да-ори все, как у людей: кто сильнее, тот и правит.
   Разочарование было таким острым, что Вальрик отвернулся. Он не хотел становиться свидетелем чужого унижения. То, что происходило дальше, запечталелось в памяти чередой разноцветных горьковатых на вкус картинок, приправленных словами.
   Долг жизни - дело тонкое...
   Тот, другой, который вышел победителем, увел Коннован. И Вальрик не осмелился пойти следом, потому что тот, другой, умел убивать. От него пахло зеленым камнем, которым полируют металл, и еще немного дымом и кровью, старой-старой, полуразложившейся.
   - Вот и все. - Рубеус попытался вытереть лицо рукавом, но только размазал кровь. У вампиров кровь светлая, почти белая, как... как волосы Коннован.
   А самого Рубеуса Вальрик почему-то не ощущал, вернее, ощущал, но не так, как остальных. Морли - влажное дерево и свежий хлеб, Нарем - мирт и сосновое масло. Коннован - целый каскад запахов и цветов, слишком сложный, чтобы можно было разобраться с ходу. А Рубеус - белое пятно. Чистый лист. Впрочем, Вальрик не слишком-то доверял своему дару, который то появлялся, то вдруг исчезал.
   Да и зачем какой-то там дар, когда вот он, Рубеус, сидит у костра, прижав пучок влажной травы к ране на боку. Выглядит он спокойным, но Вальрик отчего-то не верит в это кажущееся спокойствие. Мир в очередной раз изменился, и Рубеусу так же тяжело принять эти изменения, как и Вальрику. Даже тяжелее...
  
   Коннован подошла, когда Вальрик совсем было решился позвать ее, присела рядом, молча уставилась на огонь. Коннован улыбалась. Коннован выглядела почти довольной и, возможно, немного раньше ей бы удалось обмануть Вальрика. От нее пахло полынью и ромашкой, а эти запахи прочно ассоциировались с болезнью. Полынной горечью окуривают безнадежных, а приторным ароматом ромашки маскируют иные, куда более отвратительные запахи.
   Ромашка - обман. Полынь - безнадежность. Еще жженый волос и сталь... ошейник.
   Вальрик мотнул головой, отгоняя видение - с ними тяжело. Видеть только то, что тебе хотят показать, гораздо легче, чем видеть то, что от тебя скрывают.
   - Придется заночевать, идти куда-то не имеет смысла, и вообще... - она чуть пожала плечами и протянула руки к огню.
   - Хорошо. - Согласился Вальрик. Соглашаться было легко. Куда легче, чем принимать решение и убеждать остальных, что это решение правильно и разумно. Впрочем, никого ни в чем убеждать не надо, Морли молчит, переживая поражение в схватке - разворошенный улей медово-желтых пчел. Нарем спокоен, ему все равно, Господь сохранит. Рубеус... ему не до того. Коннован... тоже. И Вальрик задает другой вопрос.
   - Что такое долг жизни?
   - То же самое, что и обыкновенный долг. В Ата-кару есть победивший и побежденный. И когда победитель не испытывает необходимости отнять жизнь, он возвращает ее побежденному, но при этом тот остается должником. Долг жизни, понимаешь?
   - Кажется, да.
   - Иногда проходит время, прежде чем победитель стребует долг. Иногда это случается сразу.
   - Как сейчас?
   - Да.
   - А почему с тебя?
   - Потому что я, как вали, несу ответственность за все поступки своего валири.
   - Но ты могла отказаться?
   - Да. - Коннован почему-то отвернулась, и поверх полынно-ромашкового запаха проступил тонкий аромат ванили. Вальрик и сам не понял, что означает ваниль. Что-то очень светлое, мягкое, похожее на солнечный свет.
   - Но не отказалась? Почему?
   - Не знаю. Наверное, это было бы неправильно.
   Запах полыни становится сильнее, и Вальрик чихает, распугивая ароматы-знаки.
   - А что бы случилось, если бы ты отказалась?
   Коннован пожимает плечами.
   - Возможно, Карл решил бы закончить дуэль... классическим вариантом. Возможно, предложил бы Рубеусу выкупить жизнь. Карл непредсказуем.
  

Фома.

   Фома давно потерял счет времени. Их везли, везли, везли... сначала в летающей машине, которая называлась "вертолет", потом в другой машине, с четырьмя колесами и будкой-кузовом. Внутри было темно, тесно и душно.
   Потом снова вертолет и снова машина.
   Сначала Фоме казалось, что от этого постоянного движения он сойдет с ума, а потом ничего, привык. И к движению, и к тряске, и к жажде, и к болтовне Селима, который не замолкал даже во сне.
   Сам Фома пребывал в странном оцепенении. Его совершенно не волновало ни будущее, ни прошлое, ни даже настоящее. Давали еду - он ел, давали воду - он пил, изредка делали уколы, от которых плечо цепенело, и в эти минуты Фома проваливался в глубокий сон, щедро приправленный кошмарами.
   Он пытался молиться, но знакомые слова больше не приносили успокоения.
   Однажды движение прекратилось. Стояли долго, и с каждой минутой внутри металлической будки становилось все жарче.
   - Живьем удушить хотят, - пробормотал Селим.
   Он давно уже снял рубашку, но не помогло - по смуглой коже катились градины пота, и дышал ртом, вывалив розовый язык в угол рта. Когда же духота начала спадать, дверь открыли, позволяя покинуть железную душегубку.
   - Ну и вонища, - сказал кто-то. - Варвары...
   - Ужасное состояние... материал поврежден...
   - Проблемы с доставкой...
   Голосов было несколько, но в голове Фомы они сливались в одно жужжание в бело-синих тонах. Периодически из жужжания выползали отдельные слова и даже фразы, но значение их ускользало.
   А вокруг все бело-синее. Или вообще белое, чистое, как первый снег.
   Снег выпадал в ноябре или декабре, тонким-тонким слоем. Если проснуться рано, то можно застать чистый ковер. Это уже потом на нем появляются следы, которые уродуют совершенную белизну, привнося в нее серые или черные пятна.
   Отец-ключник проверял ворота... галки лениво прохаживались по двору, выискивая хлебные корки... послушники таскают дрова и воду для монастырской кухни...
   Фома настолько углубился в воспоминания, что почти не обращал внимания на происходящее вокруг. Только когда одежду отобрали, почувствовал нечто вроде стыда, но вялого, придавленного болью и общим оцепенением. Лучше думать про снег, чем про то, что нагота непристойна.
   Снег холодный. Когда-то давно, очень давно, Фома отламывал длинные, прозрачные сосульки, и грыз их, чтобы не так сильно хотелось есть.
   Выдали одежду - сизые, длинные балахоны. Селим поначалу отказался надевать, но несколько точных ударов - охрана пристально следила за действиями узников - заставила его переменить мнение. И снова потянулись однообразные дни.
   Фома точно запомнил момент, когда очнулся. Он лежал на низкой кровати. Вместо неба белый потолок, слева - зеленая стена, а по тонкой трубочке, прилипшей к его руке, ползли темно-красные капли крови. Кажется, он закричал, поскольку сразу прибежала охрана, а за ней - люди в снежно-белых одеждах. В плечо кольнуло, и Фома провалился в удушающее-нежный, словно тополиный пух, сон.
  
   Сон закончился в камере. Мягике стены и прикрученные к полу кровати. В двери - узкое окошко. А окна наружу нет.
   - День или ночь? - Собственный голос был чужим, хриплым и неприятным.
   - Очнулся.
   Селим был бледен, подавлен и вообще выглядел настолько непривычно, что Фома с трудом узнал его.
   - Где мы?
   - Кандагар. Территория Пятого Улья. А ты вовремя очнулся. - Селим лежал на кровати, уставившись в потолок, на Фому не смотрел и вообще казалось, что разговаривает он сам с собой.
   - Почему?
   - Завтра к матке ведут. Умирать. А одному как-то скучно...
  

Карл.

   Вечер, взбрыкивающий, одичалый, донес-таки до Орлиного гнезда. Хорошо, что вообще отозвался, пусть для контакта и пришлось по степи прогуляться, а заодно и кое-что из запасов использовать.
   А ночь нынче злая. Темное небо в лохмотьях туч, красная рожа полной луны, черные шпили Орлиного гнезда и удивительно мирный на общем фоне желтый свет в окнах. В замке не должно быть света, в замке вообще не должно быть ни следа жизни, однако же...
   Однако же нашелся некто, достаточно смелый, чтобы заблокировать биокод.
   Достаточно сильный, чтобы проломить защиту.
   Достаточно наглый, чтобы не бояться встречи.
   Шаги казались нарочито громкими, но красться к собственному дому Карл не собирался. Он почти дошел, когда дверь открылась, выпуская в ночь слепые лучи электрического света.
   - Здравствуй, Карл, - тот, кто стоял на пороге, не собирался прятаться. - Все-таки ты вернулся.
   - Вернулся. Здравствуй, Марек.
   - Удивлен?
   - Не особо. - Карл остановился. - Я догадался.
   - Когда?
   - Когда услышал о да-ори, который вышел из проклятых земель, а потом пытался вернуться на базу. Из нас четверых только ты знал, что База уцелела.
   - Информацию могли подбросить, - Марек возражал лишь в силу привычки, ну и еще из желания поддержать игру. А выглядит он не так, чтобы очень, волосы взъерошены, рубашка мятая, серая, но не различить, то ли от грязи, то ли исходный цвет такой.
   - Айша и Давид пришли из Аллостаны, я из Сафры, а ты откуда, Марек? Ты никогда не рассказывал, где служил до Катастрофы. А помнишь предупреждение? "Завтра будет горячо"? Оно пришло накануне. Никто, кроме служивших на Полигоне, не мог знать об испытании. И о потенциальной мощности оружия. А может, Катастрофа не случайна? А, Марек? - Карл говорил и постепенно понимал, что правды в его словах гораздо больше, чем хотелось бы. А Марек не стал отрицать.
   - Какая разница, кто виноват. Куда актуальнее другой вопрос: что делать. И чтобы решить его, приглашаю тебя в гости.
   Смешно, когда тебя приглашают погостить в собственном доме. Грустно, когда ты понимаешь, что отклонить предложение не получится. И совсем уж тошно от понимания, что Марек победил...
   - Карл, расслабься, я не собираюсь тебя убивать. Я уверен, что мы найдем общий язык и потому прошу, - Марек указал на дверь, добавив. - Ты не представляешь, сколько всего нам надо обсудить.

Глава 17.

Вальрик.

   Соглашаться на предложение Рубеуса было... неприятно. Не страшно, а именно неприятно. Несправедливо это! Рубеусу подземелья отцов-инквизиторов и пытки, а Вальрику славу победителя нежити? Не хочет он такой славы! И в жизни на нее не согласится.
   А у Рубеуса иное мнение.
   - Ты должен.
   - Кому?
   - Отцу и братьям. Тем, кто погиб, защищая крепость. Тем, кто погиб по пути в Ватикан. Тем, кто еще погибнет, если ты не дойдешь. А без моей помощи ты не дойдешь. Если же дойдешь, то не встретишься с Его Святейшеством.
   - Но... - Вальрик хотел сказать, что принесенные новости обязательно всколыхнут Ватикан, и аудиенция будет предоставлено немедленно, но Рубеус не стал и слушать.
   - В Ватикан со всего света съезжаются сумасшедшие, предрекающие конец света. Каждый второй желает видеть Святого отца, и никого не удивит, что один из сумасшедших раньше был инквизитором... А вот князь, которому удалось пленить вампира - дело другое.
   Все правильно, но легче от этого не становится.
   - Аркан будет у тебя. Его нельзя отнять как и снять с мертвеца. Это обеспечит обоюдную безопасность. Что до остального, то... в свое время меня многому научили, в том числе и... хотя не важно.
   Доводы Рубеуса были правильны и вместе с тем вызывали досаду. Получается, что Вальрик ради того, чтобы выполнить обещание, должен предать, пусть даже это предательство вроде как и не совсем предательство.
   Когда-то, в самом начале пути, Рубеус учил, что человек, наделенный властью, прежде всего отвечает за тех, кто доверил ему эту власть. И принимая решение, он должен думать не о себе, а о других. Вальрик пытался думать о других. Вот, к примеру, будет Морли хорошо, если с бывшим командиром поступят так, как принято поступать с нечистью? Вряд ли. Но почему тогда он молчит? Почему не поможет советом? Или он просто боится советовать, потому как не хочет нести ответственность?
   Власть - это ответственность.
   Но он не хочет отвечать, ни за себя, ни за других. Пусть кто-нибудь еще скажет... прикажет... и вообще почему Рубеус?
   - Почему ты?
   - А кто?
   Действительно, кто? Коннован? Она сидит у костра, рассматривает что-то, Вальрику не видно, что именно, да и в принципе не интересно. Коннован... он привык к тому, что она сильнее, выносливее, быстрее... человека. А если сравнить с Рубеусом? Коннован похожа на девочку-подростка, даже не поняно, откуда силы берутся, а Рубеус - воин и всегда был воином.
   - У нее свой путь.
   - И долг.
   - И долг. - Соглашается Рубеус. - У тебя тоже есть долг. И у меня. Думай, князь, у тебя целый день впереди.
  
   День давно настал, и Вальрик думал. Думал постоянно. Думал, когда наблюдал за степью, думал, когда дремал на дне канавы, думал, когда ходил за водой, но ничего путного в голову не приходило. А когда Вальрик все-таки обратился к Морли за советом, монах сухо ответил:
   - Ты князь. Как скажешь, так и будет. А вообще убираться отсюдова надо и побыстрее, пока эти не пришли.
   - В Боге спасение, - отозвался Нарем. - У Него совета ищи.
   Но Бог не отвечал. А потом пришли сумерки и время, отведенное на раздумье, истекло.
   Что ж, пусть все будет так, как дСлжно!
  

Коннован.

   Ветер охотно откликнулся на зов, усиленный адептором. Потоки горячей энергии ластились, норовя лизнуть в щеку, ухватить прядь волос или забраться под рубашку, но сегодня мне было не до игр. И Яль, обиженный невниманием, долго отказывался понимать, чего же я хочу.
   А я и сама не понимала, чего хочу.
   Во всяком случае совершенно точно не хочу отпускать Меченого в Ватикан. Не хочу возвращаться в Пятно. Не хочу искать Молот Тора.
   А в результате: два часа полета над степью. Горы во мгновенье ока растворяются в темноте, и с ними исчезает сама земля. Под крыльями остается непроглядная чернота ночи, слегка разбавленная призрачным светом звезд. Яль то взбрыкивает, то шепчет на ухо что-то жалобное, то наоборот, начинает успокаивать меня, убеждая, что все будет хорошо...
   Вода в реке кажется такой же черной, как небо над ней. А лунная дорожка узеньким мостиком соединяет противоположные берега.
   Яль улетает - недалеко, он еще должен вернуть меня к Перекрестку - но Южный ветер слишком непоседлив, чтобы долго оставаться на одном месте.
   - Вот и все, - говорит Рубеус, оглядываясь на реку.
   Южный ветер мог бы доставить нас и к Ватикану, но вот желания у меня не было. Если Рубеусу так хочется поскорее сунуть голову в пасть Святого города, пусть сам все и делает.
   - Злишься.
   - Злюсь.
   Я не хочу видеть, как они уходят, и поэтому ухожу первой, правда, недалеко - до реки. Здесь хорошее место, чтобы подумать: белый, теплый еще песок, черная вода, тихое стрекотание сверчков и дрожащий шар луны почти у самых ног.
   Я злюсь.
   - Ты знаешь, что я прав, - Рубеус присел на песок. Надо же, он ходит почти так же бесшумно, как Карл. Он вообще похож на Карла, только мягче, человечнее что ли? Да нет, просто моложе. Через несколько сотен лет он станет точной копией Хранителя. Сотни лет - это бесконечно много даже для меня, но я уже тоскую. Странное ощущение горевать о том, что только должно произойти.
   - Святой престол - единственная реальная сила, единсвенная возможность победить. - Меченый настойчив. - Я должен пойти туда. Вальрик один не справится.
   - Должен.
   - Вальрик будет одним из просителей, которых полно. Нужен веский аргумент, чтобы на него обратили внимание.
   - Например, ты.
   - Например, я. - Соглашается Рубеус. - Река донесет до Новограда, а оттуда уже и до Ватикана доберемся... там меня знают и помнят...
   - Там тебя не станут слушать.
   - Морли...
   - Морли разжалуют, если не хуже. Вальрика посадят. Нарема тоже.
   - Нет. Мы все продумали. Князь оденет на меня Аркан, а Морли подтвердит, что... - Меченый махнул рукой, ему явно не хватало слов, чтобы рассказать про гениальный план. Впрочем, я и без слов поняла. Старый трюк с пленным и конвоирами... Известный, испытанный, но все еще эффективный.
   Есть шанс на удачу, особенно, если сочинят красивую легенду про то, как пленный вампир напал на бедных путников, брат Рубеус одолел нечисть, но был ранен. Или проклят. Или еще что-нибудь. И тогда, понимая, в какое чудовище превращается, велел князю сковать себя Арканом.
   Людям нравятся сказки.
   Вот только слушать их будут не крестьяне из соседнего поселка, а палачи. Сначала четверку разлучат. Потом допросят, с каждым витком допроса увеличивая нажим, пока неприглядная истина не выползет на свет Божий. А дальше?
   Шанс Вальрика - браслет на его руке. Шанс Рубеуса - интерес святош к да-ори. У Морли и Нарема нет и этих крох.
   Безумцы.
   - Я должен, - повторил Рубеус. - Я хочу остаться человеком и, значит, должен.
   - А Морли? Нарем? Что с ними будет, если кто-нибудь докопается до правды?
   - Они понимают. И ты пойми.
   Как ни странно, я поняла. Да-ори не так уж сильно отличаются от людей.
   - А ты веришь Вальрику? Веришь, что он выдержит? Что останется таким, как сейчас? А если не выдержит и отдаст Аркан? Например, обменяет тебя на титул или месть? Что ты будешь делать тогда? Как вообще можно верить людям?
   - Обыкновенно, - просто ответил Рубеус, и у меня закончились аргументы.
   И все-таки они сумасшедшие. И я тоже, если думаю о том, что эта затея не так и безумна, как кажется на первый взгляд.
   - Ты сама-то... поосторожнее. Обещаешь?
   - Обещаю. - Более дурацкого обещания и придумать невозможно, но мне очень хочется пообещать ему хоть что-либо. Например, что за два месяца я найду этот чертов Полигон, вернусь и...
   И Рубеус сделал то, чего я совершенно от него не ожидала.
   Он обнял меня, поцеловал, а потом тихо, так, что даже я с трудом разобрала слова, сказал.
   - Удачи. Мы еще встретимся, клянусь.
   Эта клятва тоже было дурацкой и совершенно неисполнимой. Но мне нужно верить хоть кому-нибудь.

Фома.

   Одежду вернули, чистую, местами чиненную, но оттого втройне более родную, чем эти белые рубахи. А Селим, вместо того, чтобы обрадоваться, сказал, будто это - верный признак того, что их убьют. Дескать, старые вещи отдали, чтоб новые не портить.
   Потом была недолгая поездка в машине, блуждания по узким коридорам, и, наконец, высокая, в два человеческих роста дверь, перед которой стояли на вытяжку два не-человека. Повинуясь знаку сопровождающего, они открыли дверь.
   В лицо плеснуло синим светом.
   Господи, спаси и сохрани.
   Спаси и сохрани.
   Молитва принесла минутное облегчение. Фома открыл глаза и...
   Пещера. Необъятная пещера, границы которой терялись в потоках света. Ровный пол и высокий, сводчатый потолок. Никаких украшений: ни ковров, ни золота, ни тканых гобеленов, только голый, холодный камень. Камень на полу, камень над головой, и груда камней в центре зала.
   - Дьявольские вилы мне в задницу, - пробормотал Селим, и в следующее мгновение груда вздрогнула, подалась вперед и осела на пол грузной тушей. Она была живой и настолько ужасной, что разум отказывался верить в ее существование.
   Королева.
   Матка.
   Душа Улья.
   - Идите вперед человеки. - В спину легонько подтолкнули, и бесплотный голос сопровождающего добавил. - Она желает говорить с вами.
   - Фома, как ты думаешь, если я помолюсь и искренне пообещаю постричься в монахи, Господь спасет нас отсюда?
   - Вряд ли, - еще Фома подумал, что из Селима выйдет отвратительный монах: чересчур языкастый и самоуверенный для божьего слуги. Зато рядом с ним не так страшно.
   - Человеки... - второй тычок был гораздо более ощутим. - Идите, человеки. Она ждет.
   - Пойдем, - Селим взял Фому за руку, - нехорошо заставлять бабу ждать. Тем более королеву.
   Фома ступал, глядя в пол. Он боялся, что, стоит взглянуть на матку, и остатки храбрости покинут его. Пол отполированный, и трещинки узором смотрятся... У Селима сапоги прохудились, сбоку дыра, а на штанине пятно...
   - Остановитесь, - велел голос. - Не сметь пересекать черту. Не сметь шевелится. Смотреть.
   Фома поднял голову и едва не заорал от ужаса. С близкого расстояния Королева выглядела особенно уродливой. Темно-коричневая груда плоти в тонком панцире сухой шкуры. Шкура шевелилась, то мелко вздрагивала, то шла крупными волнами, то оплывала складками, то прямо на глазах трескалась, выставляя на всеобщее обозрение плоть. Некоторое время Фома завороженно наблюдал, как возникшая прямо на глазах трещина заполняется бурой слизью, а слизь застывает, становясь частью шкуры.
   - Она растет... - пробормотал Селим. - Господь милосердный, она же растет...
   Он был прав, неграмотный воин и вчерашний браконьер. Королева росла. Плоть, напирая изнутри, рвала шкуру, а шкура, нарастая, укрывала плоть. Невероятно.
   Еще более невероятным представлялось присутствие людей. Двое мужчин и две женщины сидели у самой границы живой горы, совершенно ее не опасаясь. Фома сперва даже решил, что именно эти четверо управляют Королевой. А почему бы и нет? Управлял же Вальрик вампиром.
   Один из четырех - крупный мужчина со смуглой кожей и тяжелым подбородком - произнес:
   - Человеки ... Двое... Самцы...
   И надежда на спасение угасла: Фома увидел его глаза, в которых не осталось ни капли разума, ни толики души. Не люди управляли Королевой, а Королева управляла людьми.
   - Не бойся, человек, - сказал Первый. - Страх мешает понимать.
   - Скажи, человек, - у них даже голоса не различались, одинаково-равнодушные, лишенные эмоций и жизни. - Почему ты сопротивляешься?
   Фома чувствовал, что обращаются к нему. Откуда? Он не знал, просто понял - спрашивают его и лучше ответить. Он даже открыл рот, чтобы ответить, но получил болезненный пинок от Селима.
   - Молчи, монах, что бы ни случилось, молчи.
   - Он сопротивляется, - Печально сказал Третий. Или Третья. Девушка, почти еще дитя, с хрупким, угловатым телом и длинными темными волосами.
   - Сопротивляется.
   - Плохо.
   - Да, да, очень плохо.
   Они беседовали с собой, а Фому со страху мутило. Сейчас их убьют, потому что Селим не желает отвечать на вопросы. Селим воин, ему суждено погибнуть. Каждый, кто становится на путь воина рано или поздно погибает. Но Фома не воин. Фома - послушник, он даже не монах. Он не присягал на верность, значит, и клятву не нарушит. Господь видит, что не в силах человеческих противиться воле Королевы.
   - Второй легче.
   - Второй мягче.
   - Он послушен и готов...
   - Да, да, да... Верно...
   - Убрать помеху...
   Голоса затихли, а потом случилось что-то непонятное. Селим, храбрый до безумия Селим, шагнул навстречу Королеве.
   - Ближе, - Сказал Первый.
   - Еще ближе.
   - Не надо сопротивляться, человек.
   - Подчинись и боль уйдет.
   Селим шел. Медленно, сражаясь за каждый шаг, один раз ему даже удалось отступить и обернуться. Хотел что-то сказать, открыл рот и закашлялся кровью. Бурое хлынуло из носа и ушей, и Селим начал оседать на пол. А живая гора, содрогнувшись, подалась вперед и накрыла Селима дрожащей плотью, вбирая в свежую трещину. Минута и трещина поросла коричневой коркой, а по залу прокатилась темно-золотая волна удовольствия.
   Еще одна трещина и крайний из четверки - худой мужчина с крупными чертами лица и шрамом на груди - исчез. Цвет второй волны был ярче, насыщеннее, будто мед на пол разлили.
   - Умеет разговаривать, - заметила девушка.
   - Умеет чувствовать, - поддержала ее вторая.
   - Редкий дар.
   - Использовать?
   - Использовать. Хочу.
   Медовая аура удовольствия потемнела, вытянулась щупальцами-паутинками и подалась вперед. Фома хотел отступить, хотел убежать, но... тело больше не слушалось его. Руки, ноги, серце и то замерло, подавленное чужой волей.
   - Не бойся человек.
   Щупальца коснулись головы. Холодные... нет, горячие, обжигающе горячие. Будто раскаленный металл на кожу падает... проникает внутрь. Страх сводит с ума, страх причиняет боль, вызывает слезы, а вместо этого Фома улыбается.
   Странно. Он словно бы видит себя со стороны и... изнутри? Вот сжимается сердце. Предсердия-желудочки-покой-предсердия-желудочки-покой. Кровь течет. Растягиваются серо-розовые мешки легких. Свет, пробиваясь сквозь роговицу, раздражает нервные волокна и сигнал идет в мозг...
   Фома многое знает, но не уверен, какие из этих знаний... воспоминаний... образов принадлежат ему.
   Тело делает шаг к коричневой горе.
   Королева. Фома должен защищать Королеву. Фома должен радовать Королеву своими воспоминаниями. Фома должен любить Королеву, потому что она - его мир.
   Вселенная.
   - Очень интересно, - сказала Королева голосом левой самки. - Информация требует тщательного анализа.
   - Коэффициент достоверности высок, - кажется, это сказал сам Фома, впрочем, личность говорящего является частью Королевы-Вселенной, а по сему не имеет значения.
   - Молот не уничтожен...
   - Искать.
   - Экспедиция... орагнизовать... дальнейшая экспансия ...
   - Опередить да-ори...
   - Да, да, да!
   Волна удовольствия захлестнула разум и смыла последние из воспоминаний. Личность, идентифицирующая себя с звукокодом "Фома", была окончательно интегрирована в структуру Королевы.
  

Карл.

   Орлиное гнездо поменяло хозяина, но само не изменилось. Все те же ковры, гобелены, игра светотени в нефах и арках, полураскрытые пилястры колонн и серебристые трубы органа сталактитовыми наплывами на дальней стене.
   - Садись, садись, что ты как не дома.
   Карл кивнул, давая понять, что шутку оценил. И сел, раз уж предложили, заняв любимое кресло.
   - Разговор будет долгим и не слишком приятным. - Марек, пользуясь правом хозяина, наполнил два бокала густым, темным вином. - Угощайся, ничто так не согревает кровь, как добрая мадера. Но ты за годы странствий, верно, поотвык от хороших напитков.
   Карл молча принял бокал. Ему больше по вкусу светлые, легкие вина, а мадера настолько явственно отдавала кровью, что пить ее было почти невозможно.
   - Так с чего начать? С катастрофы? Или с моей службы на Полигоне? Спецназначение и специнформация, которая очень мне не понравилась. Молот Тора как шанс прекратить войну. В ней нет смысла, если твой противник нажатием кнопки способен уничтожить любую из твоих военных баз, не говоря уже о городах или войске как таковом...
   Первый, первый, я Гнездо...
   Ветер воет, мороз вгрызается в землю. Костенеет рядом кто-то важный, важнее, чем ты сам. Тепла не хватит на двоих.
   А времени на пятерых. До рассвета считанные минуты.
   Черная смерть идет по городу, вцепившись в лохмотья нищего. Она уже сидит на плечах его, скалится и лыбится, пальцем грозит, предупреждая...
   ...счет на часы... счет на тысячи... счет не имеет смысла - важна лишь победа.
   Гнездо, гнездо, я первый!
   - Да подобный расклад гарантировал некоторую стабильность миру, нопри этом наше с тобой, Карл, существование становилось... неоправданным. Ты же понимаешь, что очень скоро после подписания мира поступил бы приказ о "сокращении численности".
   - И ты воспользовался шансом.
   Обвинение? Нет. Люди сами виноваты. Просто знание, элемент в картину исчезнувшего мира.
   - Хотел. И почти успел. Каких-то пять минут и... установку запустили, а откат невозможен. Она завязана на сенсора. У Молота - живое ядро, и когда я дошел до центра, ядро агонизировало. Я хотел отключить, но... Помню удар, волну, которая прошла сквозь меня и все. Конец. Полная отключка. Я выбирался с Полигона на полуавтомате. Долго выбирался. Шел, шел и шел, чтобы в сотый раз выйти к зеленым воротам. Не поверишь, они до сих пор мне снятся. Перекошенные, повисшие на одной петле, с гербом Британо-Российской Империи. А однажды очнулся и увидел дверь. За нею уже нормальный мир, вернее относительно нормальный. Ну дальше ты знаешь... Ветра... Сила... Замки. Все шло почти хорошо.
   - Тогда зачем ты вернулся? Ты ведь возвращался на полигон?
   - Пытался, - поправил Марек. - Аномалия - это Аномалия, там все иначе. Вождь сказал, что воспользоваться Молотом способен лишь сенсор. И что Молот охраняют. Кто - понятия не имею, мой поход - разведка. И результаты она дала. Сколько ты отсутствовал?
   Переход был неожиданен, но Карл ответил:
   - Недели четыре.
   - Четыре недели? То есть, в индивидуальном восприятии для тебя прошло всего-навсего четыре недели?
   - Да. - Карл начал понимать, куда клонит его собеседник, но догадка ему не понравилась. Очень не понравилась. Но он должен был знать правду, поэтому спросил: - Сколько?
   - Сто сорок три года. Плюс пару месяцев.
   - Твою мать...
   Марек оскалился в улыбке, клыки у него тонкие, а губы узкие, бледные. И вообще вид нездоровый. А замок мертв. Где люди? Где прислуга? И Айша? Что с ней? Что вообще с этим долбанным миром?
   - Извини, но тогда идея показалась мне интересной. Напади я напрямую, войны не избежать. А так ты исчезаешь, равновесие в Совете рушится, но этого никто не замечает, ведь есть проблема более насущная - Кандагар.
   Давид увлекся войной, Айша интригами. И удары они пропустили.
   Марек, сидя в кресле, играет когтями. Не торопится продолжать разговор, ждет вопросов, но не дождавшись, все же рассказывает.
   - Айша скучала по тебе. Потребовала объяснений. Она слишком увлеклась интригами и постельными играми... прости.
   Простить? Небрежное слово, усмешка, бокал в руке, белые пальцы на темно-красном винном фоне. Айша любила контрасты, черное и белое. Тот сон не был сном.
   Плохо не приходить, когда тебя ждут. А он не пришел и Айша умерла.
   Улыбаться, не показывать, что больно, вглубь, к обидам, к ненависти, к мести... не сейчас. Время не имеет значения, время осталось в черно-белом сновидении, похожем на фото в стиле ретро.
   В пару к нему был и другой сон. Глядишь, он тоже исполнится. Нужно только постараться.
   - Кстати, мне почти удалось воплотить нашу с тобой идею в жизнь. На самом деле все оказалось просто. Люди сами хотели сотрудничать. Помнишь мальчишку, который помог наладить контакт? Он выжил, а я посадил его на престол. С тех пор мы тесно сотрудничаем с Ватиканом.
   - И зачем здесь я?
   - Затем, что Кандагар оказался куда более серьезным противником, чем предполагалось. В последнее время Ульи оживились, а нынешний Святой князь начал забывать о том, кто помог его предку. Люди думают, будто достаточно сильны, чтобы поиграть в самостоятельность, а Кандагар только и ждет, когда мы окончательно разругаемся. Войны не миновать, а на войне любой боец важен, а ты, Карл, помнится, был неплохим биохимиком.
   - А молот Тора?
   - Забудь. - Марек нервно забарабанил пальцами по подлокотнику. - Теперь его точно не найти. Я затер следы.
   Не Безымянным ли ветром?
   - ...и потерял на этом валири.
   - А у тебя появился валири? - Карл поставил бокал на стол. Руки не дрожали. Хорошо. Спокойнее надо быть, пусть говорит. Коннован жаль: искать несуществующее оружие. Но войны без потерь не бывает.
   - Появился. Тот самый мальчишка, о котором я уже упоминал. Кстати, быть да-ори ему нравилось больше, чем Святым Князем.
   - Быть Хранителем мне нравится больше, чем собакой на цепи, - Айша гладит голую шею. - Смотри, теперь я буду носить жемчуга, а не ошейники...
   - Итак, ты со мной?
   А вот и вопрос, ради которого все затевалось.
   - В качестве кого?
   - В качестве вице-Диктатора.
   Отказаться и умереть? Этот путь лишен смысла. Согласиться? Выжить и потянуть время? Порой вице-диктаторы становятся просто диктаторами. Или получают шанс убить врага...
   В полуразрушенном дворике со стеной и башней-клыком. Тот сон достаточно реален, чтобы ему поверить.
   - Я согласен.
   - Вот и славно. - Марек натужно рассмеялся. - Я знал, что ты достаточно разумен... надеюсь, ты не собираешься играть против меня?
   - Конечно, нет. - Карл позволил себе улыбнуться в ответ. - Твое здоровье!
   А мадера ему все-таки не нравится, густая, вязкая и воняет кровью.

Вместо эпилога.

Вальрик.

   Замок показался на третьи сутки. Темные стены, круглые башни и массивное кольцо сторожевого вала.
   - Добрались. - Пробормотал Морли, и в голосе его не было радости. - Ну что, командир, может, передумаешь?
   Вальрик был благодарен за предложение. Он сам хотел сказать что-то подобное, но побоялся оскорбить Рубеуса.
   - Нет.
   - Ну... тогда... - Морли беспомощно обернулся на князя, то ли поддержки ждал, то ли приказа, а Вальрик в очередной раз не знал, чего приказать. Вернее, знал: все было оговорено заранее, вот только язык не поворачивался сказать такое. И вместо команды получилось невнятное.
   - Оружие бы...
   Рубеус молча отдал и палаш, и пистолеты, и даже нож, который, по мнению Вальрика, оружием не являлся.
   Аркан моментально откликнулся на зов. Кажется, эта вещь, это существо, жило ожиданием момента. Обрадовалось, когда хозяин вспомнил, доверил, и готово было служить, доказывать собачью верность и собачью суть.
   Рубеус, прикоснувшись к ошейнику, заметил.
   - Я больше ее не слышу.
   - Кого?
   - Коннован. И Ветров тоже. Будто снова стал человеком. Никогда не думал, что быть человеком настолько неприятно.
   - Еще можно вернуться.
   Но Рубеус бодро зашагал по направлению к замку, и Вальрик, испытывая необъяснимое раздражение - Аркан нашептывал, что подобное проявление самостоятельности должно быть наказано - поспешил следом.
   Он не станет слушать преданный, собачий голос Аркана. Никогда не станет.
  

Коннован.

   Передо мной снова расстилалась серебристо-серая, будто подернутая инеем, степь. Высокая трава несмотря на отсутствие ветра шелестела, вздрагивая крупными волнами, и в этом движении мне чудилось проявление разума.
   Глупость, трава по определению не способна быть разумной. Хотя... от Пятна можно ждать чего угодно.
   На то, чтобы найти Полигон и активировать Молот Тора у меня пятьдесят семь дней... Нужно торопиться, и преодолев отвращение, я ступила в злое серебряное море. Пахло сухим сеном, ромашкой и еще чем-то непонятным, неприятным, но вполне соответствующим месту.
   Я закрыла глаза, привыкая к запаху и месту, а, открыв, увидела дверь.
   Аккуратную деревянную дверь с желтой латунной ручкой и квадратной табличкой-предупреждением.
   "Осторожно, злая собака".
   Я постучала по дереву, убеждаясь в реальности двери, и нажала на ручку. А, собственно, говоря, почему бы и нет?
  
  
Оценка: 7.76*13  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"